— Думаешь, сможешь удержать завтрак, красавица?

Мой желудок урчит при одной только мысли.

— Возможно.

— Тогда я что-нибудь приготовлю. Ты лежи.

Грей чмокает меня в губы и выпрыгивает из кровати, на нем только нижнее белье.

Чувствую себя странно, оставшись в постели, зная, что обычно в это время я уже встала бы и начала собираться. Еще более странно слышать, как хлопают дверцы шкафчиков, шипит чайник, нарушая тишину моей квартиры. Напоминает, что я здесь не одна.

Но меня это совсем не напрягает. Напротив, это чертовски приятно.

Я быстро иду в туалет, когда мочевой пузырь заявляет о том, что под одеялом больше не полежишь, и задерживаюсь в коридоре, чтобы взглянуть на силуэт Грея, стоящего перед холодильником. Когда он стоит спиной ко мне, я могу смотреть столько, сколько захочу. Хотя есть чувство, что даже если он обернется прямо сейчас и поймает мой взгляд, я не смогу оторваться — и точно не стану отрицать, что разглядываю его.

Его мышцы напрягаются, когда он что-то достает, и я задерживаю взгляд на них чуть дольше, чем надо, прежде чем скользнуть взглядом по остальной части его тела.

Как его черные трусы облегают его задницу — должно быть противозаконно.

Да и икры, рельефные от огромного колличества часов плавания, — не менее преступны.

Я невольно улыбаюсь, вспоминая, как наблюдала за ним точно так же, когда мы впервые встретились. Я тогда сидела на кровати в медпункте, насквозь мокрая, с ссадиной на бедре, которая дико жгла, а Грей стоял ко мне спиной и рылся в медицинском шкафчике, ища антисептик.

Я тогда изучала его, отмечая, насколько он был привлекательным.

Даже тогда было в нем что-то такое, что заставляло сердце биться быстрее.

И сейчас все так же, только теперь он стоит на моей кухне, готовит мне завтрак после того, как всю ночь заботился обо мне.

Наклоняю голову, проводя пальцем по уголку губ, чтобы проверить, не пускаю ли слюни. Мои соски напрягаются, приятно трясь о шелковую ткань топа. Внизу живота тяжесть, а желание простреливает насквозь.

— Ты собираешься стоять там весь день и смотреть на меня, Делайла? — поддевает он.

Я поднимаю глаза на Грея, уголки губ подрагивают в улыбке.

— Может быть… Ты собираешься меня остановить?

— Ни в коем случае.

— Вот и отлично.

— Отлично? — усмехается он.

— Ага, — говорю я, размышляя, стоит ли озвучить то, что вертится на языке. Прощупать почву или нырнуть с головой? — Могу ведь смотреть на то, что мое, верно?

Ныряю с головой.

— Я твой, да, красавица?

Сердце начинает бешено стучать в груди, и я молча киваю, сжимаю ноги вместе, чтобы хоть немного унять жар, собирающийся внизу живота.

— Ну, отлично, — ухмыляется Грей. — Потому что ты моя, Делайла. Всегда была. А теперь марш обратно в кровать.

Я мчусь в ванную, быстро чищу зубы и возвращаюсь в кровать, по пути открывая жалюзи, чтобы впустить солнечный свет.

Грей появляется через минуту с деревянным подносом, который я когда-то использовала как декор, а потом убрала и забыла о нем. Он ставит его мне на колени, ловко убирая две кружки чая, прежде чем они успевают пролиться.

— Я подумал, что чай лучше кофе. Не думаю, что тебе сейчас нужно много кофеина после мигрени.

Осторожно, чтобы не опрокинуть поднос, я притягиваю его к себе для поцелуя.

— Идеально, спасибо.

Я беру ложку и начинаю есть йогурт с гранолой и ягодами, с удовольствием хрустя и пережевывая.

— Никто никогда не делал для меня ничего подобного, — признаюсь я между укусами, чувствуя себя немного наивно, когда правда срывается с губ. Мне двадцать пять, черт возьми, я была влюблена раньше, или, по крайней мере, думала, что была… но уж завтрак в постель хотя бы раз кто-то должен был мне приготовить.

Грей бросает взгляд на меня поверх своей миски с гранолой.

— Сильно ли я поддержу токсичную маскулинность, если признаюсь, что мне нравится быть первым?

Я не могу сдержать довольную улыбку. Грей не заставляет меня чувствовать себя неловко или особенной в плохом смысле, он напоминает, что нормально переживать «впервые», сколько бы лет тебе ни было.

И, честно говоря, теперь, когда он это сказал, мне тоже нравится, что он мой первый в этом плане.

Когда я озвучиваю эту мысль, его улыбка становится такой же широкой, как и моя.

Мы болтаем обо всем понемногу за завтраком: как странно мне сейчас не быть в офисе, как прошел семейный ужин у Грея в воскресенье, во сколько он начинает работу в этот чудесный день.

Я собираюсь спросить его, добрался ли он до моей любимой сцены в книге, которую читал вчера ночью, пока я спала, но тут его телефон начинает вибрировать, и Грей быстренько проверяет входящее сообщение.

— Кто это?

Вопрос срывается с губ, повисает в воздухе, рассыпаясь на миллионы крошечных осколков.

— Прости, это личное, тебе не обяза…

— Да все нормально, это просто Хадсон, — говорит Грей, поворачивая телефон ко мне, показывая переписку с одним из братьев Миллен. — Говорит, что у нас кончилось молоко… Ну так сходи и купи, черт возьми.

Я фыркаю в чашку с чаем, представляя, как Хадсон выглядит, если он хоть немного похож на своего старшего брата, потому что по поведению — явно не похож.

— Вы похожи?

— Кто? Я и Хадсон?

Я киваю.

Грей быстро пролистывает что-то на телефоне и передает его мне, на экране открывается фотография высокого разрешения.

Черт.

Братья Миллен — это просто огонь.

Я сразу нахожу Грея: на нем простые джинсы и зеленая футболка с длинными рукавами, щеки украшает его фирменная ямочка, а улыбка до ушей. Его руки обняли двоих мужчин по бокам.

— Это Блейк, — говорит Грей, указывая на брата слева. Оба примерно одного роста, худощавые и подтянутые, в отличие от других двух братьев, которые выглядят более мускулистыми.

На фото Блейк тоже улыбается, у него такая же ямочка на одной щеке и ровные белые зубы. Волосы чуть длиннее, чем у Грея, завиваются за ушами, и, глядя на его дружелюбное, открытое лицо, невозможно не заметить кровное родство между ним и Греем.

— А это Ноа, — продолжает он. Старший брат Милленов и самый низкий… Хотя назвать «низким» парня, который все еще под два метра, сложно. Он стоит впереди, улыбаясь с закрытым ртом, а золотое обручальное кольцо сверкает на его пальце.

— Он женат?

— Ага. Он и Фэйт женаты уже года четыре или пять.

— Значит, это Хадсон?

Грей кивает.

— Точно.

Хадсон стоит выше остальных трех братьев, его татуированные, накачанные руки скрещены и едва не разрывают рукава черной футболки. Он не улыбается, но вспышка камеры все равно подчеркивает тихий блеск в его глазах, отражая радость от того, что он в окружении тех, кого любит больше всего.

Не мой тип, уж слишком большой громила, но все равно привлекательный. С копной темных волос, чуть кривоватым носом и бородой, покрывающей нижнюю часть челюсти.

Понимаю, почему он нравится женщинам.

Блейк тоже, хотя в нем есть что-то более тихое, спокойное.

— Думаешь, мы похожи?

— Да, определенно есть семейное сходство. Что-то… притягательное у вас у всех.

— Ты имеешь в виду красавцы?

Я легонько бью Грея по руке, а его громкий смех, словно ленточка, уютно обвивается вокруг моего сердца.

Глава

20

Делайла

Насытившись вкусным завтраком, мы с Греем лениво проводим следующий час в постели, растянувшись, как лев и львица, под жарким пустынным солнцем.

Время, к счастью, на нашей стороне. Грей начинает работу в центре отдыха только ближе к вечеру, а у меня сегодня чудесно пустой, хоть и странный, день — за исключением вечернего урока по плаванию, на который я еще не решила, пойду ли.

Не думаю, что Грею вообще важно, пойду я или нет. Одна его рука лежит на моем бедре, его ладонь медленно задирает кружевной край моих шелковых шортов, касаясь обнаженной кожи. Другая держит знакомый роман, его большой и мизинец сжимают страницы, чтобы книга не закрылась.