— Бюджет не превышала, все в рамках правил и устава.
— Ну да, ну да…
Похоже, весть о трудоустроенном Петруччио уже облетела шар земной и достигла небольших по внешнему виду ушей моего папы.
— Девчонки не ругаются?
Из-за чего? Из-за Велихова и его отсутствующего внимания к ним? Откровенно говоря, делить там особо нечего. И Петька, надо бы должное ему отдать, не проявляет интерес к флиртующим с ним продавщицам, а я намеренно держу дистанцию между начальником и подчиненным здесь, на нашем общем рабочем месте в то время, когда он качественно — чего уж тут душой кривить — исполняет возложенные на него обязанности, и между владельцем помещения и жалким квартиросъемщиком и оккупантом спального места в одном лице там, в его мужской, скупой на хоть бы мизерный декор, квартире.
— Фи! Это жалкий и даже унижающий нас, женщин, мизогинический стереотип.
— Умные слова пошли? Ния, остановись, пожалуйста, или смени словарь. Я никогда не выступал в роли женоненавистника. Скорее, наоборот…
— Если чисто женский коллектив, пап, то обязательно жди склок и драк на татами, заполненных шоколадной грязью?
— М-м-м! Тебя, похоже, понесло? Извини тогда и не обижайся, сама на правду напросилась. А какое аппетитное описание ты, цыпочка, сейчас подогнала! Хм, знаешь, на последнее я бы с превеликим удовольствием посмотрел, — он хмыкает, подмигивает, а затем довольно быстро становится серьезным. — Итак? Справляешься? Доложи-ка о делах соучредителю твоего шоколадного сокровища!
Он всего лишь поручитель! Папа определенно что-то путает. Мой кредит и его гарантии перед финансовым учреждением в моей состоятельности и серьезности — это все, что вместе держит нас в этом сладком предприятии. Его важных подписей ни на одном ином документе в этом деле больше нет. Но если я вдруг неблагонадежно себя поведу, не выплатив процент на погашение, вот тогда жди беды. Но с этим у меня — тьфу-тьфу — все хорошо. Я очень исполнительный клиент…
— За десять дней покрыли полный месяц с небольшим. Я считаю, что это определенный успех. Спасибо-спасибо, — пищу и, обхватив его щеки, поцелуем прикасаюсь к родным пропахшим табаком губам. — Накурился! Фу-у-у-у…
— Не возникай, Смирнова.
— Максим Александрович очень поддержал нас, — киваю головой. — Если честно, пап, я сильно волновалась, зато Сашка почувствовала безграничную власть и быстро вошла в роль шефа. Она тиран!
— Зато ты моя умница, Ния. Но…
— Пап, сейчас не начинай. Никаких «но» и вот этого страдальческого выражения лица, — выставив указательный палец, направляю кончик в мужской нос и вращаю, словно газовую скважину бурю.
— Ты из-за меня, что ли?
— Что?
— Не желаешь жить с нами? Так достали? Или я напрягаю?
— Хочу устроиться. Нет никаких причин, тем более… Живых! Понимаешь? Ты же ведь тоже долгое время жил не здесь. Дядя Леша мне рассказывал…
— Подрезать бы язык болтливому дяде Леше, у которого с возрастом произошло не только размягчение мозгов, но и нервной системы в целом. Он стал заторможенно принимать решения, касающиеся его семьи, зато почти слоновьим шагом наступает на ковры в моем доме. Тонь…
— Я не обманываю. Пожалуйста, услышь меня.
— Я слышу, слышу, слышу, но ты девочка, а кругом…
— Козлы и дегенераты, способные обидеть? Пап… — подкатываю глаза, откидываю голову назад, разглядываю потолок, слежу за мигающими лампочками украшений, затем со свистом шумно выдыхаю воздух и резко возвращаюсь к нему лицом. — Я ведь могу постоять за себя. Ты же знаешь…
— Этого я и боюсь.
— Где с мамой были в новогоднюю ночь? — меняю тему разговора. — Об остальном не будем. Иначе я сейчас уйду. К тому же много дел, а я хотела бы закончить сегодня здесь пораньше.
— Свидание намечается у моей красавицы? — отец подмигивает и добродушно улыбается. — Это хорошо!
Нет-нет! За непрекращающиеся зимние праздники устала. Намерена перевести дух и восстановить утраченный баланс в обыкновенной жизненной цепочке — работа-полноценный отдых-развлечения. А Егору, пожалуй, завтра позвоню. Пусть пока помучается в неведении и недолгом ожидании. Решил дружок на уровень «поближе» перейти? Вероятно, я не возражаю, но все-таки хочу еще подумать. Очень много обязательств и открытых ставок, которые каждой выставившей свое условие курице торчу.
— Как праздники прошли? — еще раз задаю вопрос.
— Не скажу, — отец смешно вытягивает губы и даже строит недотрогу, затем стремительно переобувается и меняет образ, а после благодушным тоном продолжает. — Мы нарядили елку, мама приготовила праздничный стол, потом, естественно, возились с мелким. Он чувствовал, что Юла была где-то далеко, вот и не засыпал, ждал мамочку, которая гуляла с вами. Кстати, это было неожиданно со стороны Петьки устроить гала-концерт у себя. Я так понимаю, это спонтанная одноразовая акция? По случаю его возвращения?
Надеюсь, что да!
— Мне Велихов кое-что о своем старшем сыне рассказал, цыпа…
«Минус сто очков, Григорий Александрович, хороший мой, Вам в жизненную карму! Да Вы, галантный и просто „ах, какой“ импозантный мужчина, балабол, сплетник и болтун? Вы просто баба, дядя Гриша!» — осыпаю комплиментами импозантного отца Петруччио.
— Было круто и довольно весело. Да ты и без меня уже все знаешь. Юлька ведь все донесла.
— Не донесла, а рассказала. Мы задали вопросы, по-ин-те-ре-со-ва-лись. А что? И потом, — он подается на меня, упирается локтями в стол и от стула отрывает зад, — мы против этого с мамочкой никогда не возражали. Гуляйте на здоровье. Еще неплохо было бы к себе домой возвращаться. И я никак не мог предположить, что квартира Петьки придется по душе…
— Так вышло, мы поздно спохватились, а он с приглашением тянул, — перебиваю и быстро оправдание ищу.
— Понимаю-понимаю. Спокойно, цыпа! Ты чего защебетала?
— Ты уже все? — киваю на пустое блюдце, на котором несколько минут назад лежал красивый шоколадный круассан.
— Прогоняешь? — принимает свое прежнее положение и кивает головой назад, указывая на кого-то кто кружит возле нас, неподалеку, вышагивая между торговых рядов. — Как у него дела?
— У Велихова, что ли? — наклоняюсь и заглядываю через его плечо.
Шпионит гад? Подслушивает? Вынюхивает? Глаз с нас не спускает? Или действительно занят делом и проверяет ценники на товарах? Ест карамель и пряники кусает? Упрямый дурачок!
Однако надо бы признаться или признать, что кое в чем, Петруччио все же победил. Когда он предложил свои услуги в качестве подхвата и мальчика «подай-принеси-обслужи-подержи-не мацай», то, на самом деле, действительно оказал неоценимую услугу и сделал в кои-то веки нужное дело. Не думала, что у него хватит на все, что мы ему организовали, терпения и выдержки, но Велихов или слишком был заинтересован в том, что делал, или тоже с кем-то опрометчиво на что-то нехорошее поспорил. Должна авторитетно заявить, насколько мне мои грамоты и купленные интернет-дипломы в пищевой промышленности позволяют это сделать, что его настырность и внимательность, а в отдельных случаях и безукоризненное послушание и даже выдержка позволили Буратино продемонстрировать определенные успехи в шоколадном деле. Он не кондитер, но не без сюрпризов парень. Его конфеты с очищенным лесным орехом восхитительно хороши. Подача, правда, пошло подкачала. Вместо геральдической линии у талантливого Петруччио выплыло огромное мужское достоинство коричневого цвета с двумя орехами в качестве мошоночного мешка. Он странным, жутко томным шепотом заклинал меня лизнуть хотя бы кончик и пососать бока. Прижал к себе и шоколадным членом грубо тыкал мне в лицо:
«Тузик, прошу тебя, попробуй. Ну?».
— Петр, добрый день! — отец выкрикивает и, отведя в сторону одно ухо, ждет встречной любезности от того, кого он по имени назвал.
— Здравствуйте, Сергей Максимович, — откуда-то из подземелья отвечает Велихов.
— Подойти к нам не желаешь? Я хотел бы посмотреть на тебя. Гриша говорил, что ты… — он поворачивается туда, откуда ранее доносился мужской спокойный голос и ожидает, пока тот, к кому он обращается покажется из-за торгового угла, — повзрослел и стал немного выше. Что скажешь?
