Это был бы вполне обычный праздник, если бы не мужчины и женщины, подвешенные в клетках между контрфорсами. Я вижу Хола в одной из клеток и тут же хватаюсь за Рафа. Ребенок смотрит на меня, и я встречаю его взгляд.
Будь сильным, беззвучно произношу я и смотрю на него напряженным взглядом. Затем я снова перевожу взгляд на Хола. Раф, должно быть, следит за моим взглядом, потому что я чувствую, как он спотыкается; я слышу придушенное хныканье, которое почти вырывается наружу. Я прижимаюсь к нему с белыми костяшками пальцев, так крепко, что мне становится больно. В конце концов, он бы увидел своего отца. Лучше, чтобы он не был застигнут врасплох. Но меня снова одолевает чувство вины за то, что я привела его сюда.
Все это будет стоить того, если наш план сработает. Вчера вечером мы с Рафом много раз обсуждали детали, прежде чем заснуть. Он знает, почему он здесь. Он знает, зачем он мне нужен. И он не отступит... даже когда увидит своего отца в списках сегодняшнего развлечения для этих сумасшедших. Это его единственный шанс спасти мать и отца.
В дальнем конце зала, на возвышении, стоит трон и человек, который, как я могу предположить, является Королем Болтов. С такого расстояния трудно разглядеть его в деталях. Я различаю лишь общие черты — огненно-рыжие волосы, рост, с которым он сидит в кресле, сгорбившись и насупившись. Я поражена тем, каким жилистым и хрупким он выглядит. Это тот человек, благодаря которому наследие Болтов сохранилось, а королевство фейри стоит на коленях? Это тот самый король, который совершил все те злодеяния, которые я видела и представляла? Похоже, это он увядает, а не я.
Нет, я не могу позволить его внешности обмануть меня; я должна быть начеку.
Пока мы пересекаем зал, чтобы в конце концов предстать перед королем, я ищу хоть какие-то следы Дэвиена или Вены. Люди в клетках — это, конечно, пленники, которых захватили в Дримсонге, но я не вижу никого из вождей. Не знаю, лучше мне от этого или хуже.
— Ваше Величество. — Предводитель труппы склоняется в низком поклоне. — Спасибо, что пригласили нас сегодня исполнить серенаду в Вашем большом зале.
Король Болтов слегка кивает. Стеклянная корона, тяжело сидящая на его челе, подхватывает свет массивных люстр и разбивает его на тысячу осколков. Она не сравнится ни с копиями, сделанными ночью в Дримсонге, ни с теми, что на бровях присутствующих в этом зале мужчин. Его мастерство более изящно, и он источает ошеломляющую силу. Тысяча радужных клеток в мироздании внутри него.
Похоже, что Дэвиен был прав — он совершил какой-то темный ритуал, позволяющий ему носить корону. При виде ее на его голове у меня сводит желудок. Я в ярости, как будто видеть его в этой короне — это оскорбление моей истории — оскорбление меня.
— Мои любимые менестрели вернулись.
— Мы не посмеем возражать против Вашего призыва, Ваше Величество. — Глава труппы еще не выпрямился. Он по-прежнему смотрит в пол. Остальные последовали его примеру, склонив головы. Но я смотрю вверх сквозь ресницы.
Так близко я вижу кровавого короля более детально.
Его лицо обветрено, как кожа, которую передержали, истончили в процессе и натянули на зазубренные камни. Глаза — остро-голубые, пронзительные, грозящие разоблачить даже малейший намек на обман. На пальцах больше костей, чем плоти или мышц, а вместо ногтей торчат шишковатые желтые когти. Два рога— полумесяца, черные как смоль, выгибаются из его бровей вокруг стеклянной короны. В нем нет ничего мягкого, теплого или привлекательного. Все — жестокие углы.
— Я с нетерпением жду, что вы исполните для меня сегодня вечером, так как наше празднование подходит к концу. Сыграйте хорошо, и я позволю вам оставить все свои пальцы и ноги. Сыграете плохо — будете вынужден танцевать на шишках.
Я начинаю понимать, почему труппа так охотно позволила мне присоединиться к ним. Даже если они не отличаются лояльностью или нелояльностью к кому-либо, кроме себя, Болтов — легкий враг для всех.
— Мы с удовольствием будем играть для вас. Мы не подведем Вас, сир.
— Хорошо. Но знайте, когда нужно остановиться; на кульминацию осенних торжеств у меня запланирован особый сюрприз, который я не хочу прерывать.
При словах «особый сюрприз» меня охватывает ужас — все, что этот человек считает особым, наверняка мне не понравится. Но я отхожу вместе с труппой в сторону от помоста. Ведущий накладывает начальную мелодию. Остальные следуют за ним. Раф отстукивает на своем комично маленьком барабане, мужественно изображая улыбку.
Два часа, а пальцы уже болят. Я никогда не играла так долго и так тяжело. Но я продолжаю заставлять себя это делать, даже когда руки грозят свести судорогой. Я играю ради своей жизни.
И тут музыка внезапно прекращается. Я смотрю с руководителя труппы на короля. Болтов поднял руку. Как мрачное предзнаменование, он медленно разворачивается с трона и встает во весь рост, возвышаясь над всеми остальными.
— Добрые подданные, сегодня последний день осени и первый день зимы. Это день, когда живые уступают место мертвым. Когда один мир переходит в другой. И Вэйл между нами и великим Запредельем становится наиболее тонкой.
По залу пронесся возбужденный ропот. Я вижу, как придворные берут в руки кубки и делают горячие глотки. Им не терпится узнать, что задумал их король, и от этого мне становится не по себе.
— Я знаю, что многие из вас ожидают сегодня развлечений, подобных вчерашним, особенно учитывая мое убранство. — Болтов поднимает руки и показывает на клетки, расставленные по комнате. — Однако сегодняшний вечер особенный. Сегодняшний вечер посвящен мне и истории, которая началась сотни лет назад со смерти короля Авинесса Шестого. — Собравшиеся фейри шипят при упоминании бывшего короля. Он медленно начинает спускаться по лестнице, обвивающей помост. — Как вы знаете, есть те, кто до сих пор считает, что род Авинесса может быть восстановлен. Что истинный король на троне, хотя корону ношу я. — Он постукивает пальцем по стеклу, обводящему его лоб, чтобы сделать акцент. По залу прокатываются смешки. — И сегодня я рад видеть, что последний представитель этой линии окончательно прерван — отныне никогда не возникнет вопроса о том, кто более всего подходит для правления.
Болтов загибает пальцы, и двери в конце зала открываются. Небольшой легион Палачей во главе с главой, которого я видела в лесу, врывается в Дэвиеном. Он закован в цепи, в кандалах, беспомощен. Придворные издеваются и плюют на него, пока его ведут по залу, чтобы в конце концов представить перед королем.
— Встань на колени перед истинным королем фейри, — усмехается Палач и бьет его по коленям. Дэвиен падает на пол.
— Этот большой ребенок— последняя надежда «могущественного» рода Авинессов? Это человек, который должен был угрожать мне? Которого десятилетиями охраняли в Мире Природы? — Болтов смеется, и двор смеется вместе с ним. — Это жалкое создание думало, что будет посвящено в сан призраками старых королей в Озере Энойтинг, но не имеет никакой истинной силы.
Болтов наносит Дэвиену резкий удар ногой под челюсть. Тот, от которого Дэвиен пошатнулся бы, если бы Палачи не удерживал его на месте обеими руками. Изо рта Дэвиена капает кровь, когда он свирепо смотрит на короля. Он еще не видел меня, и это, я полагаю, благословение.
— Наверное, нужно не иметь настоящей силы в себе, чтобы замечать ее в других, — рычит Дэвиен и плюет королю в лицо.
— Ты некультурная дворняга, — почти мурлычет Болтов, проводя когтем по щеке Дэвиена. — Я с удовольствием разберу тебя по частям. — Болтов оглядывается через плечо. — Музыка, подходящая для крови.
Ведущий менестрель берет в руки скрипку и медлит, лишь на мгновение задерживая дыхание. Он извлекает из струн пронзительную ноту, напоминающую далекий крик. Барабанщик начинает отбивать пульсирующий ритм, неторопливый, но решительный. Ужасно медленный.
Вот оно. Мой шанс. Я встречаюсь взглядом с Рафом и киваю, снимая кулон с горла и перекладывая его в руку, которой я играю на лютне.