Путь заманивал меня в глубь леса, к дикому, заросшему берегу. Солнце, прорезая листву, окутывало все вокруг в сумасшедший зеленый свет. Вода, словно в танце, мерцала на солнце, отражаясь на камнях. Я остановилась, впитывая тишину леса. А потом, с горки пустилась в полет, словно птица, что вырвалась на свободу.

— Сколько тебе лет, крошка?

— Двадцать три.

— О, выглядишь ты как непоседливая школьница, готовая к приключениям.

Я лишь усмехнулась.

— Возраст? Это просто цифры в паспорте!

— Ты красивая. Может, найдешь себе работу, которая не будет для тебя стыдом?

— Спасибо. Вообще-то у меня была нормальная работа. В ресторане. Уборщицей.

— Ммм… ясно…

В моих ушах это прозвучало насмешливо. Я почувствовала, как во мне вспыхивает не просто огонь — это был вулкан возмущения, готовый извергнуться.

— Быть уборщицей? Это не приговор, — комар, этот назойливый паразит, начал свою песню прямо рядом со мной, и я, раздраженно отмахнулась от него. — Многие зарабатывают так на кусок хлеба.

— Да ладно, не заставляй меня смеяться. Эта работенка отравит жизнь любого.

— А я не сахарная, — парировала, высоко задрав подбородок. — Я крепче, чем кажусь, и уж точно крепче некоторых.

— Конечно, конечно. И наверное, тошнота сегодня утром была "случайностью"? — он издевательски усмехнулся.

А я посмотрела на него, пораженная его наглостью и внезапным поворотом разговора.

— Это было не “случайно”. Это… это был просто ответ моего тела на ваше присутствие. Оно иногда реагирует на токсичность.

Какой черт меня побудил согласиться на эту поездку? — я задала себе вопрос, чувствуя, как ветер беспорядочно играет с моими волосами, вырвавшимися на свободу из-под кепки, надетой наоборот. Мои прищуренные глаза, веснушки, обесцвеченные от волнения, и кулаки, сжатые от негодования, не оставляли сомнений в моем раздражении. И да, я не собиралась это скрывать.

— Еще я заметил, ты явно не умеешь выбирать мужчин, крошка. Видела эту шрамину? — Клим откинул прядь волос. — Это его рук дело. Он меня камнем по башке приложил. В детстве. Шесть стежков потом врачи мне ставили, чтобы все снова на место собрать. Что не нравится ему, сразу хрясь!

Наблюдая за ним, я не смогла нормально среагировать на единственный поворот впереди. Переднее колесо внезапно встретило камень, который я упустила из виду.

— Олеся!!!

Велосипед резко занесло, и я, словно птица без крыльев, полетела прямо на землю. Удар был мгновенным и жестоким — нога встретилась с пнем, торчащим у обочины, и боль охватила меня. Ну вот, приехали, — иронически подумала, пока мир вокруг кружился в танце падения.

Клим, подкатив ближе, соскочил на землю.

— Не сильно разбилась?

— Пустяки.

Правда в том, что я всегда боялась взять и свалиться с велика. Но угадайте что? Это случилось только сейчас. Я на двух колесах, как на двух ногах, с восьми лет, и за все эти годы — ни единой царапины.

На поляну ворвался серый внедорожник, с уверенным дрифтом на полном ходу. Дверца бесцеремонно распахнулась. Тимур. В ярости. Дверь хлопнула с таким грохотом, что даже замки могли сдаться. Но с этим "зверем" надо быть аккуратнее, он как часы — все детали идеально сбалансированы. Чтобы закрыть дверь, достаточно легкого штриха… Его брови сложились в грозную складку.

Слишком поздно я уловила признаки беды, но успела выпустить визг. Кулак Тимура с размаху впечатался в живот Клима, и это был удар, от которого даже воздух в легких замер.

ТИМУР

— Зайцева?

Я осторожно толкнул Лисенка локтем, когда она не ответила.

— Это ты.

— Оу, — она покраснела, откладывая журнал в сторону и вставая. — Тимур со мной правда все в порядке…

— Иди!

Приемная частной клиники кишела беременными на всех этапах, и я чувствовал себя тут как собака на сеновале. Поднимаясь вместе с Лисенком, я уловил ее озадаченный взгляд — ясно дело, она бы ни слова не сказала, если бы доктор вынес вердикт не в ее пользу. Но я был твердо настроен следить за ней, как тень, даже если мне придется мучиться на этих скучных приемах у врачей.

Медсестра, решительно промаршировала с нами в смотровой кабинет, на ходу заставив Олесю встать на весы. Затем, легким движением руки, она указала на стул:

— Присядьте сюда.

Я упал на единственный стул в комнате, наблюдая за тем, как медсестра допрашивает Олесю, вбивая ее ответы в планшет. Закончив свой кросс-экзамен, она воткнула в Лисенка градусник, а потом, как будто готовясь к запуску ракеты, обвязала ее руку манжетой тонометра. Результаты были занесены в таблицу с такой точностью, что я подумал, она готовит их для НАСА.

— Нужна твоя проба мочи. Туалет за углом, не заблудись, — бросила она, выдавая пластиковый стакан. — Когда закончишь, раздевайся и надевай одноразовый халат. Завязки сзади — разберешься. Я вернусь через пару минут, чтобы взять анализ крови.

— Зачем мне снимать свои вещи? Я же здесь не останусь!

Я зачем-то подскочил.

— Такие правила. Доктор будет тебя смотреть.

За ней тихо закрылась дверь.

Лисенок схватила стакан.

— Сейчас буду, — и исчезла, словно ветер.

Я стоял, словно статуя, пока она не растворилась за дверью. Когда она ушла, я рухнул на стул, мысли мои были тяжелы, как свинец.

Полдня в зале, как полвека. Пот стекал рекой, серые треники прилипли ко мне, как вторая кожа. Голод? Да, он был, как зверь, рыскающий в моих внутренностях. Но обедать, пока Лисенка не было дома не мог. Я решил искать ее.

Лисенок на велосипеде — это было что-то. Но не ожидал я увидеть ее в полете. Злость захлестнула меня, как цунами. Беспечность? Непростительно. Она носит моего ребенка, черт возьми, моего! И почему, скажите мне, она выбрала провести время с Климом? Рядом с ним она была другой — свободной, расслабленной. Как будто я ей… просто не нужен.

Дверь в смотровую комнату распахнулась, и она появилась снова, словно призрак. Держа халат в руках, беззащитная и растерянная, взгляд ее блуждал. Я чувствовал ее тревогу, как свою собственную. Пространство комнаты было пустым, лишенным укрытий. Я откашлялся, чтобы разорвать напряженную тишину.

— Я просто подожду за дверью, пока ты переодеваешься.

Шагнул за порог и мягко прикрыл дверь. Медсестра, властно восседавшая за столом в дальнем конце коридора, метнула на меня взгляд, полный недомолвок, и одна ее бровь плавно взмыла вверх.

— Все в порядке, Тимур Александрович?

Я не медлил с ответом.

— Все в ажуре. Просто подскажите, где у вас здесь автомат с кофе?

Она указала направо от себя.

— Он здесь.

— Спасибо.

Я затягивал время, давая Лисенку возможность переодеться, а потом вернулся к комнате. Постучал так тихо, что едва ли не пришлось вновь стучать, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась, словно неохотно впуская меня внутрь.

Она стояла, одной рукой сжимая халат сзади. У нее был такой вид, будто она сейчас расплачется.

— Что случилось?

— На халате нет одной завязки, — глаза ее были огромными.

— Ну и хрен с ней.

— Тут такое дело, нижнего белья наряд не предусматривает.

— Понятно. Повернись. Может, я смогу это исправить.

Она послушно руки опустила, повернулась ко мне спиной, и я изо всех сил старался не смотреть на длинную гладь обнаженной кожи, ведущей к красиво изогнутым ягодицам. Это было не просто. Так как я не был готов видеть Олесю та… кой…

— Они порвались только с одной стороны. Давай одну обвяжем по кругу… — подушечки пальцев очертили контур шейного позвонка. Скользнули ниже.

Ее кожа ожила мурашками, словно каждый нерв был электрическим проводом. Она повернулась, неожиданно, как будто чувствовала мой взгляд, прожигающий пространство между нами.

Мы оба очнулись, когда пришла медсестра. Через две минуты я уже наблюдал за тем, как она застегнула резиновый ремешок на руке Олеси, я отвернулся поморщившись, когда она достала шприц. Боже, я ненавидел иголки.