— Так что, как видишь, ограничений не так уж много. — Дэвиен ухмыляется.

— Как проводится ритуал? — Я думаю о том, что Вена говорила о том, чтобы найти способ забрать у меня магию. Собирается ли она сама сделать ритуал?

— Есть несколько человек, которые достаточно хорошо владеют своей магией и присущими нашему миру законами, чтобы изобретать новые ритуалы. Но большинство ритуалов передается устно или в письменных томах, хранящихся в семьях и дворах, — объясняет Хол.

— Именно поэтому почти полное уничтожение семьи Авинесса искалечило фейри и сделало нас слабыми на века. — На стеклянной короне давным-давно был проведен ритуал, который до сих пор действует и требует верности от всех фейри... но носить ее может только истинный наследник Авинесса. Пока жив наследник Авинесса, она не прислушается ни к какому другому хозяину. А чтобы раскрыть его потенциал, нужна сила потерянных королей. — Дэвиен смотрит в окно, бросая гнев на кого-то или что-то далеко за пределами стола.

— Значит, фейри не могут творить магию своими мыслями? — Я думаю о своих действиях в лесу. Как магия пришла ко мне без спроса, прислушиваясь лишь к моей подсознательной потребности выжить.

— Есть некоторые исключения, например, призыв крыльев или когтей, — говорит Хол. — Или наш гламур.

— Но в остальном — нет, — добавляет Фельда. — Однако есть некоторые ритуалы, которые дают нам различный контроль над силой на определенный период времени, как, например, то, что написано на стеклянной короне. Что мы можем делать в это время, и как долго это длится, все зависит от ритуала.

— Ты видела один такой пример в лесу. — Дэвиен возвращает свое внимание в настоящее и останавливает его на мне. — Способ, которым двигался Палач, — это тщательно охраняемый ритуал, передаваемый в их рядах; они накладывают его на плащи, которые носят. Я слышал, что это называется «теневой шаг», когда они могут переходить из темноты в темноту. Это делает их особенно смертоносными ночью. Но действие ритуала быстро заканчивается. У них есть только столько движений, которые они могут совершить таким образом, прежде чем заряженная магия будет исчерпана.

Я начинаю описывать магию фейри в терминах, которые я могу понять, с которыми я знаком. Я вспоминаю, как я ремонтировала штукатурку на стенах нашего поместья. «Ритуал» заключался в соединении ингредиентов и смешивании их в ведре. Я полагаю, что ведро — или сосуд для магии — это фейри, проводящий ритуал, хотя, похоже, сосудом может быть и вещь, например, стеклянная корона или плащи Палачей. Затем они могут использовать штукатурку — магию — пока она не закончится или не станет бесполезной — высохнет.

Имея такую основу, я говорю с мягкой уверенностью:

— Кажется, я понимаю.

— Правда? — Дэвиен вскидывает брови; кажется, он впечатлен. Я лукаво улыбаюсь ему.

—Да. Вот, позвольте мне проверить, правильно ли я поняла... — Я объясняю им свою аналогию. — И это все?

Хол откинулся в кресле и усмехается.

— Неудивительно, что мы смогли научить древних людей. Для народа, который потерял свою магию в одночасье, там определенно есть следы понимания.

Если это правда, то я, возможно, смогу научиться использовать магию внутри себя. Я избегаю внимательного взгляда Дэвиена, помогая себе еще одним кусочком хлеба, макая его в масло с травами, прежде чем отправить в рот. Он как будто чувствует, о чем я думаю. Интересно, может, однажды ночью в поместье он проделал дыру в моем сознании своими глазами, пока я была с завязанными глазами и в беспамятстве? Теперь у него есть окно к моим сокровенным мыслям, когда он захочет.

Я прикусила губу. Я очень надеюсь, что ошибаюсь в этом... потому что мой разум — это не то место, где кому-то стоит проводить слишком много времени. Он достаточно опасен для меня, и я живу здесь.

Остальная часть трапезы проходит гладко. К тому времени, когда Хол и Фельда провожают нас до двери, я могу честно сказать, что мне очень понравилось. Фельда даже слегка обнимает меня перед тем, как мы уходим.

— Было очень приятно познакомиться с тобой, — говорит она. — Хол ввел меня в курс некоторых ваших обстоятельств, больше, чем следовало бы, признаю. — Ее рот искривляется в озорной ухмылке. Я понимаю, откуда Раф это взял. — Я знаю, что приезд сюда не входил в ваши планы... но я рада, что Дэвиен взял вас с собой.

Я бросаю взгляд туда, где Дэвиен и Хол ведут напряженный, тихий разговор. Кажется, они не слышат мягких слов Фельды.

— Я не... Я не знаю, что ты думаешь. Но...

— Тебе не нужно объяснять, — говорит она немного слишком быстро. Как будто я смущаюсь, а она делает мне одолжение. — Просто приятно видеть кого-то с ним. Хол и другие рыцари короля, конечно, старались изо всех сил. Но у них были свои обязательства здесь, обеспечивая безопасность Дримсонга. Они не могли оставаться с ним надолго, потому что, как ты видишь на примере Дэвиена, мы, фейри, не созданы для жизни в вашем мире. Представляю, как одиноко было одному Орену. Благословите его, он хороший человек, но не лучший собеседник. — Она смеется. Я тоже ухмыляюсь. — Судя по тому, что сказал Орен, похоже, вы двое хорошо ладите.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, двое мужчин снова присоединяются к нам.

— Мы должны вернуться в главный зал, — говорит Дэвиен. — Последнее, чего мы хотим, это чтобы мы понадобились Вене для чего-то, а мы были недоступны.

— Конечно. — Я киваю. Мы окончательно прощаемся и возвращаемся на улицы Дримсонга.

— Я рад, что у них все так хорошо, — говорит он после того, как мы удаляемся от дома.

— Разве не так. — Они казались мне завидно нормальной семьей. Нормальнее, чем то, что я когда-либо считал возможным, ранее, для семьи.

— Родовой дом их семьи находится в том месте, где сейчас находится Кровоточащий лес. Их Двор Листьев возглавлял один из последних выживших кровников Авинесса, — говорит он с мрачной ноткой. Я вижу, как сжимаются его руки, а мышцы на челюсти становятся выпуклыми. — Палачи изгнали их из родного дома задолго до рождения Рафа.

Дэвиен замедляет шаг и засовывает руки в карманы своих свободных брюк. На нем туника, распахнутая ниже груди. Плоская грудь выставлена напоказ под целым рядом ожерелий. Он так естественно здесь вписывается. В воздухе вокруг него есть что-то такое... родное.

Думаю, меня удивляет не это. Меня удивляет то, как я этому завидую. Я не хочу быть частью фейри. Я просто хочу принадлежать. Я хочу, чтобы какие-то люди, какое-то место, какое-то время были моими. Я хочу не быть беглецом, борющимся за забытые объедки на полу под столами, за которыми мне никогда не будет места.

Чтобы у меня была семья. Стол.

— Если ты станешь королем, они смогут вернуться в свой дом? — тихо спрашиваю я. — Восстановят ли они Двор Листьев?

Он встречает мой взгляд, обнажая мутные глубины своей боли. Так много вещей в этом человеке все еще остается для меня загадкой. Но вместо того, чтобы испугаться... я нахожу себя все более и более заинтригованной их бесконечными возможностями. Я хочу спрашивать. Я хочу знать. Я хочу снять с него все слои, как я чувствую, что он делает это со мной каждый раз, когда мы вместе.

Что со мной не так?

Это бесконечное притяжение и отталкивание между нами грозит разорвать меня на части.

— Если — когда я стану королем, эти земли снова будут принадлежать тем, кто их создал. Дворы могут вернуться в дома своих предков или отстроить их заново, в зависимости от того, что больше соответствует их нынешней сущности.

— Я позабочусь о том, чтобы фейри снова стали сильными. Чтобы у нас было место за столом в Совете Королей Мидскейпа. Я потребую вернуть земли, которые украл у нас король эльфов, и буду бороться за то, чтобы фейри вернулись к тому положению, которого мы заслуживаем. Я добьюсь восстановления каждого суда, чтобы держать Высший суд под контролем, чтобы ни один король никогда не чувствовал себя настолько могущественным, что мог действовать безотчетно. Я буду использовать силу, заключенную в стеклянной короне и холме Верховного Двора, чтобы помогать моему народу, как только смогу, до тех пор, пока я буду дышать.