Он чрезвычайно лаконичен! Впрочем, как и всегда.

— Я собиралась…

— У тебя нет лицензии, Антония, — отец рычит. — Ты хоть знаешь, что это такое?

Я не идиотка! Зачем он так со мной?

— Па…

— Давай так, — он не спеша обходит стол и по-кошачьи мягко направляется ко мне, отец спокойно движется, а я непроизвольно зажмуриваю глаза и откланяюсь в противоположную сторону, стараюсь быть подальше от него, чтобы не получить случайную затрещину, которую он вправе отвесить мне за жестокий обман и надувательство страны, в которой я открыла бизнес и старалась стать независимым и полноправным членом общества, для которого я пока не полноценный человек. Нигде ведь не училась, кроме школы, не имею базовых экономических знаний и понятий о делопроизводстве, кроме колоссального рвения и мотивации, конечно, я совсем без средств к существованию и без перспектив удачно выйти замуж. Я никто!

Кто ж такую разноглазую захочет? Моя гетерохромия — определенный дефект, вызывающий ужас и определенный трепет у бывшего Влада, например, которого так некстати вспомнил Буратино в одном из наших разговоров. Мужчины шарахаются от меня, а финансовая длань отца в скором времени оскудеет. Никто не вечен под луной, и родители, увы, не исключение. Как мне зарекомендовать себя в этом мире, если брак с состоятельным мужчиной мне никогда не светит?

Только собственное дело! Я открыла то заведение, на которое будет спрос. Любить друг друга люди никогда не перестанут, а значит…

— Ни-я-я-я, — он мягко трогает мое плечо и, наклонившись, шепчет в ухо, — открой глазки. Ты чего? Цыпа? Испугалась?

— Я не хочу в тюрьму, — всхлипываю и жалобно скулю. — Я там умру.

— И не пойдешь. Посмотри, пожалуйста, на меня, — отец трогает мой подбородок и пальцами щекочет кожу. — Ну-ну, давай-давай. Красавица! Тосик, Тосик…

«Тосик!» — словно кличка у собаки. Недаром Велихов зовет меня щенком, жалкой шавкой и пошлым Тузиком.

Дергаюсь в попытках разомкнуть как будто склеившиеся веки, знаю, что некрасиво гримасничаю, корчу рожицы, ловлю непроизвольный тик и шиплю про себя, но не вслух:

«Господи, да прекрати же это! От тебя трусостью несет за полверсты».

— Детка?

— Да, — приоткрыв свой левый глаз, замечаю рассевшегося на поверхности стола отца. Перекрестив руки и ярко улыбаясь, он с огромным, просто-таки нескрываемым интересом рассматривает меня. — Я слушаю.

— Ты такая смешная, когда боишься.

Рада, что смогла повеселить его, но перспектива сесть в тюрьму, на самом деле, вызывает несколько иные чувства и эмоции.

— Это нервное. Так что ты говорил про мой арест?

— На том листе указана сумма, которую надо внести, чтобы покрыть все недостачи. С учетом штрафов, налоговых обязательств и просроченной лицензии…

— У меня ее нет совсем, — несмело поправляю его сведения.

— Она просрочена, Антония. Ты поняла, что я сказал?

Конечно-конечно! Отец прикрыл меня. Ну, как такое можно не понять?

— Да, — киваю головой и пытаюсь натянуть улыбку на нервно дергающийся рот.

— Мы закрываем это дело после того, как последний рубль будет выплачен по назначению.

— А сколько там? — шепчу, немного заикаясь.

— Посмотри, — указывает подбородком на «ценник», который мелким шрифтом в документе приведен.

Беру листок, стряхиваю руку, шуршу бумагой и, то и дело поглядывая на папу, ищу глазами место, в котором было бы указано, сколько я задолжала за самовольное использование интернет-пространства с целью обогащения и набивания своего кармана. Суечусь и взглядом бегаю по растекающимся буквам: слежу, вчитываюсь, пытаюсь осознать, что говорится в документе и какие санкции ко мне будут в ближайшем будущем применены, если я не покрою недостачу…

В размере всего моего заработка?

— Это же… — вскакиваю и отшвыриваю эту чертову бумажку на то же место, из которого по досадной неосторожности и ошибке ее взяла. — Грабеж!

— Тоня, Тоня, Тоня… — выставив руки, отец пытается успокоить мой порыв. — Тихо!

— Тихо? Тихо? Ты хоть понимаешь, что это… Жулики! Ворье! Рецидивисты чертовы! «Предприниматель» никогда не будет звучать гордо, потому что этот доходяга забывает родное государство с ложечки манной кашей покормить. Они ведь обдирают меня, как липку. Что? — выпучиваюсь на ухмыляющегося родителя, который или притворяется и строит недалекого из себя, или действительно не понимает, как много от меня желает получить страна.

Это все… Все, что я заработала! Все, что смогла собрать! В этом вся Я!

— Ну, цыпочка, это едва ли. А вот то, что ты творила, злостное нарушение закона, Ния. Прямое, непосредственное и самонадеянное. Наглое, если очень грубо!

— Я работала, я копила, я была вежлива и внимательна к людям, а здесь что же? Откажись от того, что заслужила честным трудом! Что в том магазине такого, что бесит всех? Интимные товары? И что? Там нет ничего такого, что бы кто ни говорил. Господи, какое ханжество и лицемерие, честное слово. Вот и ты опускаешь глаза…

— Я слушаю, слушаю, слушаю. Говори, пожалуйста, — отец смеется и прикрывает кулаком свой рот.

— Что здесь смешного? — шиплю, глядя на веселящегося родителя.

— Информационная подача немного качает воздух, — открыто прыскает и ладонями закрывает себе лицо. — Цыпо-о-о-чка, ты такая милая… Прости-прости.

Не могу ввернуть ему зеркальный комплимент.

— Мне продолжать? — транслирую голосом сильный вызов.

— Да-да, да-да. Извини, — отец прокашливается и убирает руки. — Слушаю!

— Разнополые люди спят друг с другом испокон веков, это нужно для продолжения рода, потом теряют друг к другу влечение — возможно, медицина где-то подкачала или партнеры охладели, но они не сдаются, а наоборот, пытаются разнообразить свою сексуальную жизнь, идут ко мне, а я…

— Так ты маленькая сводня или это просто реализация товаров для взрослых? — вкрадчиво задает вопрос мой папа.

— Я общалась с ними, но это совершенно не означает, что я занималась сватовством или сутенерством.

— Услуги сексолога, Ния? — похоже, он теряет голос, глухо и долго кашляет, сильно сглатывает, а потом продолжает говорить. — Сексолог — тоже ты? Я правильно понял штатное расписание компании?

— Что? — прищуриваюсь и отхожу от стола, словно боюсь своего отца.

— Платные/Бесплатные консультации сексолога. Бесплатные? Это как? — подмигивает мне. — Не встречал еще ни одного профессионала, который бы отказался от вознаграждения за свою работу, тем более по такому животрепещущему вопросу. Сексолог — это…

«Звучит, пожалуй, гордо!» — это он хотел сказать?

— Я разговаривала и все. Уколы не ставила, капельницы не поправляла.

— И просила за это деньги?

— И? Ничего криминального не вижу в том, что мои услуги оплачивались. Ты сам сказал…

— Но ты не профессионал, цыпа. Где диплом?

Подловил! Сейчас опять напомнит про лицензию и отсутствующее медицинское образование.

— Меня лишают всего. Забирают то, что гарантировало мне независимость. Смешно? Да?

— Ты хочешь независимости? — отец удивленно изгибает одну бровь и чересчур пренебрежительно вздергивает верхнюю губу. — Не смешно, но жутко страшно от осознания того, какие советы могла дать моя дочь, выдавая себя за специалиста в интимной сфере.

— Да! Хочу ни от кого не зависеть, быть самостоятельной, на свое усмотрение распоряжаться своими деньгами и не предоставлять отчет человеку, любезно выписавшему мне карманные гроши, — парирую, бросая нехороший взгляд на родителя, который не верит в мой успех в этом предприятии.

Он, видимо, и слил меня. Интересно, как вычислил и догадался? По-моему, все очевидно:

«Папочка, да ты посещал мой магазин и, вероятно, напоролся на мой сеанс в общем чате!».

Очередная глупость! Мне надо было закрыть группу и не отсвечивать беседами в общей ленте на заказах. Опять же — я окучивала клиентов и расширяла базу. Нельзя молчать, когда заинтересованный посетитель задавал вопросы, касающиеся не только возможной покупки одной единицы товары, но и целой линейки, начиная от презервативов и заканчивая игрушками, цена которых… М-м-м!