Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Забравшись в постель, я игнорирую желание написать Делайле. Не потому, что не хочу с ней говорить, а потому что не хочу давить на нее. Вместо этого я беру в руки вторую книгу из серии "Почему выбирать?", которую она мне одолжила.

С трудом осиливаю две главы, потом откидываю теплое одеяло и, поддавшись внутреннему порыву, иду по коридору к двери в конце. Желание зайти в ту комнату слишком сильное, чтобы его игнорировать.

Сев на край кровати, я поднимаю глаза на стену. Бронзовые, серебряные и золотые блестящие трофеи и медали с моим именем сверкают в ответ. В груди тяжелеет от осознания того, что я переспал с Делайлой, не сказав ей, кем на самом деле был.

Но как я могу…

Каждая капля моей крови, пота, каждая пролитая слеза, каждая ноющая мышца или судорога в ноге — все это аккуратно спрятано в этой комнате, как в странном храме, от которого я не готов отказаться.

Вся моя карьера в плавании уместилась в этом небольшом пространстве.

Когда-то казалось, что это и есть вся моя жизнь.

Я провожу пальцами по краю золотого кубка, металл холодный и гладкий. Мне было одиннадцать, когда я выиграл свое первое золото. Слово «восторг» даже близко не передает тех ощущений. Я до сих пор помню, как мама крепко обнимала меня за шею, как Блейк, весь мокрый, налетел на меня. Он тоже соревновался, но не занял призовое место. Ему было плевать, он был рад праздновать мою победу вместе со мной.

Моя семья всегда была рядом и во время поражений тоже.

Летом, когда мне исполнился двадцать один, молодой и наивный, я согласился на приглашение провести неделю в лыжном шале на севере Франции. Пока мои друзья тусили, пили и нюхали белые дорожки, свернутые в трубочки из бумажных купюр, я отказывался от каждой попытки уговорить меня присоединиться. Я уже тогда был довольно известным спортсменом, участвовал в Играх Содружества и мечтал попасть на Олимпиаду. Ничто, даже самое малейшее искушение, не могло заставить меня поставить это под угрозу.

Вместо этого я проводил время на склонах, отрабатывая прыжки и развороты, пока мягкий снег разлетался за моей спиной. Адреналин от спусков по склону гнал меня куда быстрее, чем могли бы напитки в шале.

Я много раз катался на подъемнике, поэтому в то яркое утро вторника я даже не задумался, когда запрыгнул на него один и поправил свои очки, когда мы начали взлетать.

Жизнь изменилась за одну долю секунды.

Сначала мы медленно двигались вперед, а потом нас начало нести назад с бешеной скоростью, врезая подъемные кресла друг в друга. К счастью, большинство из них были пустыми — назовем это удачей. Но все равно нас, несколько человек, просто зажало, и единственным выходом было прыгать, чтобы нас не раздавило.

Я не помню, с какой высоты прыгнул, мозг просто включил режим выживания, но я точно помню острую боль, которая мгновенно пронзила левую голень, когда я врезался в твердую землю.

Чёрный лёд закрутил меня, одна из лыж тяжело врезалась в ногу прямо по ботинку, а другая ударила по голове. Меня всё ещё несло по склону, в полной дезориентации, и вдруг стало жутко тошно. Я закрыл глаза.

Когда я открыл их снова, передо мной была стерильная больничная палата. Мама сидела в кресле рядом с кроватью, сжимая мои пальцы так сильно, что я уже почти не чувствовал их.

— Воды, — прохрипел я, сделал пару глотков, и снова погрузился в мягкое облако сна, а мамина обеспокоенная мордашка стала последним, что отпечаталось в моей голове.

Три дня я был то в сознании, то нет, иногда ясный, иногда в полной отключке.

Когда я окончательно пришел в себя, то услышал самые хреновые новости в своей жизни.

— У тебя перелом большинства костей стопы и разрыв связок в левой голени, — объяснил врач, держа в руках свой клипборд.

— Мои тренировки…

— Если повезет, ты сможешь снова плавать, — сказал он, пытаясь успокоить меня, — при правильной реабилитации. Но вот насчет соревнований я не уверен.

Отец крепко сжал мое плечо, пока я ревел так, что дышать не мог. Он уверял меня, что все будет хорошо, как бы там ни было. Но я плавал с четырех лет, я не знал другой жизни… и моя мечта…

— Это все еще возможно, Г, — повторял Блейк, его глаза были красными, как и мои. Он знал, как сильно я этого хотел. Я пахал, как проклятый.

Я цеплялся за эту надежду, пока прорывался через кошмарные сеансы физиотерапии. Это было больно, неприятно, все то, что я не хотел делать. Я хотел, блядь, плавать; это держало меня в здравом уме, не давало перегружать мозги.

Сеанс за сеансом, я пытался, постоянно на грани слез, глотая коктейль из обезболивающих по несколько раз в день.

Но вода, как добрый старый друг, приняла меня, когда я был готов. Она держала мой вес, поглощала мою боль, утешала меня в своем мокром объятии.

Но мои мышцы, моя дисциплина, моя скорость — все это ушло. Было одним днем и исчезло на следующий.

Я больше не мог соревноваться.

Пока я боролся со своим телом, мои родители боролись с компанией, которая владела подъемником. Это была их сраная вина, а не моя.

Семья Милленов сражалась за закрытыми дверями, как и тогда, когда мама победила рак груди, а пресса в очередной раз превратила ужасную, изменившую мою жизнь аварию в ложную историю.

«Он пил», — говорили они. "Источник" видел, как я еще и наркотики принимал. Да, от алкоголя и наркотиков, конечно, подъемник внезапно понесся назад. А смесь в моей крови якобы не позволила мне вовремя среагировать при падении.

Чушь собачья.

Я молчал от боли — и физической, и моральной. У меня не было сил спорить. Я знал правду, моя семья знала правду, и этого было достаточно. Я понятия не имел, что, черт возьми, теперь делать со своей жизнью, но вокруг меня были люди, которые по-настоящему меня любили и поддерживали.

— Да пошли они все, — как-то сказал Хадсон за ужином, осторожно, чтобы не задеть мою ногу в гипсе. Даже мама не осудила его за ругань, а просто кивнула в знак согласия и поцеловала меня в лоб.

Месяцы тянулись как улитка; я все еще плавал, не мог без этого, но понемногу смирялся с тем, что больше не буду соревноваться. Думать об этом по-прежнему было больно, но я справлялся.

Подходило Рождество, и вдруг врач, который лечил меня во Франции, дал заявление британской прессе: «Мистер Миллен был проверен на алкоголь и наркотики сразу после того, как поступил под нашу опеку. Оба теста были отрицательными. Это был просто несчастный случай, и я надеюсь, что компания, управляющая подъемником, возьмет на себя ответственность, чтобы такое больше не повторилось. Мы желаем мистеру Миллену всего наилучшего в будущем».

Казалось, я моргнул, и вдруг пресса была на моей стороне. Я не пил, не принимал наркотики, это был несчастный случай, а я просто молодой парень с блестящей спортивной карьерой, которого лишили его мечты.

К январю компания признала свою вину и выплатила мне огромную компенсацию. Это не вернуло мне возможность соревноваться, но деньги не были лишними.

И все это время моя семья была рядом, поддерживая меня своей любовью. Я взрослел, исчезал из медиа, устроился спасателем, влюблялся и разочаровывался в отношениях, продолжал укреплять связки, чтобы они снова не ослабли.

В двадцать девять я был доволен своей жизнью, счастлив, мне ничего не нужно было, пока месяц назад в мою жизнь не ворвалась Делайла.

Теперь я хочу, чтобы она была моей, больше, чем когда-либо хотел стать профессиональным спортсменом.

Я просто надеюсь, что в этот раз жизнь окажется добрее и исполнит мое желание.

Глава

18

Делайла

— Мы переносим дедлайн. Все с этим согласны? —  спросил босс.

Я киваю, проклиная эту чертову переговорную и мечтая быть где угодно, но только не здесь. Пульсация в виске нарастает. Я моргаю, и перед глазами появляются какие-то серебристые пятна, будто зрение начинает подводить.

Открываю бутылку воды, делаю глоток. Толку ноль. Чертова мигрень подкатывает.

35
{"b":"927322","o":1}