— Шестнадцать недель, Сережа, — без женского кокетства, ломки, смешков, ужимок, сухо и по делу произносит, глядя прямо в мои глаза.

Мне на какое количество чего-нибудь сейчас следует делить? Недели, дни, часы, минуты, секунды, доли? Это известно с такой определенной точностью? Врач может вычислить и строго подсчитать, когда мы сделали нового человека, не находясь при исполнении во время полового акта, который, как я опрометчиво думал, происходит тайно, под покровом ночи, одеяла, простыни между двумя очень близкими друг другу людьми. Что-то мне это совсем не нравится! Это всегда так скрупулезно вычисляется? Такая математика точняк не для меня. Теряется изюминка в момент интима.

— Умыла, Женя. Но я не очень в неделях. Девять месяцев — так точнее. А чтобы тебе проще было выбрать цифру, я установлю интервальный диапазон от нуля, скажем, до восьми. Итак, что скажешь?

— Четвертый месяц.

Охренеть! И на том сердечное спасибо! Так давно? Четвертый! Конец августа, начало сентября… Тогда? Тогда! Точно! Я разозлился на мать, а своеобразно «наказал» тебя?

Непроизвольно опускаюсь взглядом на низ ее живота, сейчас бережно заключенный между нами, немного отстраняюсь и пытаюсь разглядеть размер теплой безопасной камеры, в которой заключен мой потомственный малыш.

— У тебя, — прикладываю ладонь туда, где по моим понятиям находится ребенок, а Женя, пристраивая сверху свою руку, направляет нас немного ниже, я вздрагиваю и устремляю на нее свой взгляд, — совсем нет живота. Вернее, я не вижу никакой выпуклости, ни заметного увеличения в размерах твоего брюшка. Ну, какую-нибудь шишку, что ли, бугорок? Он там, — сглатываю и очень быстро несколько раз моргаю, — двигается, шевелится? Ты хоть что-нибудь чувствуешь, кроме желудочно-кишечного недомогания?

— Меня больше не тошнит, Сережа. Уже давно. И да, там ребенок. Определенно! У меня есть официальное заключение врача, первые снимки ультразвукового обследования, результаты анализов и направления на следующие плановые осмотры. Я не обманываю тебя.

— Я не об этом, Женя. Перестань, пожалуйста, чушь нести. Он нормально развивается, с ним все хорошо, там нет проблем? — дрожащим голосом говорю. — Полный порядок? А пол уже известен? Мальчик или девочка? Кто там?

Нам ведь с чикой нужен сын! Хватит разводить цветник на запущенном палисаднике Смирновых. Две дочери от брата и маленький пацан от меня — полный комплект для будущего рода и спокойное существование в будущем, потому что за мужика не стоит сильно переживать. Интересно, что бы на это все сказала моя мать?

— У меня были некоторые проблемы…

Я вытягиваюсь и вздергиваю подбородок.

— Когда?

— Но все уже в порядке.

— Когда? Таков был мой вопрос. Ты не ответила. Я начинаю волноваться. Рейес! — рявкаю и начинаю искры испускать. — Ну! Не тяни меня за яйца!

— У нас, кажется, телефон звонит, — указывает мне за спину на бортик оккупированного, по-видимому, на целый день дивана, — ответь, пожалуйста. Тебя ведь не затруднит?

— Жень! — продолжаю угрожать.

— Ответь на вызов, я тебя очень прошу. Обо всем поговорим немного позже. Но у меня все хорошо. Это точно! Не переживай.

Протягиваю руку и, поднеся экран к глазам, читаю:

«Мама-кроха».

Отлично — надо снять! У Смирняги великолепное чувство юмора — весь в нашего «словоохотливого» отца. Только этого, маминых возможных причитаний, нам с Женькой не хватало на сейчас. Откидываю одеяло, при этом утрамбовывая освободившиеся теплые края под Женькину фигуру, присаживаюсь на диване, спустив голые ноги на пол, пальцем провожу по сенсору «ответить маме» и, прикрыв глаза, спокойно говорю:

— Привет, родная.

— Сережа? — мать не выказывает особого изумления, видимо, старший уже все ей рассказал. — Добрый день, сынок. Как дела?

Зажав телефон между плечом и ухом, пытаюсь натянуть свои домашние штаны и встать. На заднем фоне слышу, как чикуита сладенько зевает, немного стонет, мычит и, поскуливая, задирает крутящиеся в кистях ручки. Возвышаюсь над развалившимся по-царски женским телом и с ухмылочкой взираю на немного оголившуюся грудь, тонкую шейку с рельефно очерченной жилой, нахально вздернутый подбородок и косящий глаз, мол:

«Как я тебя, Сережа, ловко обложила! Утю-тю!».

Хитрая бестия и откровенная зараза! Пока я с мамой любовный щебет разведу, она сгруппируется и выдаст какое-нибудь отвлекающее меня объяснение, вольет медок мне в уши, или и того хуже, надеется, что я окончательно забуду то, о чем спросил. Здесь будет однозначный просчет — у меня отменная, практически феноменальная память, а у Женечки, естественно, ни хренуленки не выйдет — к тому же, я изворотливый и беспощадный жесткий бес!

— Ма, что ты хотела? — выползаю из комнаты и неспешно шаркаю на кухню.

Нам с Женькой не помешает что-нибудь поесть. Она в положении, а голодает уже двенадцать часов, как минимум. Просто издевательский пиздец!

— У Жени есть три дня.

— Что? — торможу возле стола. — Три дня. О чем ты? На что такой короткий срок?

— Ты просил устроить с ней встречу, по-моему, все удачно вышло. У нее безопасные три дня. Тебе так, для справки, сообщаю, потом при очной ставке с ней не выдавай меня.

Мать, видимо, погорячилась с безопасностью. Поздно дни считать, тут, как оказалось, уже долбаные беременные недели.

— Безопасные? — прищуриваюсь и ухмыляюсь. — Это что-то ваше женское?

— Алеша позвонил мне и сказал, что у нее какие-то неприятности и семейные проблемы, я тут же предложила свою помощь, а он выдал, что Евгении нужны обыкновенные отгулы для устранения неприятных обстоятельств с возможными последствиями… Не знаю, что у нее произошло, но она сообщила об этом Алексею. Сережа, ты слышишь? Надо бы узнать и помочь.

И ты, родная, вспомнила о младшем сыне и решила предупредить меня.

— Мам, — пытаюсь начать, но, видимо, все мимо.

— Сереж, ты ведь хотел, я подумала, что…

— Она уже со мной, — выдыхаю.

— С тобой?

Так и вижу, как у мамы от неожиданного известия широко раскрывается рот и дергаются веки от бешеной скорости подачи информационного материала.

— Вы вместе? Она у тебя? Что-то случилось?

— Нет-нет, — помню про утреннее предупреждение брата, о котором он меня любезно известил после того, как словесно отымел в разных интонационных позах, — нам нужно с Женей побыть вдвоем и все подробно обсудить.

— Пожалуйста, Сергей. Неизвестность меня медленно убивает. Мучительно и несправедливо. У нее неприятности, что-то с семьей?

— Ничего, все нормально, никаких проблем. Не волнуйся, пожалуйста. Просто прикрой на эти три рабочих днях чикуиту, сделай так, чтобы мою Женьку твои дружки не уволили по какой-нибудь доморощенной и чересчур надуманной статье.

— Этого точно не будет.

Еще один союзник в «пожарном деле»? Мать играет за нашу слабенькую команду? Великолепно! Потому что ловкий, хоть и мелкий, стратег.

— Какие у нее проблемы, Сергей? Может быть нам все-таки подключиться? Что произошло?

Она ждет моего ребенка! Катастрофическое событие вселенского масштаба. Вдобавок к этому вчера мы с ней знатно охладились в нашей семейной «луже», а сегодня, по-моему, проведем день, как два тюленя, случайно встретившихся на одной отколовшейся льдине от Антарктического материка.

— Все разрешимо, мама. У нее есть я…

Если честно, не уверен, но все-таки на это слабенько надеюсь.

— Мы разберемся. Проблем не будет. Что отец?

— Плетет интриги, — мать шипит. — Встречается с этой…

Мне слышится через телефонный треск, как мама шепчет «сукой», но сдерживается и громко ругательство не выдает.

— А Егор?

— Не знаю, — совсем стихает своими децибелами. — Ничего не знаю, Сережа. А как у Евгении дела?

— Не могу говорить, — возвещаю и вместе с этим наблюдаю спокойное вхождение немного приодетой кубинки в кухонное помещение, — мы собрались завтракать. Ты не против…

— Да-да, передай ей привет от меня.

Это даже интересно!