«Тебе привет от мамы! — А исправления в работе она случайно не передала? — Скажем ей о том, что ждем ребенка? — С чего бы! Тем более Антонина Николаевна не обрадуется… Глупая кубинская гусыня и ее умнейший сын! — Ты совсем не знаешь мою мать, чикуита. — Отчего же! Прекрасно знаю! Она сношала меня при каждой встрече и говорила, слава богу, не словами, как я безнадежно глупа…».

— Обязательно, — и прикрывая микрофон, шепчу девчонке. — Мать сильно беспокоится за тебя. Что сказать? Она передает тебе большущий привет. М?

Женька резко тормозит передо мной, смущенно прячет взгляд, краснеет, покручивает пальцы, а затем под нос негромко выдает:

— Мне очень приятно, Сережа. Спасибо большое. Я тоже, — заикаясь, неуверенно продолжает, — передаю ей привет.

Убираю руку и уверенно произношу:

— Тебе привет от Жени.

Мать, кажется, захлебывается от счастья — я слышу, как она смеется и звонко благодарит.

— У меня занятия сейчас, сынок, поэтому я вынуждена откланяться. Позвонила просто для того, чтобы тебя предупредить, но, как оказалось, ты и сам прекрасно в нужном курсе. Я очень рада, что у вас с Женей как будто все хорошо, — на секунду замолкает, а потом заканчивает так. — Не ругайтесь, дети. Очень вас прошу…

Она там что, по-моему, от счастья плачет?

— Мам, все в порядке? Ты чего?

— Угу-угу. Нервы, Сережа. Мне пора. Пока-пока.

Отключаю вызов, прокручиваю в руках увесистый мобильный брата, затем откладываю его на стол и двигаю к центру, подальше от опасного, манящего на неуправляемый свободный полет, скошенного края.

— Жень? — говорю в суетящуюся передо мной в поисках провизии женскую спину.

— Да-да, — не оборачиваясь, отвечает.

— Какие у тебя проблемы с малышом? Ответь только на этот вопрос. И все. Клянусь. Больше ни о чем спрашивать в рамках беременной темы не буду. Слышишь?

— Угу-угу.

И? И? И? Я ведь жду. Сколько? Три, четыре, пять минут? Какой-то блиц-опрос с утяжеленными дополнительными условиями? Что тут такого? Я веду себя похабно? Спросил о личном, чересчур интимном? Грубо прозвучал? Возможно, некорректно? Нагло или бесцеремонно? Есть оправдание на сейчас! Я чересчур волнуюсь, черт бы ее побрал.

Что должен чувствовать мужчина, женщина которого в очень интересном положении? Приятное волнение или неотвратимую беду? Одно из двух — тут вне всяческих сомнений.

— Это важно для меня, Женя. Ты не забыла…

— Сейчас уже никаких, Сергей. Все нормально, по сроку и в рамках моей конституции, — смотрит с улыбкой на меня.

Час от часу не легче? А это что еще означает? Нормально, но с оговорками! Может быть, нам не стоит с ней иметь детей?

— Он ведь здоров? — я должен быть спокоен, но не выходит, и да — я определенно завожусь. — Есть патологии, угроза для тебя? Что с ним? Я прошу тебя, не мучай. Быстро, резко, без сюсюканья. Сказала и отвела беду.

Она увиливает от ответа и, плавая по воздуху, пространственно фланирует по кухне — наклоняется, приседает, вытягивает утварь, ищет сахар, соль, специи, покачивая бедрами и напевая хрень под нос, направляется к холодильнику:

— Картошка с грибами, ветчина и тосты? Согласен? Или слишком легкий завтрак?

— Что-что?

Я разговариваю с женским задом, торчащим из морозильной кладовой. Прекрасно! Пока Женька возится с продуктами, я мягким шагом подбираюсь к ее незащищенным тыловым краям.

— Пожалуйста, — шепчу и, видимо, ее пугаю. — Женя! Женя! Женя!

Она подпрыгивает на месте, а потом хватается за бок, быстро поворачивается и зло подкатывает укрытые адской тьмой глаза.

— Врач настоятельно не рекомендовал полеты на том сроке, на котором я собралась назад. Услышал? Все! — смеется. — Поэтому я задержалась. Сереж, — укладывает мягко руку мне на грудь и напирает, стараясь убрать со своего пути ненужный атрибут, — с ним все в порядке. Сто процентов! Витамины, режим дня, осмотр у врача. Все-все выполняю, не виляю. Честно-честно.

— Зачем так испытывала мое терпение именно сегодня, а конкретнее — сейчас? М? Ответь, что за игры? — пытаюсь Женьку напугать, но, по-видимому, все-таки смешно выплескиваю типа негативную энергию.

— У меня проблемы с разговорами на эту тему — стесняюсь.

— Ты издеваешься сейчас? — прищуриваюсь. — Подгоняешь глупые оправдания. Стесняешься? Кого? Меня? Господи, Рейес! Мы ведь… У нас ребенок будет. Что с тобой не так? Когда? Когда ты научишься…

— Не специально.

— Очень обнадеживает тот факт, что твой садизм не преднамеренный. Я немного успокоился. Ура!

— Я нечаянно это скрыла, а потом вынужденно скрывалась. Хотела тебе сюрприз преподнести, а вышло сам знаешь как. О своей беременности, — я обхватываю ее за талию, легко приподнимаю и столбиком несу к столу, расположенному у окна, высаживаю бережно на гладкую столешницу, отодвигаю технику, приборы, сопя, вздыхая, с адским наслаждением раздвигаю ее ноги и становлюсь в гостеприимно распахнутый женский пах — жду. — Что ты делаешь? Я хотела завтрак нам приготовить… Сережа!

— Расскажи о нем, о ребенке — мне интересно. Как ты узнала? Как там жила? Немного о себе, о родителях, о братьях. Только без утайки! — вздергиваю подбородок и пытливо вглядываюсь в ее сейчас немного перепуганные глаза.

— Ты…

— Расскажи все. С самого начала! — выставляю руки по обеим сторонам от ее растекшегося аппетитного зада.

— Ты не хочешь завтракать? — подмигивает. — Не голодный?

Твою мать! Забыл! Черт со мной! Ее нужно покормить. Ни хрена пока что не выходит.

— Жень, — стаскиваю тело со стола и бережно приземляю на пол, — обещай! Прошу… После завтрака или во время… Как захочешь! Угу?

— Как ты говоришь, — поднимает указательный палец вверх, прикрывает один глаз, словно что-то важное припоминает, а потом тихо выдает, — клянусь!

Я верю!

Как мне следует себя вести с ней? Как с антикварной дорогой вазой, например, или как с маленьким ребенком, за которым нужен глаза да глаз, как со взрослой здравомыслящей женщиной или как с девчонкой, попавшей по моей вине в беременный впросак? Она плохо питается, как маленькая птичка — клюет из каждого салатника, везде засовывает свой нос и тоненькие пальчики. Отламывает хлеб, макает в вегетарианский соус, причмокивает, укладывая обработанный овощной подливой мучной кусок, затем, поглядывая на меня и слегка смущаясь, облизывает палец и прикусывает мягкую подушечку. Это пытка, что ли? Не могу. Выбрасываю свою руку. Резко, стремительно и непредсказуемо. Обхватываю будоражащую мое сознание ладонь и тот же палец погружаю себе в рот. У Женьки приоткрывается рот и вылетает сладкий слегка грудной:

— Ох!

Облизываю ее сладкий пальчик, посасываю и придавливаю нежно, мягко, с небольшой опаской сладенькую мякоть. У чики закатываются глаза и вываливается от наслаждения язычок — она проводит по губам, облизывает, прикусывает и громко сглатывает.

— Тебе приятно? Хорошо? — отрываясь от игры, интересуюсь.

— О-о-очень.

Это что-то новенькое? Гормоны или спящее до беременности женское кокетство? Сам черт теперь не разберет! Но…

— Начинай, чика. Время вперед! Пора слегка покаяться. Ты наелась? Пузико набила? Малыш доволен? Что он говорит?

— Да.

Встаю со стула, выползаю из-за стола, подхожу на мягких подкрадывающихся лапах к ее стулу и разворачиваю лицом к себе.

— Пойдем туда? — киваю в сторону нашего странно обжитого зала. — Посидим у камина, на полу? В тишине, в спокойных разговорах, вместе? Согласна?

— Я…

— Ты обещала, — прищуриваюсь и вглядываюсь в ее глаза. — Обещала, обещала… Не хорошо обманывать отца своего ребенка. Это…

— Извини меня, Сергей.

За что? Этого никак не ожидал. Думал, что она начнет с того, как в одно прекрасное солнечное утро на свободной Кубе ей вдруг стало плохо, у нее закружилась голова и тому подобная ерунда, а тут…

— У меня не очень хорошие отношения с отцом.

— Это общая тенденция. Ничем не удивила, чика. У меня проблемы с батей, но отношения как будто на нуле.