Только вот, когда?

Смирнова громко выдыхает и снова начинает на меня идти, в два раза увеличив скорость приближения.

— Замечательно. Поздравляю, Женя, поздравляю. Очень рада за вас.

— Спасибо.

Мать раскрывает руки и опять пытается меня обнять. Ну что поделать? Разрешаю.

— Женя, пожалуйста, ты можешь мне довериться, — шепчет в ухо. — Слышишь, девочка?

— Да, — губами еле-еле шевелю.

— Что произошло? Расскажи и всем сразу полегчает. Прошу тебя.

«Ты спал с ней? — Всего один раз, после гибели Антона. — А зачем, Сережа? Как ты на это согласился, как вообще смог? Она ведь оболгала тебя, фактически на весь этот непрекращающийся ужас обрекла. — Нет-нет. Катя не была такой. — Теперь ты защищаешь эту женщину? — Нет. Просто в тот момент я тоже был виноват. — То есть? — Был страшно пьян, Жень, а она, красивая и тогда желанная, приперлась к взбудораженному мужику, которому светил противный срок в колонии общего режима. — Ты наказал ее, переспав? — Понимай, как хочешь. Но я ни в чем себе не отказал. Наверное, полагал, что раз меня такой сволочью считают, то почему бы ей в самом деле не стать? — Ты подстраиваешься под мнения людей, Сережа? Хочешь угодить, стать кротким, послушным, безотказным. Так заводишь любимых и друзей? Тебе сказали, а ты под козырек? На это вас в этом институте аттестуют? Но твой отец совершенно не такой. А ты? Например, я урод! Так почему бы не раскроить себе лицо? Я кобель! Пожалуй, перетрахаю всех соглашающихся на это баб? Я убийца! Почему бы… — Наверное. Но после всего, что между нами в той кровати произошло, я стал обвинять ее в том, что именно она соблазнила, предложила… Я выгнал ее, предварительно грубо обозвав… Опустил… Наверное, сделал из женщины мегеру. Мы жутко поругались. Кажется, о таком говорят — вырывали с корнем волосы, словами уничтожали, вспоминали все, что было и чему уже не суждено было случиться. Вот так друг „рассорил“ нас. — Все так, но… Ты ведь взял ее! — Жень… — Помнишь, про „всегда виноваты оба“. Так ты мне совсем недавно говорил? — Не знаю, что сказать, чика. — И не надо. Что было, то прошло! — Спасибо… — Почему сейчас ты врешь, Сережа? Ты сказал, что никогда не был с ней. Я поверила и успокоилась, а оказывается… — Хотел соответствовать тому образу, который ты, возможно, уже нарисовала себе. Положительный, хороший… — Соответствовать? — Ну, чтобы заслужить тебя. — Ты плохо слушал, Сергей. Наверное, я некорректно донесла. — Помню-помню, что „любовь не заслуживают“, но, Женька, ты ведь чистая, добропорядочная, справедливая… Девственная! А я… — Очень устала. Поедем домой. — Наверное, не стоит. Надо выйти и поддержать мать. Видимо, Катя оказалась еще той стервой… — Сергей, она потеряла своего единственного ребенка. Он навсегда ушел. Понимаешь? Не вернется. Но она, как мать, не перестанет ждать. Как ты можешь? — Не выводи мне тут пробивающие на жалость нотации, чика. Мы ей внука соорудили. — Считаешь, что так откупился? — Мать заслужила, чтобы ее любимая подруга вышла и хотя бы выжала из себя скупое „спасибо“. — Ты не прав, Сергей! Мне очень жаль… — Обойдусь. Надень кольцо и не смей его снимать, Евгения. Мы поженимся и ничто… — Не уверена… — Я уверен! Попробуй только отказать. — Угрожаешь? — Предупреждаю, Женька. Не отпущу тебя. Никогда. Никогда… — Это мания? Психическое заболевание? — ДА! А Я МАНЬЯК!».

— Все хорошо, Антонина Николаевна. Ничего не произошло, — слабо улыбаюсь и посматриваю на закрытую дверь. — Мы просто, видимо, не ожидали, что у вас в гостях будут эти люди.

— Это встреча на нейтральной полосе, Женя. Так произошло, тут ничего не поделать. Но я очень рада за бывшую подругу, что у нее такой прекрасный уже взрослый внучок. Есть небольшая схожесть с крестником, даже в разговоре. Надеюсь, что ее сердечко успокоится и она вернется к мужу, в свою семью, к этому ребенку. Мальчишка просто прелесть… Я очень люблю детей, Евгения. А внуки — это всегда лакомая конфетка для «Смирновой». Запомни, девочка. Здесь, в этом доме всегда царит любовь к детишкам, кто бы что бы о непростых характерах «Тони и Максима» не говорил. Все это наше уверенное продолжение со Смирным… Господи! Это наша с ним любовь копируется сначала в сыновьях, а затем в малышках… Кто же, кто же у тебя? Ты кого хочешь, а кого Сергей? О ком мечтаешь, что себе представляешь?

— Он хочет сына, — на автомате отвечаю.

— А ты?

— Девочку, наверное.

Назло Сереже? Нет-нет. Просто все эти наряды, прически, украшения, разговоры по душам… С девочкой намного проще. Как Сергей все время повторяет:

«А что на это все сказала бы твоя/моя мать?».

— Я хотела бы…

— Да-да? — она берет меня за руку и прикасается к кольцу на моем принудительно закованном пальце. — Это ведь Сережа?

Не отвечаю, но несколько раз моргнув и скинув слезы, все ей без слов убедительно подтверждаю.

— Очень тонкое, Женечка, как и твоя рука. Тебе идет.

— Спасибо, — бережно вытягиваю пальцы, а затем вдруг перехватываю инициативу и зажимаю ее ладонь в своей руке. — Могу кое-что у Вас спросить?

— Безусловно. Слушаю тебя…

«Как закрыли твое дело, Сережа? — У-у-у… — Ты все еще под следствием? Ответь на этот вопрос. Не виляй! Я хотела бы знать. Какие еще сюрпризы ожидают нас? — Они забрали заявление. — То есть? Совсем? — Да. Наверное, пришли и сказали, что погорячились. — Это шутка? После того, что ты мне рассказал? Такие мероприятия, издевательства, эмоциональные пытки и унижения… — Откуда мне знать, в каких объяснениях они там рассыпались, чикуита? Мне сообщили, что дело прекращено. Все! По этому случаю я тоже, как водится, нажрался. Что ты смотришь? Я был совершеннолетний. Хватит меня осуждать! Противно…».

— Это ведь Вы помогли своему сыну, Тоня?

Выходит? Выходит? Выходит! У меня получилось назвать ее по имени, а она широко улыбается и, по-моему, становится более восприимчивой, покладистой, открытой к диалогу и ответам на интересующие меня вопросы, на которые Сергей только хищником за мной следит.

— Жень…

— Как? Как Вам удалось убедить безутешных и требующих сурового наказания родителей забрать заявление?

— Я на многое пойду ради мальчиков.

Звучит, как угроза? То есть…

«Ты моя жена, Рейес! Моя жена! — Хочу еще подумать. Не дави на меня, Сережа. Больно! Ты выкручиваешь мне пальцы. — Надень это чертово кольцо. Все! Только об этом прошу. Потом думать будешь, когда привыкнешь к золотому грузу на безымянном пальце… — Отпусти, отпусти, отпусти меня… — Р-р-р-р! Да что ж ты за стерва такая? — Гад! — Ну! Ударь меня… — И я даю ему пощечину у всех на глазах. Мать вырывается из лап своего мужа и подбегает к моей двери. — Выпусти меня, Сережа. Твоя мама предусмотрительно своим телом заблокировала дверь, мне точно не сбежать. — Чика, я прошу тебя…».

— Я своеобразно напомнила Кате о том, что я тоже мать.

— И?

— Попадешь в наше царство, узнаешь. Узнаешь, что испытывает женщина, когда ее ребенок страдает, как она себя ощущает, когда у него ничего не выходит, каково ей, когда любимый сынок или доченька собственными руками закапывает себя… Это нужно испытать! Но не дай бог, Женя. Не дай бог!

— Вы…

— Я выкупила свободу своего сына.

— Вы…

— Заплатила ей. Что такого? Егор ничего об этом не знал, не знает и никогда не узнает. Никто, никогда, ни при каких условиях! Никто! Слышно? Доходчиво? Мой муж, Сергей, Алексей… Не стану ничего говорить! Ты и я, это исключительно, приватно, однозначно между нами. Угу? Запомни, все-все буду отрицать. У меня есть колоссальный житейский опыт, не смотри на мой возраст, фигуру и располагающую улыбку. За свою семью, Женя, я с легкостью любого… Придушу…

«Хотел продать дом, Женя. — Зачем? — Родители точно откупились от Петровых. Уверен! Понимаешь? Не могу доказать, все молчат, как будто в рот воды набрали. Отнекиваются. Лешка убеждает в обратном, батя просит ерунды не городить, мать только улыбается, ХельСми вообще не при делах. Думаю, что она вообще не в курсе. Смирняга рот ей поцелуем закрывает и детей струг… — Зачем дом продавать? — Отдать им долг. — Сережа… — Знаю, знаю. Спускал все заработанные деньги на содержание Кати и ее сынка, себе оставлял, копил, где-то даже шиковал. Но… Им я свободой обязан, поэтому… — Этот дом? Дом, в котором мы были столько раз близки, там, где зародился наш ребенок… — Это сентиментальная херня, чикуита. У меня неоплатный долг перед ними. Петров не взял, значит, положу на счет Смирновых. — Ты ведь сам Смирнов! — Больной! Ущербный… Не такой… — Какая разница? Я люблю тебя!»