Чуть слышно вздохнув, я вынырнула из омута королевских глаз, чтобы включить “лоха”.

— Испугалась? Было бы за кого, — потрогала ладонью шею… моя бедная шея. И перевела взгляд замечая, что под его прижатыми к левому плечу пальцами растекалось алое пятно. Его кровь! Его…

Я застыла с округлившимися глазами.

— Что-то не так, смелая моя?

— Ты… Ты ранен? — пролепетала.

— Ерунда, честное слово, — посмеялся Тимур, но, когда поднял руку, чтобы обнять меня, вдруг поморщился и прикрыл глаза. — Да. Есть немного. Любимую рубашку жалко. Твари! Надо было их отметелить, а не отпускать.

— Тебе нужно в больницу, — наши носы были в паре сантиметров друг от друга.

— Никуда я не поеду, — зарычал, обжигая мою кожу своим дыханием. — Сама заштопаешь, тебе не впервой, — уверенно произнес и взял меня за руку.

Почему он не испугался, не запаниковал, и смотрел на меня с жалостью и состраданием?

— Откуда… откуда ты знаешь, что не впервой?

— Думаешь, я не изучил твою биографию?

Нервно сглотнула.

— Значит ты…ты… ты справки обо мне наводил? — заикалась я от возмущения.

— Естественно!

Его "естественно" означало — "дурака нашла".

Вел за собой, но спустя несколько минут мы остановились. Тимур прикрыл глаза и снова поморщился. Крови на рукаве было очень много.

— Нужно обработать и перевязать рану, осмотреть.

Он поймал мой тревожный взгляд:

— Быстро бегаешь? — спросил побелевшими губами.

Не хотелось, но пришлось сказать: да!

— Отлично. Попроси Камиля пригнать сюда тачку, — попросил он.

— Только подумать! — возмутилась я. — Давай лучше вызовем скорую помощь. Как ты собираешься останавливать кровь в домашних условиях?

— Лисенок, — нахмурился он. — Тебе же прекрасно известно, что при ножевом доносят в полицию, а мне вся эта шумиха не нужна. СМИ налетят! Отец опять будет в бешенстве… Отлежусь дома. Ты же однажды зашивала ножевое, — мне была неприятна эта тема, но сказать об этом прямо я не решалась. — …Значит сможешь оказать первую помощь. Разве я этого не стою? У меня и костюм медсестры где-то валялся. Отлично будешь смотреться…

Если бы не его слабый вид, залепила бы хлесткого леща. Хотя за что? Ситуация нелепейшая. Не могу же я злиться на него из-за того, что его ранили? По сути, он ни в чем не виноват. А даже наоборот… Не остался равнодушным к чужой беде.

— Хорошо! — быстро согласилась я.

— Что "хорошо"?

— Будь тут и никуда не исчезай, — велела ему.

— А ты юмористка, Лисенок, — Тимур держался за плечо с закрытыми глазами.

— Все будет хорошо, — пробормотала, стараясь не показывать, какое впечатление произвели на меня метаморфозы с лицом Тимура. — Я быстро…

ТИМУР

Откинувшись на спинку, я судорожно выдохнул.

Лисенок смотрела только на свои пальцы, которые, пуговица за пуговицей, расстегивали мою рубашку. Запах крови чувствовался очень резко.

— Прямо сейчас что ли? — язвительно произнес слабым голосом.

— Прямо сейчас.

— Муха с бляхой, давай чуть позже? — неожиданно перехватил ее руки. — Я сейчас не в состоянии сделать тебе хорошо. Но если хочешь…

Всмотрелся в нее. Ее проклятое платье почти ничего не скрывало! Особенно острые соски.

— Я тебе сейчас так по шеяке дам, если ты не покажешь мне рану, — сунула мне кулак под нос.

Пришлось состроить искривленную от боли мину, чтобы она как-то смягчилась в лице, перестала быть такой угрюмой и сердитой, и подчиниться.

— Все же бессердечная ты, Лисенок. Но такая красивая, когда злишься.

— Эх-ма, рана на первый взгляд глубокая. Возможно, придется штопать. А швы у меня получаются такие себе. Опять мы влипли, и на этот раз из-за меня, — сказала она тихо то, что так мучило ее с первой минуты. Я спокойно смотрел на нее.

— Ты не виновата, что мы повстречали мерзавцев, — поспешил ее успокоить. — Зря я им по личности не настучал. Зря.

— Знаешь, Тим… Этих приключений не было бы, если бы не твое обостренное чувство справедливости, и дебильный характер, — Камиль не удержался от колкого замечания.

— В больницу тебе нужно, — незаметно вытерев повлажневшие глаза, настаивала Лисенок. — Если не оказать срочной врачебной помощи, завтрашний день начнется без твоего участия.

— Давай без мышиной возни и истерик, Лисенок. Пояснил же, что мне эти лишние проблемы, допросы, больничные койки и прочие радости жизни не нужны. Со мной и похуже вещи случались. Спроси у Камиля…

— Забей, Олеся! Он хочет выглядеть мужественным красавчиком, которому все страдания нипочем. Так ему легче существовать в этом сложном и таком коварном мире. Ему больно на самом деле, а перед нами все хорохорится.

Тут Камиль был прав, при малейшем шевелении, плечо пронзала острейшая боль.

— А если заражение начнется. Или…

— Шш, шш, у меня сейчас нервный тик начнется, — перебил ее. — Останови, возле той аптеки. Купите все, что необходимо, и отвезите меня уже на квартиру. Жить буду. Всем назло.

Они с Камилем переглянулись. Вид у меня становился с каждой минутой все хуже и хуже, и поэтому они решили и впрямь не тратить время на бесполезные споры.

До родного ЖК мы доехали за семь минут. Штрафов мне потом прилетело не мало. Хорошо, что я не видел, как Камиль гнал, иначе выглядел бы еще мертвее: он подрезал всех, кого надо и не надо.

Лисенок открыла мне дверь внимательно контролируя, как я выбираюсь из тачки. Да, меня шатало от слабости, тело медленно покрывалось холодным липким потом.

— Я буду у подъезда. На всякий, — раздался спокойный голос Камиля.

Пока я звенел ключами, Лисенок водила головой и знакомилась с новым пространством. Ключи дрожали в руках, я с седьмой попытки попал в замочную скважину, бранясь шепотом.

— Все еще не хочешь позвонить в скорую?

— Нет. Я крепче, чем кажусь, Лисенок.

Она не смогла сдержать улыбку:

— Ага.

— Могла бы сказать это с большей уверенностью.

Лисенок шумно вздохнула при виде кровавой дорожки на рукаве.

— Надо остановить кровь. Или ты все здесь перепачкаешь.

— Да, ты права. Сможешь сделать это в кухне?

— Конечно. Руки вымою.

Прежде чем обнаружить ванную комнату, Лисенок нашла маленький спортивный зал с тренажерами и просторную кладовую. Увидев полки с дорогим алкоголем в углублениях, слышно закашлялась — дух перехватило. В ванной вообще присвистнула от восхищения. Чем в ее представлении была ванная комната? Помещением два на два, куда заглядывают ненадолго, где моются, стирают, сушат белье, где хранят шампуни, бритвенные приборы и прочие гигиенические принадлежности. Где по стенам ползет грибок, трубы вечно протекают, в раковине и в унитазе ржавеют темные дорожки. А тут она попала в сантехнический Эдем: дизайнерская плитка на стенах, свечи в замысловатых подсвечниках, рукотерники лебяжьей мягкости, отделанные итальянскими кружевами.

Лисенок вернулась с аптечкой, и нашла меня уже без рубашки. Я переставил стул и оседлал его, положив руки на спинку.

На кухне она опять издала изумленный вздох. Необъятная, оборудованная по последнему слову поварского дизайна. Как и любую хозяйку, ее покорили холодильники, морозильники, духовки, микроволновая печь, полки с кофеварками, тостерами, портативная хлебопекарня и другая техника, назначение которой для меня самого было тайной.

На специальных подвесах висели сковородки, кастрюли, судочки, дуршлаки. И все опять-таки новенькое, не тронутое.

Едва сдерживая восторги, Лисенок распаковала все необходимое для обработки раны.

— Будет неприятно.

— Мне не привыкать.

— Я обработаю рану антисептиком, — предупредила она, и прижала к кровоточащему порезу ватный диск с дезинфицирующим средством.

Пришлось шумно вдохнуть от боли.

— Прости, — пробормотала она, морщась от жалости и сострадания ко мне. — Когда ты кинулся на подмогу тому парню… я успела заметила твои глаза. В них было столько решимости… Почему ты это сделал? Дело ведь не только в обостренном чувстве справедливости?