Я с трудом проглатываю слишком горячий глоток чая, чувствуя, как горячие слезы начинают жечь глаза.

— Грей…

Он качает головой, его глаза блестят, и я понимаю, как больно ему говорить об этом вслух. Не раздумывая больше ни секунды, я хватаю его за руку и сжимаю крепко.

— Сейчас с ней все в порядке, — он успокаивает, сжав губы. — Но те годы были тяжелыми для каждого из нас. Я погружался в воду с головой, это было единственное место, где я мог заткнуть свои мысли. Мама была так горда, когда увидела, как я выступаю, когда ее наконец-то отправили в ремиссию, и это ощущение… эта эмоция — победа, гордость семьи, медаль или кубок в руках — это было как наркотик. И я давил на себя еще сильнее. Я соревновался в баттерфляе, оттачивал технику, свое тело. Моими успехами начала интересоваться британская пресса, и когда мне было почти двадцать один, я получил шанс поехать на летние Олимпийские игры…

— Почему я этого не видела? Твое лицо было бы на первых страницах таблоидов, наверняка…

— Между нами почти пять лет разницы, Делайла. Тебе было шестнадцать, ты готовилась к экзаменам и…

Мой бывший висит между нами, невидимой тенью. В шестнадцать я бы утонула в стопке учебников, отчаянно пытаясь запомнить ответы к экзаменам, и параллельно начинала отношения с Дэниелом. Подростковые гормоны, смешанные с постоянным страхом неудачи, сделали тот период моей жизни размытым вихрем воспоминаний.

Я сглатываю, сопротивляясь желанию закрыть глаза, когда Грей мягко проводит большим пальцем по моим костяшкам.

— Поняла.

— Да, — Грей тихо смеется. — В общем, я так и не поехал на Олимпиаду. Меня настиг несчастный случай, прежде чем я смог туда попасть.

Ком в горле подступает, но я его подавляю еще одним глотком чая. Я знаю, что произошло; любопытство взяло верх надо мной в понедельник, и я снова искала информацию о Грее. До того, как он мог попасть на Олимпиаду, он попал в аварию на подъемнике. Британская пресса обрушилась на него с обвинениями в том, что он был пьян и под наркотиками. Понадобились месяцы, чтобы эти обвинения сняли и ненависть улеглась.

— Мне так чертовски жаль, Грей.

Он пожимает плечами, будто это ничего не значит, но я знаю этот жест, знаю, что его мечта была для него всем, и этот горький осадок до сих пор не дает ему покоя.

— Я пробовал реабилитацию, ел правильную еду, но связки не хотели слушаться. Они не были достаточно крепкими, да и сейчас не особо. Иногда все еще болит, но согревающий гель теперь помогает снять боль. После того случая я был в депрессии несколько месяцев, а потом в один день понял, что просто нужно это проглотить. Я все еще любил плавание, поэтому получил сертификат спасателя, выучился на тренера и бросился в это с головой.

У меня сжимается сердце от того, как я ощущаю эту осязаемую потерю мечты Грея. Я достигла своей мечты — работать в издательстве, и продолжаю двигаться вперед, но я понимаю, что мне повезло, потому что не всем выпадает такой шанс. Даже таким, как Грей, которые заслуживают всего.

— Я имел в виду каждое слово, написанное в письме, Делайла, — продолжает он, его тело уже не такое напряженное, как раньше. — Я никогда не хотел скрывать свое прошлое. Прости, что сделал это. Прости, что причинил тебе боль. Прости, что разбил твое сердце, и…

Не раздумывая, я поднимаюсь с места и, обойдя маленький столик, практически падаю к нему на колени, обвивая его шею руками. Я вдыхаю его запах, знакомый аромат щекочет мои ноздри, а ощущение его в моих объятиях… все это ощущается так, будто именно здесь я должна быть в жизни.

— Я скучала по тебе.

Я не говорю ему, что все в порядке, потому что это не так, и мы оба это знаем. Он не должен был скрывать это от меня, не должен был лишать меня возможности самой сделать выбор — остаться с ним, несмотря на боль. У нас еще есть над чем работать, и главным вопросом остается доверие. Но Грей здесь, он борется за нас, открывает мне душу, потому что доверяет и хочет, чтобы у нас было «мы».

Я тоже этого хочу.

Руки Грея обвиваются вокруг моей спины, его губы касаются линии моей шеи.

— Я тоже скучал по тебе, красавица.

Не обращая внимания на то, кто может смотреть, я мягко прижимаюсь к его губам, чувствуя, как он улыбается, его ямочки появляются без стеснения.

— Ты голодна? — спрашивает Грей. — Хочешь сходить поесть? Я закончу через час, если не против подождать…

Я оглядываю себя и морщу нос при виде своей обычной офисной одежды — бледно-розовая блузка, черная юбка-карандаш, колготки и черные лакированные туфли на каблуках.

— Я не особо нарядно выгляжу.

Грей проводит костяшками по моей скуле.

— Ты выглядишь потрясающе, Делайла. Мы не обязаны идти куда-то, если тебе некомфортно, можем заказать что-то домой. Или есть паб за углом, там лучшие рыба с чипсами, что я когда-либо пробовал.

У меня текут слюнки при мысли о хрустящих, идеально посоленных чипсах.

— С соусом тартар и долькой лимона?

— С соусом тартар и долькой лимона, — подтверждает Грей, кивнув.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Это свидание.

Глава

26

Грей

Я сжимаю руку Делайлы, когда мы идем по короткому пути к пабу, расположенному на углу улицы, и напоминаю себе, что она здесь, что она готова рискнуть и дать нам еще один шанс. Знаю, что это было нелегко для нее.

Широко ухмыляясь, я толкаю тяжелую дверь из красного дерева, пропуская Делайлу вперед. Паб не забит под завязку, как я и ожидал — ведь сегодня среда вечер. Но за стойкой сидят несколько завсегдатаев с полупустыми бокалами пенного. По залу разбросаны парочки и семьи, малыш носится кругами, вымотав себя, а двое подростков играют на автоматах в глубине зала. Место определенно не было переполнено.

Делайла пересекает слегка липкий пол и ковер с выцветшим, багрово-красным узором, выбирая укромный уголок. Она первой соскальзывает в кресло, а я усаживаюсь напротив, выдергивая два меню из держателя на столе.

Я даже не открываю свое — сюда я прихожу только за рыбой с картошкой, — а Делайла листает свое, просматривая классические блюда пабовской кухни.

Желтоватый свет старой лампы, свисающей со стены рядом с нами, озаряет волосы Делайлы, кончик ее носа и изгиб ее милого лука Купидона. Я пожираю взглядом каждую деталь, машинально поглаживая линии на ее левой ладони, ощущая мягкость ее кожи, тепло ее тела, что говорит мне: она реальна.

— На что уставился? — спрашивает она.

— На тебя, — говорю я, и правда срывается с языка. — Смотрю на тебя и думаю, как мне повезло, что ты сидишь передо мной, что ты здесь, и как я не собираюсь все испортить в этот раз.

Розовый румянец разливается по ее щекам, мосту носа и шее. Он идеально совпадает с цветом ее блузки, а когда она наклоняется вперед, я замечаю, что ее бюстгальтер такого же розового цвета плотно облегает ее тело.

— Вам принести что-нибудь выпить? — вдруг раздается голос официанта.

Отрываясь от созерцания, я называю свое — полпинты пива.

— Делайла?

— Бокал домашнего белого вина и воды, пожалуйста.

— Конечно, — официант делает записи на своем старом блокноте карандашом. — Будете заказывать еду?

— Рыбу с картошкой фри для меня, пожалуйста, — говорю я и поднимаю два пальца. — Сделайте две порции.

— Без проблем, скоро все будет готово.

Делайла ждет, пока мы снова остаемся одни, и только тогда открывает рот. Я вижу, что она не нервничает, но заметно нервозничает, ее пальцы тянутся к уху, дергая за мочку.

— Ты…

— Грей, как думаешь, журналисты узнают про нас?

— Вполне возможно, — я делаю паузу, пытаясь понять ее реакцию, замечая, как ее тело напрягается. — Меня уже не так часто упоминают в таблоидах, как раньше, но иногда они все еще любят поинтересоваться, чем я занимаюсь.

— И тебя это напрягает?

— Иногда. Иногда нет. Если они не лезут ко мне в лицо с камерами и не несут откровенную чушь, это особо не влияет на мою жизнь. Я могу спокойно ходить по улице без хвоста из папарацци…