Окружающие страны на Тьму-Тарахань имели зуб. Они там ютились на маленькой территории, часто превосходя численностью всё население империи, а тут жировали на бескрайних просторах. Поэтому Чародейный сёстринск давным-давно выбрал это место — легко скрыться и не отсвечивать.
Сами чародейки расположились в месте, которое, по мнению жителей этих земель, было необитаемым. Ночное светило Тилуна позволяло не участвовать в земных разборках, сполна получать энергию солнца и творить, что вздумается. Ведьмы спокойно перемещались с земли на светило и обратно, при этом перемещения не ограничивались этим местом. Они свободно путешествовали по всей солнечной системе, создавая или влипая в конфликты. Лишь эта земля была свободной от их вмешательства. Так гласила Вселенская хартия чародеек, поэтому-то для доказывания своего совершеннолетия молодые чародейки отправлялись сюда. Магию использовать они могли, а вот в политику вмешиваться — нет. Но Тиялинде казалось, что сейчас политика вмешалась в её жизнь.
— Тьфу, — сплюнула Тия. — Любая ведьма метлу во всём этом сломит.
И она пыталась вникнуть в эту скукотень дальше.
Сейчас тут правил король Вирий Единственный. Да-да, если верить разговорам в округе, то он правил, по меньшей мере, тыщу лет. Старикашка за это время всем надоел. И многие надеялись, что скоро даже магия не спасет его от старости.
Много магических сил уходило на охрану границ и внешние конфликты. Сейчас велись войны с тремя королевствами: королевством Пыжиков, империю Хю и страной Даиверов. Кстати, Пьестонские земли граничили с империей Хю. Маленькой империй. Пока. Но за последние тридцать лет она присоединила к себе множество земель с другой стороны от Тьму-Тарахани и теперь посягала на святое для Вирия Единственного — его земли, зато он посягал на их земли. Но причём здесь Тиялинда?
Изыскания Тиялинды прервал бывший маг — деревенский рыжеволосый парень. Его мускулистое тело, словно высеченное из камня, источало грубую, первобытную силу. Широкие плечи, крепкая грудь и рельефный пресс свидетельствовали о тяжёлой физической работе на земле. Каждое движение молодого мужчины было полно мощи и энергии.
Тия сморщилась, когда он пошёл к ней — избушенция, как и было приказано, выпустила его, как только он стал способен на разговор. Девушка испытывала одну лишь брезгливость — она любила утончённость, изящество, ум. А тут... нашпиговали магией, запрограммировали, как цепного пса. В общем, делай дело и не думай.
Густые, рыжие волосы, вихрем вздымающиеся над высоким лбом, придавали ему дикий, почти необузданный вид. Глубоко посаженные зелёные глаза смотрели на мир с настороженностью, будто готовые в любой момент вспыхнуть гневом.
И он вспыхнул:
— Какого хрена я тут блюю? — от мощного баса даже избушка вздрогнула.
Тиялинда откинула чёрные волосы и посмотрела уничижительно, а ему хоть бы что.
Он сложил руки на груди, будто ненароком демонстрируя бицепсы. Неужели, угрожает? И она прыснула. Смех парня удивил. Он побледнел, потом покраснел и сел на стул напротив Тии. Стул от такой наглости, а ещё и веса тут же развалился. Парень, бухнувшись на пол, смутился ещё больше. А Тия сказала:
— Пять сек. Сейчас сварганю.
Щелчок пальцев, и стул собрался заново, но теперь это был не изящный стульчик, а мощный табурет, который мог выдержать даже такого увальня.
— Ведьма, — процедил парень.
— Чародейка, — поправила его Тия.
— И чего ты меня в заложниках держишь? — его грозность сменилась на растерянность.
— Ну, и наезд. Это ты ворвался в мой дом, собираясь препроводить меня на казнь! А я даже не сделала ничего.
— Всех вас надо извести — жить нормально не даёте, — он стукнул кулаком по столу.
Тот не успел развалиться только потому, что Тия была начеку и на долю секунды опередила столкновение стола с кулаком, щелкнув пальцами и меняя облик стола.
Крупные, загрубевшие от работы руки парня были покрыты россыпью веснушек, придававших ему простодушный, деревенский облик. Широкий, с горбинкой нос и квадратная, волевая челюсть. Простой работяга — ничего лишнего.
— То есть, ты считаешь, справедливым, что один маг убивает другого?
— Да!
— Но количество магии от этого не изменяется.
— Почему?
— Потому что от убитого она переходит к тому, на ком этот мертвец завязан. Ежели маг был свободным, то перейдёт к императору. И, между прочим, ты, придя сюда, сам был под завязку напичкан магией.
Парень растерянно посмотрел на свои руки:
— И чё? Я сейчас могу что-нибудь эдакое?
Тия помотала головой:
— Неее, я всё наносное с тебя убрала, вот тебя и промывало. Но ты, молодец, крепкий орешек, вообще-то и помереть мог.
Бешенство парня по поводу его возможной кончины длилось полчаса. Применять магию к нему сейчас было нельзя, поэтому Тия только заколдовывала имущество от разрушений. Парень крушил, а оно не крушилось. Парень бил, а оно не билось. Парень хотел уйти, а избушка его не выпускала.
Тиялинда удивилась, что во всём этом безумии у него даже ни одного посыла не было напасть на неё. И когда он успокоился, то она спросила его об этом.
Тот хмыкнул:
— Женщин бить нельзя. Они слабый пол.
Тиялинда вновь стрельнула вопросом:
— А вести невинную девушку на казнь, не давая ей даже слова сказать? Магией, между прочим.
Парень смутился и затеребил рукав клетчатой рубашки. Один был закатан до локтя, открывая взгляду мощное, покрытое загаром предплечье. А второй из-за его бушеваний раскатался и мешался на запястье. Брутальный образ дополняли потёртые джинсы и тяжёлые ботинки на толстой подошве. Несмотря на свирепый вид, в глазах парня читалась доброта и простодушие.
— Эээээ, — протянул он.
— Вот тебе и эээээ. Я тут живу, никому не мешаю, ни к кому не лезу. А тут, на тебе, приходите! — Тия чуть понизила голос и постаралась добавить в него слезу, а ещё страх молодой невинной девушки. Она даже шмыгнула носом для пущей убедительности и отвернулась, прикрыв глаза рукой. Пусть думает, что она плачет.
Парень заёрзал и запыхтел.
— Чем я могу искупить свою вину? — прямо спросил он.
Глаза Тии зажглись, но она выдержала паузу, словно стараясь унять слёзы:
— Мне просто нужна информация. Кто? Зачем? И почему?
— Но я ничего не помню, — парень растерянно захлопал глазами.
И Тия поняла, что можно переходить к следующей стадии — знакомству.
— Я Тия, — представилась чародейка.
— А я Брут, — протянул рыжеволосый ладонь.
Их руки соприкоснулись. Тия сморщилась — какие грубые! Ей вспомнилась нежная кожа Пьера — как же всегда хотелось, чтобы его ладони гладили её руки, шею, опускались ниже.
А это верзила её поцарапает! Он коров гладит, да свиней. Фуууу. Но Тия, приложив усилие, не вырвала руку и даже задержала чуть дольше положенного. Ей нужна его помощь. Нужный заговор можно наложить только с искреннего согласия, а то бы она давно его вышвырнула, выпытав предварительно всё, что требуется.
Глава 5, в которой Тия вспоминает Пьера, но окучивает Брута
Тия и Брут мило болтали, гуляя по лесу. Чародейка устанавливала связь, чтобы ей не отказали. Парень, казалось, пытался загладить свою вину. Хороший, честный работяга, никогда ничего плохого и помыслить не мог, а тут его вплели в дворцовые интриги, использовали против воли. Тиялинда вспомнила его — она в деревне Василь, которая располагалась неподалёку от любимого леса, тусила в самом начале своего приезда. Как он назвал свою деревню, всё схлопнулось, и воспоминания полились. Он был таким добрым. Приносил ей хворост для печки, чтобы она могла согреться в холодные вечера, не зная, что её печка с отоплением справляется самостоятельно. Но почему-то ему было жаль эту старушку, жившую на опушке в одиночестве. Он приносил от матери свежие яйца и молоко, чтобы Тия могла готовить вкусные блюда. Он даже удалял сорняки рядом с избушкой. Для красоты. По выходным он навещал её, помогая по хозяйству и просто скрашивая её одиночество. Честно сказать, иногда это её развлекало, но чаще бесило. Зато ручке-самописанке было, что записывать вечерами. Он знал всё обо всех и искренне делился тем, что знал. Однажды этот неугомонный парень принёс ей свежую рыбу, пойманную в реке, в качестве угощения для её кота. Узнав, что кота у Тии нет, он и его принёс — такого же рыжего, как он сам. Тиялинда кота спровадила, как только съехала с этого места.