«Вот же…» — встряхиваю головой и возвращаюсь в исходное, почти человеческое положение: вертикально, строго прямо и ни шагу назад.

Всё ложь, откровенная брехня, замыленный предрассудок, байка, фантастическая фишка, тот самый фейк, которым потчуют нас из каждого громкоговорителя, навороченного гаджета или любого средства аудио- и видеосвязи. Так, черт меня возьми, мудрые люди говорят:

«На новом месте приснись жених невесте» — серьезно, ребята? По-моему, это жестокая шутка. А за такое надо бы нещадно карать. Клевета, знаете ли, уголовно наказуемое деяние. Стоит только заявление подать, как дельцы в дорогих костюмах спешно возьмутся за весьма прибыльное и однозначно выигрышное дельце, засучив по локоть рукава и поглядывая искоса на сумму, выбитую клиентом на калькуляторе в случае успеха предприятия. Возможно, я несправедлив, предвзят, зол и неадекватен, а заговор не сработал по причине не той половой принадлежности заговорщика или моего несерьезного отношения к посылу, который я чуть ли не с пеной у рта трындел, пока укладывался в холодную кровать.

Никто мне не приснился. Увы! Кроме смеющейся и раздевающейся Тонечки Смирновой. Ну, этот «кинчик» я могу легко опротестовать. Ведь она отменно забила мою голову своими мелкими прелестями, а также несвоевременной подачей наглядного, но, к сожалению, не раздаточного материала.

Что такое «посмотреть» по сравнению с «прикоснуться», «взять», «ощутить», «потрогать», «напитаться» или… «Обладать»? Лично для меня — издевка, недостача, дешевый разводняк или лохотрон. Я хорошо завелся, а вместо полноценной разрядки получил бесконечные четыре часа вращения на кровати, талантливо изображая неупокоенного волчка, которого сильно раскрутили, почти на полную катушку, забыв при этом снабдить органические внутренности тормозной жидкостью, зато расшатав ходовую, а также нервную систему так, что «заведенная игрушка» до сих пор не может все это во что-то дельное собрать.

Сиди-не сиди, а волка ноги кормят. Поднимаюсь, быстро и кое-как оправляюсь, расчесываю волосы пятерней, а после зарываюсь слегка заросшей рожей в свои ладони:

— Фу-у-ух! — громко фыркаю и на несколько секунд задерживаю дыхание.

Терплю… Терплю… Переживаю неудобство… Тренирую выносливость и разрабатываю легкие…

— А-а-а-а! — скидываю руки, словно стропы обрываю, и рычу, как зверь. — Смир-р-р-р-р-нова!

Похоже, это подтвержденная устойчивая ненормальность, которую я приобрел, словно сезонный новомодный вирус или надоедливый герпес. Он как бы есть, но своего хозяина-носителя не беспокоит, пока ветреная погода или резкое температурное падение не спровоцируют его появление пред светлы очи всего честного народа. И вот она! Вылезла хворь на арену. Свербит губу и портит внешний вид одним своим присутствием. Неизлечимая и противная болячка. Так со страдальцем и протянет положенный ему короткий век, пока горемыка не сыграет в стандартный сосновый ящик. Уж там его прыщик точно не достанет. Смирнова — живой герпес, только в человечьем обличье, который изощренно терроризирует меня и заставляет закипать мозги, словно жирный фурункул выскакивает изнутри, например, в височной или лобной доли серого вещества, от избытка которого я определенно не страдаю. Мощно давит на разумные отделы и тем самым вызывает голографические картины, от которых я, естественно, тащусь и последствиями от просмотра, как водится, не парюсь. Ну все, конец! Она со мной теперь пожизненно? Антония весьма живуча, но для меня смертельна…

Означает ли приведенное только вот сравнение, что я считаю Тосика неизлечимой болячкой, которую я подхватил много лет назад. Похоже, у кого-то слабый иммунитет и нечистая по умолчанию кровь. Я куренок, хлюпик или жалкий доходяга? Цепляю все, что девочки предложат: себе на член и на башку?

Оглянувшись несколько раз на обстановку комнаты, в которой я провел эту ночь, и распахнув дверь, выбираюсь на белый, сегодня слишком яркий, свет.

— Привет-привет, — зажмуриваюсь и морщусь от огромного количества люксов, поглощаемых моей расстроенной недосыпом сетчаткой. — Можно освещенность убрать? Хотя бы, — выставляю приблизительное значение пожелания, прижимая указательный палец к большому на руке, — вот на столько. Господи-Господи, будь же человеком. А-а-а-а! — выстанываю просьбу и прячу глаза, опустив голову.

«Сигаретку?» — противным внутренним голоском себе любезно предлагаю. — «Не откажусь, мой мальчик» — личина под номером, наверное, два мне отвечает. — «Будьте так любезны, предложите по всей форме» — а язвительность совсем не уменьшается. С этим определенно что-то нужно, пока не стало слишком поздно, делать…

— Доброе утро, Петр, — откуда-то раздается голос хозяина «гостиницы», в которой я ночевал.

Тебя только и не хватало для полноты неутешительной картины.

«Я уеду. Все понятно. Здесь не дом терпимости, а у тебя, Сереженька, бессонница и такая же больная голова, как у меня сейчас» — хлопаю ладонями по задним карманам джинсов, тактильно разыскивая никотиновый допинг, который, возможно, приведет растрепанное состояние в порядок, а возможно, отравит меня и сократит срок службы всех внутренних органов лет так на пять.

— Доброе утро, Сергей Максимович, — смотрю на приближающегося ко мне Смирнова.

Он скатывается с невысокого холма, словно колобок. Сколько ему? СМС значительно моложе моего отца, а выглядит… Выглядит, как сучий мальчик, лет на сорок пять, если бы не седина в висках и пробивающейся плотным строем щетине на вечно скалящейся роже, Сереженька мог бы на смотринах женихов дать заводного джазу и выторговать себе еще пару-тройку восемнадцатилетних жен. Интересно, а на Кубе приветствуется многоженство? Его благоверная, например, не будет против, если папочка уложит еще одну в их королевскую кровать?

«Да-а-а, сука, как я недоспал!» — дергаю губами и хищно выпускаю зубы.

— Пройдемся? — с места в карьер выступает только-только подошедший ко мне Смирнов.

— Пройдемся? — прекрасно расслышав то, что он спросил, зачем-то еще раз уточняю.

— Да, именно. Возражения?

— Э-э-э-э…

Да как бы нет! Но к чему все это? Догонимся моралью, которую мне вчера не дочитали, потому что декламатор зевал и смеялся надо мной, пока я ползал перед ним, в ладони собирая виртуально опавшую весеннюю листву, давая полураздетой стерве последний шанс спрятаться в своей каморке и не отсвечивать в лунном свете топлесс, который я, откровенно говоря, так и не успел как следует рассмотреть, зато приобрел бессонные часы и плохое настроение. Этот хмырь не вовремя явился… И вот гребаное дежавю, по-видимому, снова подкатило.

— Пока там готовится завтрак, у нас с тобой есть минут двадцать-двадцать пять наедине. Возражения, Велихов?

Какие тут возражения, здесь исключительно уважение и большой почет:

— Сергей М…

— По имени и все. Мы с тобой вот с такого возраста знакомы, — рукой касается своих щиколоток, словно присядку танцует, — поэтому оставим отчества, как говорят, для подчиненных. Никогда не понимал своего отца, который просил его не терроризировать любезным обращением и тем прибавлять года, а сейчас полностью копирую его поведенческую фишку с посторонними или давно знакомыми мне людьми. Короче, Велихов, мы договорились?

Я все же жутко недоспал! Ну, ни черта не понимаю! Вот ни грамма из того, что он сказал, я лично не догнал. Однако:

— Договорились.

— Идем, — он подхватывает меня под локоть и куда-то тянет, без конца оглядываясь назад.

— Мы от кого-то скрываемся? — осмеливаюсь и, подловив его движение, в точности копирую. — За нами что, следят?

— У тебя сигареты есть? — шипит Смирнов, испуганно посматривая на странно притихший сумасшедший дом.

— Есть.

— Вот и хорошо. Идем-ка в лесок.

В лесок? Это шутка? Там я выкурю последнюю, как перед казнью сигарету, угощу, естественно, своего палача, а потом с достоинством и не на коленях испущу грешный дух? Красиво! Жаль только, что я не сказал отцу, куда иду. Думаю, Гриша бы подсуетился и вытянул нерадивого сынка из петли, которую ему свивает не один час сей странный крендель.