«Мы едем не в город, Петя?».

Я утвердительно качнул головой, об остальном, конечно, умолчал.

И вот мы здесь! На месте, которое я уже люблю. Это тихая, интимная и очень современная точка, легкодоступный пункт назначения для современного навигатора, локация с простыми координатами на современных автомобильных атласах, в которой мы поужинаем и проведем время наедине без свидетелей и отвлекающих персон. Я забронировал столик не в кафе или в ресторане. Я на сутки арендовал полноценный дом! Дом, но все же с маленькой оговоркой.

Деревянное, экологически чистое и довольно легкое сооружение, с весьма некрупными габаритами, но со всем необходимым и современным содержимым. Что такое стены, любимые женщинами удобства и комфорт? Ничто! Простое пожелание, а для меня — кредитка и всего один щелчок. Щелчок пальцев, разумеется. А вот стены, удобства и тот самый требуемый девочками комфорт на небольшом пространстве, которое к тому же движется и неспешно плывет, на порядок повышают стоимость аренды и, как следствие, представительность, статусность такой как будто бы малогабаритной жилплощади.

Это плавающий дом, дом-плот, дом на плавательной подушке, на понтоне, который позволяет ему легко скользить по водной глади, не вызывая у временных жильцов, постояльцев и просто приблудившихся приступ тошноты, светобоязни и адского головокружения.

— Господи! — Тоня прыгает на месте и хлопает в ладоши. — Велиховчи-и-и-и-к!

Я безмерно рад, что, по всей видимости, очень требовательной женщине угодил.

— Идем, — оглянувшись, еще раз проверяю сигнализацию машины и обхватываю маленькую туда-сюда снующую кисть.

— Что это за место?

— Уют на природе, на реке и как будто под открытым небом. Тебе нравится? — бросаю быстрый взгляд на обнаженные ступни с крохотными пальчиками, покрытыми светлым лаком с тонкой белоснежной линией по границе ноготков.

— Очень! — Смирнова щурится, виском касается моего плеча, ерзает, словно ластится игривой кошкой, а затем внезапно застывает, но все еще чисто механически переставляет ноги. — Что мы будем делать здесь, Петруччио?

— Ужинать и разговаривать.

Интересно, а на что она рассчитывала?

— И все? — Смирнова вдруг отстраняется от меня, округляет глазки и недоумевает не только голосом, но и всем видом.

— И все, — хмыкаю и улыбаюсь.

Пройдя немного вперед, первым захожу на арендованный борт чудо-дома. Поворачиваюсь к спутнице лицом и протягиваю ей руку:

— Осторожно! — предупреждаю и слежу за ее действиями.

Уж больно Тонечка возбуждена. Как бы не вылетела с этого плота!

— Добрый вечер! — мне в спину здоровается парень-официант, который сегодня вечером будет обслуживать нас.

— Здравствуйте, — Тузик аккуратно двигается, страхуется, цепляясь за мою руку, но юноше все же ярко улыбается и не забывает поприветствовать, рассыпаясь в простых словах. — Прекрасное место и чудесная погода! — стрекочет, почти не замолкая.

Похоже, на нее напал какой-то вирус просто-таки безудержной болтливости или словоохотливости. Ее все здесь восхищает, все интересует, все вызывает исключительно положительные эмоции, все нравится и здесь все, все-все, о чем она «так давно мечтала», но что было практически недостижимо, пока я ее сюда сегодня не доставил.

— А там что? — Тоник пулей носится по палубе, заглядывая в каждый угол и трогая любую вещь, которая случайно под руку ей подворачивается.

— Жилое помещение, — поймав мечущуюся и обняв ее за талию, легко подталкиваю воздушную фигуру вперед. — Посмотрим? — клюю макушку носом и губами.

— Угу, — мычит и, немного упираясь, с небольшой неохотой переставляет ножки.

Дом небольшой, но однозначно капитальный. Веранда — она же палуба — служит для принятия пищи и отдыха, например, на шезлонге, в гамаке, в плетенном кресле или на простых досках, укрывающих пол. А вот помещение, в которое мы идем, выступает и комнатой, и спальней. Спальней для пары или для молодой семьи: двуспальная кровать, небольшой комод, два стула и огромный напольный абажур — простое убранство малогабаритного пространства.

Смирнова кружит в помещении, без остановки вращается вокруг себя, отплясывая дивный танец, расставив руки, она вдруг сильно вскидывает голову, устремляя вверх открытый, просто ослепляющий разноцветный взгляд.

— Петь! — шепчет Тоня, продолжая наматывать концентрические круги с центром в точке сосредоточения своих стоп.

— Что? — слежу за ней.

— Как ты соблазняешь женщину?

«Что-что?» — похоже, я проглотил опасную осу. Язык распух и ни хрена не слушается, зато мозги плывут, выкрикивая напоследок:

«Бай-бай, Петруччио!».

А это, видимо, мой каюк!

Ния резко останавливается и помутневшим взглядом, забитым от бешеного головокружения, пытается найти меня и сфокусироваться на том, что точно неподвижно. А для нее в этой комнате в качестве такого выступаю только я. Приближаюсь к «пьяной» от вращения, взяв за плечи, принудительно останавливаю и с угрозой в голосе уточняю:

— Что ты спросила?

— Как это происходит, Буратино? — улыбается и водит по моей рубашке пальчиком. — Что ты говоришь им? Ты ведь…

— Хочешь об этом говорить? — прищурившись, еще раз спрашиваю.

— Нам нужно узнать друг друга — твои слова. А я, похоже, поняла, что ты имеешь в виду…

Ой, это вряд ли! И все же:

— Тебя интересует, как я клею женщин, Ния? Серьезно, что ли?

— Угу, — строит глазки, сдвинув брови и сморщив нос. — А потом…

Потом! Уже смешно. И еще немного страшно. Ведь предполагается какое-то «потом».

— Ну-ну? — а мне хотелось бы сразу прояснить этот вопрос.

— Я расскажу тебе, как соблазняю мужчин, — хохочет маленькая стерва.

— Я уступлю тебе, Смирнова. Ты женщина, а значит, будешь первой.

— Дискриминация по половому признаку, Петруччио?

— Тонь, — отталкиваюсь руками от ее плечей, — пожалуйста, не называй меня дурацкими кличками. У меня, — прикрываю на одно мгновение глаза, — есть имя…

С дальнейшим зависаю, потому как чувствую прикосновение прохладной ладошки к своей щеке.

— Что ты… — только это успеваю выдавить из себя.

Антония рукой закрывает мне рот и просит:

— Не открывай глаза! Закрой их, — командует, смешно рыча. — Ну же, Петя!

— Хорошо, — мычу в женскую ладошку. — Зачем?

— Я слушаю внимательно мужчину, Петя. Но не с раскрытым ртом, а с неподдельным интересом и полной вовлеченностью в процесс. Я задаю простой, казалось бы, вопрос…

— Какой? — скулю ей в руку. — Тонь…

Она вдруг убирает ее от моего лица.

— Хочу на тебя посмотреть.

— Хорошо, — соглашается со мной.

— Какой ты задаешь вопрос? — смотрю на улыбающегося Тузика, который внезапно обхватив мою кисть, выводит на тыльной стороне ладони персональные декоративные узлы.

— Где ты вырос, Петя?

— Здесь, в этом городе, — хмыкаю, но отвечаю ей.

— Кто твои родители? — как будто гипнотизируя, не останавливает движений по моей руке.

— Григорий и Наталья Велиховы. Ты их знаешь, Ния.

Я вижу, как двигаются ее губы, как она с самодовольным выражением лица, говорит:

«Молодец, хороший мальчик!».

— Ничего особенного, Туз. Я не повелся…

И поспешил, похоже, с выводом.

— Вопросы не важны, Петя. Значения имеют лишь мои прикосновения. Я трогаю тебя, твою кожу, подбираюсь к ровным пальцам, затем ногтем вожу, рисую огурцы-спирали, мягко нажимаю на фаланги. Вот так, — она осуществляет все, что только вот произнесла, на моей руке, а я, раскачиваясь на невидимых волнах, расслабляюсь и слежу глазами за ее лицом, — вот так, вот так.

Смирнова улыбается, подмигивает, высовывает кончик языка и облизывает губы.

— Душно, — вдруг отпускает мою руку и обходит, намереваясь покинуть комнату.

— Куда ты? — повернувшись, в спину ей говорю.

— Велихов, а ты уже на моем крючке! — она задерживается на одно мгновение в импровизированных, но напрочь отсутствующих здесь, дверях, и вполоборота продолжает. — Ты обратил внимание, как я ухожу, Петя?