— Я думал, что ты посетишь нас хотя бы на Крещение, но ты там загостилась, видимо. Уже конец января, цыпа. Что на это скажешь, Тосик? Домой не пора? Что это за старая знакомая, которая платы за проживание не берет, но безвозмездно предоставляет кров? К нам приезжаешь, только гардероб сменить…

Места знать надо и обладать аппаратом управления «подруги», которую достаточно лишь пальцем поманить и заставить выполнять любое тобой загаданное желание слабым, тихим голосом с интонированием и громким придыханием нескольких волшебных слов:

«На что поспорим, мой милый недалекий друг?».

Весьма рада, что хотя бы своему азарту Велихов с возрастом не изменил. С вовлеченностью в игру у Петруччио уверенный порядок, как у кобеля, послушно выполняющего команды, услышав только лишь громкий звук дрессирующего его хозяйского свистка.

Отец сидит напротив и с глупым, определенно недалеким, выражением лица таращится в содержимое широкой, но не глубокой чайной чашки, в которой остывает его черный-черный кофе, как последний выдох, выпускающий тонкую струйку сизого дымка.

— Как твои дела, малышка?

У меня все хорошо, согласно пятилетнему плану, расписанному в ежедневнике: прибыль — мою будущую финансовую подушку безопасности и независимости, например, хотя бы от него — я стабильно получаю из двух источников, один из которых вынужденно, между прочим, находится под прикрытием — этот бизнес я очень тщательно скрываю. А теневая касса меня за это милостиво благодарит и мощно разрастается, ежемесячно отсыпая на мой сберегательный счет неплохие дивиденды в виде отечественных денежных поступлений, каждое из которых подтверждается звенящим колокольчиком рингтона, стоящего на уведомлениях моего банковского приложения. Мне бы с налогообложением разобраться, чтобы не обманывать родное государство. Обязательно, конечно же, но со временем, где-то через три недели, например, я однозначно проведу ревизию и в полном объеме выплачу свой двадцатипятипроцентный долг стране, который задолжала за несколько плодотворных и щедрых на подачку в мой карман успешных торговых месяцев. Я не наживаюсь на казне, а просто… Действительно не понимаю! Вообще не понимаю, как можно получить лицензию на товары, которые сейчас, что называется, из-под полы, мечтающим о постельном наслаждении продаю, набивая свой виртуальный кошелек.

Мое первое, весьма амбициозное, скорее, чересчур нахальное, собственное дело не понравилось как раз таки вот этому человеку. А он бы мне с лицензией помог! «Не понравилось»? Пожалуй, с этой всеобъемлющей формулировкой я немного переборщила. Скорее, папа не ожидал и слегка опешил, когда узнал, чем занимается его младшая дочь, когда в куклы не играет, расчесывая пластиковые волосы патлатой бабе розовой расческой вдвое большей по размеру, чем голова несчастной глупой парии, у которой сиськи сильнее выпирают, чем квадратный втянутый куда-то зад. И, наверное, впервые в своей жизни не смог подобрать подходящих слов, чтобы выразить то ли, как он чересчур обескуражен моей находчивостью, чутьем и деловитостью, то ли, как расстроен тем, что меньшая по наклонной плотской плоскости пошла. Однако мой родитель спешно выпутался и моментально нашелся, как и всегда. При этом он проявил недюжинную смекалку и выбрал третий — ну, очень неожиданный — вариант для того, чтобы призвать к порядку или порядочности очень непослушную меня.

Отодвинув, предусмотрительно убрав с дороги свою чику, короче, мягко устранив препятствие в виде жены и моей матери, он реализовал отличную попытку продавить меня, воззвав к девичьей скромности, целомудрию и даже непорочности. Тогда я вообще не узнавала своего отца. Мужчины все-таки законченные лжецы и великолепные лицемеры. Значит, как что-то нехорошее, с какой-то парадоксальной точки зрения, касается их милых крошек-дочерей, они мгновенно переводят тумблер полового поведения в позицию:

«Запрещено! Терпи и да воздастся!»;

а как дело начинает пахнуть керосином и что-то там уже зовет на крайне пошлый подвиг, например, то сдерживающая или контролирующая размах пружина почти по мановению волшебной палочки возвращается в исходное положение и помещает кнопку в начальное, почти стационарное, и в то же время жутко развязное состояние:

«Все хорошо и все разрешено — границы только в нашей голове! Дерзай старик, ночь будет многообещающей и великолепной».

Так вот, мне показалось, что в тот день, в тот час, минуту и секунду, находясь на нашей просторной кухне в общем доме, он меня немножечко стыдился и пытался что-то из старообрядческого вынести на божий свет и донести гулящей дочери о том, как грешно сеять похоть, наслаждение и физическое удовлетворение там, где должен быть мир, покой и половая скука.

«Ты ли это, папа? Я совсем не узнаю тебя» — посмеивалась про себя, смиренно опустив голову и уткнувшись взглядом в пол на нашей кухне.

По крайней мере, Сергей Смирнов краснел и очень глупо, я бы сказала, неуверенно и нервно, улыбался, когда, заикаясь, вещал о том, что нежной хрупкой девушке негоже заниматься тем, что я вполне осознанно выбрала в качестве источника своего стабильного дохода.

«Не вижу в этом никаких проблем, папуля» — хлопала глазами и пищала, сложив ладошки в намасте. — «Людям это очень нужно. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, да?».

Он дряхлым селезнем громко крякнул и с силой, очень больно прикусил себе язык. Потом на соло вышла отошедшая от первого шока одухотворенно улыбающаяся мама, которая пыталась достучаться до моей женственности, нежности и благоразумия. С ней справиться оказалось гораздо проще. С ней не было вообще проблем! Уперевшись своей задницей и поясницей в край рабочего стола и перекрестив руки на груди, я тихо, почти баюкающим голосом, не отводя глаз от суетящейся и стесняющейся собственных слов женщины, четко, словно провоцируя, произнесла:

«Я просто очень секс люблю! Такой здоровый интерес, приносящий довольно-таки неплохой куш! Хобби, превратившееся в работу с огромным наслаждением. Люблю, мамуля, то, что людям за их денежки дарю!»…

— Как дела, ребенок? — папа странно выгибает шею, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Ты здесь, со мной, Антония? Ку-ку?

— Отлично, — зеркальным жестом своей шеи отвечаю, а после привстаю и трогаю губами мужскую теплую щетинистую щеку. — Папочка, я тебя люблю.

— Ния-Ния, это что-то подкупающее? — он щурится, как довольный кот, и медленно откидывается на спинку стула. — Цыпа, ты пользуешься своим совершеннолетием и положением свободной женщины? Где живешь? Что за тайны? У тебя все нормально?

— Это выражение моих чувств любимому отцу. Подкупом не считается. Папочка, у меня действительно все хорошо. Пока подыскиваю квартиру, периодически живу у девочки, с которой ты не знаком. Ну, извини, пожалуйста. Я ведь бываю дома…

— Мы не пересекаемся с тобой. Сегодня, например, что? Есть слабый шанс, что я увижу свою девочку за ужином?

— Есть планы. Извини.

— Планы и тотальный отказ. Не нравлюсь, что ли?

— А ты подкатываешь? Я же твоя родная дочь.

— Говорю, что деловая и крайне привередливая! Эх было раньше время… Ладно. Все, стоп! Проехали, — отец вдруг поднимает руку и резко опускает, хлопая ладонью по столу. — Это же не допрос, в конце концов, а просто встреча и пространные разговоры о том о сем. А мне достаточно того, что у тебя все хорошо. Что с деньгами? Помочь? Как твое дело? Ощутимый выхлоп есть? Между прочим, пригласительные я раздал?

— Тебя не повязали за рекламу? — беру его за руку и слегка сжимаю. — Согрелся?

— Да, согрелся. И, слава Богу, не повязали. Повода-то нет, к тому же я был очень осторожен. На тех карточках указан адрес этого магазина и его название, о владельце ведь ни одного словечка. Поэтому, какая тут реклама и какая моя в том личная заинтересованность? Я просто выступил курьером, оказал услугу очень милой девочке.

— Спасибо! А можно я еще разочек поцелую?

— Целуй! — и подставляет щеку.

Мой мировой отец!

— Так, как твои успехи, деловая девушка? Смотрю, штат увеличен на одного реального человека. М?