— Сережа, я ведь хочу, чтобы у тебя было все хорошо.

— Ты переигрываешь, мама. Но спасибо, я все ценю. Так что? Условия принимают? Я им нужен или уже, — хихикаю, — не комильфо?

— Безусловно. Все очень рады.

— Без аттестации, гражданский, вольный найм.

— Да-да. Как договорились! Отец хотел бы…

Сбрасываю звонок и вдавливаю пальцем до разводов сенсорный дисплей смартфона:

«Похоже, великолепные Смирновы своего все-таки добились!».

На протяжении нескольких часов с периодичностью один или два раза в тридцать-сорок минут я проклацываю скоростным набором Женьку:

«Я не доступна… Извини Сергей!»,

«Вне зоны доступа… Все та же блажь, пока не отошла, любимый!»,

«Отстань, пожалуйста… Ты прав, я мразь…».

Да будь ты проклята, чикуита!

Ну вот и все! Мой типа день окончен! Полночь, первый час, и новая жизненная система гребаного отсчета. Аплодисменты, похвала, тосты, смех друзей и родственников, а чика сладко спит в Гаване и между нами все однозначно кончено!

«Мария, я хотел бы поговорить с Евгенией, если это возможно. Она так и не перезвонила! — М-м-м, Сережа! — Мария! Прошу прощения, но… — Сергей, у нее раскалывается голова, она так и не проснулась. Маленькая температура и горло красное… — Это летаргия или долбаное воспаление хитрости? Вы ведь взрослый человек! — Я все ей передам, пожалуйста, не волнуйтесь. — У меня ведь день рождения, я подумал… — Мне очень жаль. Господи! — Может быть у нее неврологические проблемы? Почему она все время спит. Я не понимаю… — Сережа, Вы меня простите, пожалуйста, но мы собрались ужинать, я вынуждена попрощаться. Поздравляем Вас! С днем рождения! — Да-да, да-да. Спасибо! — Перезвоните позже… — Угу!».

На этом, по-видимому, все! Карета — тыква, кучер сдох, а я с поникшей головой иду на свежесрубленную «гильотину»!

— Сережа? — она одной рукой, оглаживает мое колено, как у телочки ветеринар прощупывает только зарождающееся вымя, а второй прочесывает грудь, сминает ткань рубашки и иногда щекочет мочку уха.

— М? — сижу на мягком кресле в накуренной гримерке ночного клуба с дебильно-отрешенным видом. — Что, детка? Что ты хочешь?

— Какой подарок, Серый?

Серый, Серый, Серый… М-м-м! Я в раю!

— То есть? — перевожу свой мутный взгляд на ее лицо. — Подарок? Мне ничего не надо. Все есть.

Счастье только где-то заблудилось…

— Так не бывает. Поэтому быстро говори, что с меня? У тебя сегодня повод, права и привилегии, а у меня желание, и стопудовая уверенность, что ты, мой господин, достоин только лучшего.

— Да ничего не надо, чика, — шепчу. — Вернись ко мне и все.

— Чика? Что это все означает? И потом, — останавливает круговые пошлые движения. — «вернись ко мне»? Сергей, ты что? Я ведь здесь, с тобой… Голова болит? Ты устал?

Твою мать! Оговорился! Я забылся! Крутится херня в мозгах, теперь вряд ли быстро речь съедет с накатанных годичных рельсов.

— Не обращай внимания. Перестань, — снимаю ее руку со своего бедра, намеревающуюся взять меня за яйца. — Этого точно не надо. Тем более что у меня есть женщина и я не свободен.

— Хранишь ей верность, СМС? А где она? Почему не здесь? У тебя ведь день рождения? — оглядывается вокруг себя. — Ау! Где же ты фантомная баба Смирнова Сергея?

— То есть? Ты чего? — ухмыляюсь. — Я встречаюсь с реальной женщиной и у нас с ней серьезные отношения. А ты… Ты перестань! Я ни хрена не понял, если честно. Ну, будь добра, раскрыла рот, так просвети меня!

— Если откровенно, то я рот не для этого открыла, Серый.

— Обойдусь.

— Я быстро.

— Я сказал: «НЕТ»! Что за бред? Ты предлагаешь отсосать, зная, что у меня…

— Я не моралистка, Серый. И тебе об этом все давно и прекрасно известно. Мне много лет.

— Хм! Это даже интересно!

— Почти сорок.

— Да ты пенсионерка, — оттягиваю ей нижнюю губу, а она пошире открывает рот и языком касается кончика моего большого пальца.

Больно! Как ожог!

— Отсосать? Я ведь хочу — люблю брать в рот и доминировать. Вы, мужики, с членом в женском рту такие слабые, несчастные, словно ждущие кость мелкие собачки. Чихуахуа, как вариант! Ну так что? Такой подарок подойдет моему Сереже?

— Не стоит, тем более что мы недоговорили. Я потребовал объяснений, а ты закладываешь в мои уши сочный минет. «Сережа» растерялся, чика.

— Чика? Чика! Чика! — хихикает и трогает себя за воротник. — Тут очень жарко, Серж! Можно снять свитер?

Поджимаю губы и разрешающе киваю.

— Валяй!

— Поправь меня, пожалуйста, если окажусь вдруг не права. В данный момент у тебя как будто есть женщина, от которой, опять же, по твоим словам, ты никак не можешь освободиться.

— Нет-нет, у тебя неправильная интерпретация. Я абсолютно не хочу на волю. Скорее, наоборот, желаю страстно подсесть на ее поводок так, чтобы поджимались вверх передние конечности. Знаешь, такой пес-урод, ходячий на задних кривых лапах. Пусть хозяйка тянет, душит и…

— Ты мазохист, Серега? — распахивает глаза и трогает свою грудь, затянутую в безумно красный лифчик.

— Да нет вроде. Такое, блядь, не практикую.

— Тебе нравится? — проводит пальцем по блестящей ложбинке.

Не знаю, если честно! Она взмокла, как придушенная мышь, и я однозначно чую мускусный запах кисло-сладкого женского пота.

— Все, как у всех.

Женька, Женька… Отворачиваюсь в сторону, пытаясь протолкнуть стоящий в горле корм и вспомнить грудь своей кубинки.

— Могу отхлестать! — подмигивает и облизывает губы. — Тебе ведь хочется попробовать со мной, но надуманная типа верность держит твой член в ее ручных оковах. У тебя там пояс верности, дружок? Есть специалисты, которые вскроют любой замок…

— Ох, твою мать, до меня дошло! Ты тупо предлагаешь потрахать твою пенсионерскую дырку?

— Чего-чего?

— Что ты хочешь? Ты мадам, госпожа, просто шлюха. А?

— Ой, да перестань, СМС. Тебя прям не узнать! Святой, но грешник. Я ведь все читаю по твоим глазам и все прекрасно слышу. Есть женщина! И что? У тебя, как у озабоченного, глаза блестят, словно ты под наркотическим кайфом.

— Давай-ка смоделируем ситуацию? Готова?

— Вполне, — теперь она массирует мне член, слегка сжимая. — Моделируй, а потом обменяемся подарками.

— Я могу отъеб.ть тебя, но это…

— Ну, наконец-то, пошла жара и вот я узнаю словечки похотливого Сережи. Еще? — она обхватывает меня за шею и пытается поцеловать.

— Но это просто физика, Снежана, — упираюсь и руками попадаю ей на грудь.

Упруго, но противно!

— Что-что? — немного отстраняется, но взглядом по-прежнему насилует меня. — Лифчик снять?

— Не утруждайся.

Она немного перемещается и задирает ногу, чтобы сесть сверху, лицом ко мне, как на коня.

— Просто движения внутри тебя, не более — туда-сюда, пока не кончишь, как животное, как безмозглая скотина. Тварь! Это не смущает?

— И что? А тебя?

Не знаю, но…

— Она ведь даже не узнает, а ты расслабишься и перестанешь философию вслух вещать. Пацаны смеются, если честно…

Смотрю на ее двигающиеся губы. Вперед-назад, вверх-вниз, немного растянулись — словно у нее кишечный спазм, а низменное бабское нутро пошлые и грубые слова, как каловые массы, наружу исторгает. Она без конца облизывается и трогает себя, затем спускается длиннющими пальцами за пояс своих брюк и начинает на моем паху с небольшим размахом ерзать.

— Я думаю…

— Сейчас не стоит, — шепчет мне в лицо и очень тихо в губы произносит. — С днем рождения, Сережа! С днем рождения, малыш!

Снежана двигается, а я, как вещь безмолвная полулежу, смотрю куда-то вдаль, на грязно-зеленую противоположную стену с дверным разверзнутым проемом. И вижу там… Ее? Ее!

Высокую темноволосую фигуру с маленькой кондитерской коробкой, перевязанной голубой лентой. Красивое лицо, тонко вычерченные брови, грустные коричневые глаза, скульптурный алый рот, вышептывающий сучье имя:

— Сережа… Сережа…

— Тебе хорошо, малыш? Еще, еще, еще… Хочу тебя внутри… Ну же… Сахарок, хочу тебя попробовать. Сереженька!