Когда дрожь в теле утихает, я открываю глаза и вижу, как Грей смотрит на меня, произнося с хрипом: «красавица…». Я ловлю свой никнейм прямо с его губ, затем начинаю двигать бедрами, находя свой ритм.

Я поднимаюсь на колени, медленно опускаюсь обратно, вращая бедрами, чтобы клитор терся о его лобковую кость, и затем снова поднимаюсь, оставляя внутри только кончик его члена.

Удовольствие разливается по коже, его пристальный взгляд наполняет меня уверенностью, любовью и чем-то совершенно захватывающим.

Откидываясь назад, я кладу обе руки на его бедра, выгибая верхнюю часть тела, а моя киска наклоняется вперед. Большой палец Грея задевает мой клитор, его глаза прикованы к моей груди, которая подпрыгивает и дрожит.

Я чувствую себя сильной. В контроле. Желанной.

Отрывая одну руку от его бедра, я провожу пальцами вдоль своего живота, до груди, сжимаю и мну ее. Грей наблюдает за мной с полуприкрытыми веками, его рот приоткрыт.

Еще один резкий удар его пальца по клитору, и я дрожу, ускоряя движения, когда чувствую, как внутри все сжимается, будто шарик внизу живота вот-вот лопнет. Прохладный воздух касается моей влажной кожи и кончиков напряженных сосков, возбуждая их, даже без необходимости трогать их.

— Я сейчас кончу… — стону я, предупреждая Грея, наклоняясь вперед и закапываясь лицом в его шею, прежде чем разлетаюсь на миллион осколков.

Мои бедра продолжают двигаться, пока я кончаю, продлевая второй оргазм за ночь, его мощь заставляет слезы выступить на глазах.

Грей пульсирует горячо внутри меня, толкаясь вверх раз, два, три, четыре раза, и затем сдавленно стонет в мое ухо, выплескиваясь горячими струями семени, которое наполняет мои дрожащие стенки, вызывая новую волну оргазма, пока я не начинаю трястись от удовольствия.

— Ты все еще… — недоуменно спрашивает Грей, чувствуя, как я продолжаю сжиматься на нем.

— Ага, — едва выдыхаю я, полностью поглощенная наслаждением.

Как только последние волны послевкусия стихают, меня накрывает усталость. Я перекатываюсь с Грея, чувствуя, как смесь нас двоих медленно вытекает из меня, но я слишком вымотана, чтобы хоть что-то с этим сделать.

— Теперь я тот, кто не чувствует своих ног, — шутит Грей, поворачивая нас на бок, чтобы лечь большой ложкой.

Я тихо хмыкаю от смеха, закрывая глаза, когда они становятся слишком тяжелыми.

— Красавица?

— Мм?

— Делайла?

Я вздрагиваю, услышав свое имя, поворачиваясь в его руках, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Да?

— Я люблю тебя.

Его признание впитывается в мою кожу, находит себе место в моем сердце, в душе, в каждом уголке моего существа.

Я моргаю, ожидая, что чувство страха начнет подбираться ко мне.

Но оно не приходит.

Вместо этого я ощущаю тепло, умиротворение, безопасность и спокойствие.

Мое сердце бьется ровно, без страха, без прилива адреналина или чего-то еще.

— Я люблю тебя, Грей. Я влюблена в тебя.

Грей расплывается в той самой широкой улыбке, которую я обожаю; его лицо полностью светится, а ямочки на щеках появляются вновь.

Слыша эти слова, я накрываю его губы своими, а затем прячу лицо у него на плече. Но не могу удержать свою собственную улыбку. Она словно врезается в его кожу, пока я уверена, что он чувствует, как я улыбаюсь, прижавшись к нему.

Я не могу остановить счастливое чувство, которое переполняет меня изнутри, осознавая одно: Грей Миллен влюблен в меня.

Глава

28

Грей

Сознание медленно проникает в мой мозг, вспышки вчерашнего вечера пробиваются сквозь память, напоминая о неожиданном визите Делайлы, о том, как она таяла у меня на пальцах в ванной и снова, когда каталась на мне, пока я был в ней.

Уголки моих губ поднимаются при этих мыслях, мои руки тянутся в сторону, стремясь обнять Делайлу, почувствовать тепло ее тела, плотно прижатого к моему.

Но мои пальцы касаются только пустоты, простыни рядом холодные и смятые.

Протирая глаза от остатков сна, я сажусь, прислушиваясь, надеясь услышать звук воды из ванной или смывающийся туалет, но меня встречает тишина.

Что-то сжимается у меня в горле, заставляя меня резко выскочить из постели, натянуть старые треники и отправиться по квартире в поисках ее.

— Делайла?

Слышится шорох из-за двери в самом конце коридора, и я делаю шаг вперед, замечая щель в приоткрытой двери.

Я открываю ее полностью и замираю, увидев Делайлу перед собой. На ней моя старая футболка, по краям изрядно потрепанная, с дырками, которая полностью ее поглощает, едва доходя до верха ее бедер. Ее волосы распущены, мягкими кудрями спадают по спине, и я знаю, что они на ощупь такие же мягкие, как выглядят.

Она смотрит на ряд бронзовых, серебряных и золотых трофеев, кубков и медалей, покрывающих стену, на каждой выгравировано мое имя и дата победы.

Интересно, о чем она думает? Какие мысли крутятся у нее в голове?

— Делайла? — снова зову я.

Она не вздрагивает, значит, знала, что я здесь, позади нее, наблюдаю, как она рассматривает доказательства моего труда, пота и крови. Вместо этого Делайла оборачивается через плечо и мягко улыбается, затем поворачивается и сокращает короткое расстояние между нами на босых пятках.

— Доброе утро, — шепчет она, обнимая меня за талию.

Я кладу палец ей под подбородок, поднимая голову, чтобы поймать ее губы своими.

— Доброе утро, красавица. Я так ждал, что увижу тебя, запутанную в моих простынях, когда проснусь, но тебя уже не было.

— Меня разбудил полный мочевой пузырь, а потом я не смогла уснуть. Прости, что меня не было рядом. Надеюсь, ты не подумал, что я просто взяла и ушла.

Именно так я и подумал.

Делайла ухмыляется.

— Я компенсирую это завтра.

Я ухмыляюсь в ответ и кладу руку на ее задницу.

— Мне это нравится. Так что, вместо того чтобы спать, ты решила пошпионить?

— Я не шпионила!

— Ммм…

— Ладно, я… мне стало любопытно, и Хадсон направил меня в правильном направлении, или, точнее сказать, к правильной двери, сегодня утром перед тем, как ушел в зал…

— Ну, конечно, он это сделал, — говорю я, зная, что мой брат не особо признает границы. Если он чего-то хочет, он это делает, несмотря на возможные последствия.

— Ты не злишься?

— Нет, красавица, я не злюсь. Наоборот, на самом деле. Я много трудился, чтобы заслужить свои медали и трофеи, но не так часто выпадает шанс их показать. Я ими горжусь и горжусь тем, что могу показать их тебе.

Перекинув руку через плечо Делайлы, я поворачиваю ее так, чтобы мы оба смотрели на стену с наградами.

— И как тебе?

— Они потрясающие, Грей.

Я наблюдаю, как ее взгляд скользит по полкам, пальцы осторожно касаются выгравированного моего имени на основании золотого кубка.

— Я выиграл этот, когда мне было пятнадцать…

— Ты помнишь, сколько тебе было, когда ты выигрывал каждый из них? — спрашивает Делайла, глядя на меня.

— Большинство помню. Если не помню, то на них обычно выгравирована дата под моим именем, и я могу прикинуть, сколько мне тогда было. Но в целом я помню. Такие вещи врезаются в память, понимаешь?

Делайла кивает, снова переводя взгляд на награды.

— А вот эта… — говорит она, указывая на одну из медалей. Это была моя самая горько-сладкая победа, и меня не удивляет, что Делайла нашла ее среди всех остальных. — Это твоя последняя победа перед…

— Ага. — Я не могу смотреть на эту медаль, на ее яркую ленточку, которая должна была висеть на моей шее в идеальном состоянии, ни одной потертости, ни следа пота на ткани, потому что я носил ее так недолго. — Это была моя последняя победа перед аварией, хотя тогда я об этом не знал.

— Грей…

— Я годами винил себя… за то, что был таким безрассудным и поехал кататься на лыжах, когда мне следовало отдыхать или заниматься в бассейне, готовясь к самому важному моменту в моей карьере.

— Это не твоя вина, Грей. Это был просто несчастный случай, которого не должно было случиться, не говоря уже о травмах тебя и всех тех бедных людей…