Я стараюсь расслабиться. Дышу. Сосу. Предмет, который, должно быть, представляет собой миниатюрный вибратор-палочку, щекочет мой вход так, что я чувствую неприятную брезгливость, но затем он преодолевает этот барьер и скользит внутри меня с удивительной легкостью, и…

О Боже мой…

Теперь я понимаю, что он имел в виду. Все, что только можно, заполнено, теплые, влажные места внутри моего тела заполнены членом и пальцами, а теперь еще и вибратором, и все это каким-то образом создает непередаваемые ощущения. Безграничные. Вибрации заставляют ощущение языка на моем клиторе отдаваться более глубоким эхом в моем теле, они усиливают силу пальцев внутри меня и теребят мои соски.

Я не могу этого вынести. Я не выдержу. Удовольствие настолько всеобъемлющее, а то, что огромный член епископа затыкает мне рот, делает все еще более интенсивным. Я чувствую, что начинаю раскрываться самым восхитительным, завораживающим образом. Он начал толкаться сильнее, держа меня за голову, пока подавал мне свой член, и я делала это изо всех сил, мои глаза слезились, в то время как все остальное тело готовилось к взрыву.

— Сейчас, — приказывает он, и каждую клеточку моего тела исследуют, массируют сильнее, ласкают языком, пока епископ замирает и извергается у меня во рту, издавая рев удовольствия и выпуская струю за струей своего горячего семени, пока мой клитор взрывается, и я дрожу, дрожу, дрожу, содрогаясь от оргазма беспомощно смотрю, как кто-то успокаивает и гладит мою 

кожу, а епископ поднимает руки, чтобы вытереть слезы с моих щек.

Я все ещё не могу оправиться от своего второго изнурительного оргазма, когда член выходит у меня изо рта. Я опираюсь на руку, которой держала его, и сгибаю пальцы другой руки. Ой. Запястье болит. Один из парней берет его и растирает мне руку, запястье, предплечье, в то время как остальные продолжают гладить и поглаживать остальные части моего тела. Я благодарно улыбаюсь ему.

— Ты так хорошо справилась, детка, — говорит епископ.

Я смотрю на него снизу вверх, на выражение его красивого лица.

— Правда?

Он достает салфетку из коробки на столе рядом с собой и вытирает мне рот, прежде чем протянуть стакан с соломинкой.

— Попей.

Я делаю большой глоток.

— Черт возьми, да, правда, — продолжает он. — Вот так принимаешь нас во все свои дырочки и отсасываешь мне, как чемпионка? Самая горячая ночь в моей жизни. Ты, сестра, опьяняешь.

Я наслаждаюсь долгожданным теплом его одобрения, размышляя о том, насколько горячими обычно бывают ночи у этого старшего священника.

— А теперь я собираюсь трахнуть тебя так, как мечтал неделями. С тех пор, как они рассказали мне о тебе. Эта киска, должно быть, такая набухшая, влажная и готовая принять меня.

У меня было два оргазма. Я могла бы легко лечь и заснуть на этой кровати у всех на глазах. Понятия не имею, смогу ли кончить снова. Но я знаю только, что хочу, чтобы этот мужчина был внутри меня. Хочу, чтобы он заявил на меня свои права самым решительным образом. Хочу, чтобы он так отчаянно хотел снова воспользоваться моим телом, чтобы он дал волю своей эгоистичной жадности, желанию и потребностям внутри меня.

— Да, — отвечаю я, глядя на него снизу вверх со всей соблазнительной покорностью, на которую только способна. — Это твое. Делай, что хочешь.

Он изучает меня, на его челюсти пульсирует мускул, пока он обдумывает, как меня использовать, затем моргает и оглядывается по сторонам.

— Всем выйти, — приказывает он. — Идите, проваливайте.

Жрец поднимается с кровати и выходит, шаркая ногами, но я не отрываю взгляда от епископа. Его глаза зловеще блестят, и меня охватывает трепет предвкушения, что я останусь наедине с этим хищником.

Это я и он.

Один на один.

И он ясно дал понять, кто здесь главный.

Он опасен.

Дверь с громким щелчком захлопывается.

— Давай-ка посмотрим на тебя как следует, — говорит он. Он засовывает руки в карманы, вероятно, чтобы не дать своим все еще расстегнутым брюкам упасть, но нарочитая небрежность этого жеста заставляет мою бедную попку снова сжаться.

Я — его собственность. Для ознакомления. Я его игрушка. Он начинает расхаживать вокруг кровати.

— Тебе понравились оргазмы? — спрашивает он.

— Очень, ваша светлость, — отвечаю я.

— Ты была очень отзывчива.

— Да, ваша светлость.

Он подходит к краю кровати и опускается на одно колено, обхватывая меня руками, чтобы взять обе груди. Ласкать оба соска. Они чувствительные и немного побаливают, но в хорошем смысле этого слова. Я знаю, что это сделает любое прикосновение, которое он сочтет нужным, еще более восхитительным. Я дрожу от его прикосновений.

— Приятно?

— Да, ваша светлость.

— Чертовски красиво, — бормочет он. Он отпускает мою грудь и снова встает. Если я наклоняю голову, то увижу его ноги у себя между бедер. Он стоит прямо позади меня и смотрит на мою обнаженную киску.

— Раздвинь ноги еще шире, — приказывает он.

Я быстро раздвигаю колени. Мои ноги все еще дрожат после оргазма и от того, что я стою в таком положении.

— Сестра Белина, — говорит он низким и зловещим голосом, — вы не представляете, как долго я ждал встречи с вами. Они так много рассказывали мне о вас. О вашей удивительной красоте, а также о готовности дарить и получать удовольствие. И я слышал, что днем, когда священники видят вас на мессе, вы скромны и целомудренны. Это идеальное прикрытие.

Он подается вперед, кровать принимает на себя его вес, и проводит пальцем по моему входу, и каждая клеточка моего тела пульсирует.

— Ебать, эта киска еще красивее и ненасытнее, чем я надеялся. — он раздвигает половые губы и проводит рукой по каждой моей ягодице, обнажая каждую дырочку и каждую интимную складочку для своего удовольствия.

Господи. Мое тело уже забыло о своих двух оргазмах, потому что то, как этот мужчина осматривает меня, прикасается ко мне и хвалит меня, а также сила, доминирование, присущие всему, что он говорит и делает, уже заставляют мое тело плакать по нему. Я наслаждаюсь восхитительным стыдом, уязвимостью от того, что нахожусь в таком положении рядом с ним. Он может унижать меня. Дразнить. Испытывать. Мне все равно.

Он человек, который получает все, что хочет, но ему не придется бороться со мной ни за что на свете. Я хочу отдать ему все добровольно.

Затем его язык оказывается на моей промежности, в то время как он продолжает держать меня широко раскрытой для себя, экспериментально проводя по моему клитору, прочерчивая решительную линию по моим складочкам, проникая глубоко в мою киску и, наконец, что самое постыдное, исследуя и дразня вход в мою сморщенную дырочку.

Я ничего не могу с собой поделать. Вздрагиваю и пытаюсь отстраниться, но его руки удерживают меня за бедра.

— Не сопротивляйся, — говорит он, и его дыхание, теплое и соблазнительное, касается моей плоти. — Я видел, как тебе, блядь, нравилось, когда вибратор был у тебя в заднице. Не забывай, я видел, как сильно это заставило тебя кончить.

Он снова лижет меня там, и я заставляю себя отдаться этому ощущению, потому что он прав. Так и было.

— Сегодня ночью все твои дырочки принадлежат мне, — говорит он. — Помни об этом. Я собираюсь трахнуть только эту, — он снова вводит длинный палец в мою киску, — но ты здесь для моего удовольствия. Понятно? Я давно хотел тебя, Белина. А я всегда получаю то, что хочу.

Это сила в его голосе. Эта суровость. Несгибаемая воля, которая так привлекательна, так очевидна за милю. И прямо сейчас я нахожусь наедине с этим мужчиной в комнате, и он может делать со мной все, что ему заблагорассудится. Мысль о том, что я отдамся в его умелые, требовательные руки, наполняет меня такой гордостью, радостью и наслаждением, что я едва могу сдерживаться.

— Я понимаю, ваша светлость, — говорю я, и мой голос кажется мне хриплым. Нуждающимся. Отчаянным. — Пожалуйста, делай со мной, что хочешь.