«Что-что?» — это из разряда «очевидное и невероятное», потому что противоречит ее кодексу в целом и внутреннему складу в частности.

Дарья Смирнова — эгоистичная надменная засранка. По последней позиции она даже Тоньку может перещеголять. Такая, в сущности, язвительная дрянь.

И еще — весьма важный аспект и не один год длящееся видеонаблюдение — у нее ген первенства заложен божественным вливанием. Ей! И только ей должно быть дано все! Исключительно первой стерве из гордого семейства. Такой гордячки, упрямицы и временами долбаной зануды я больше в своей жизни не встречал. Вероятно, это связано с тем, что она перворожденная, самая взрослая и самостоятельная чувиха.

— … А Яся и Глеб от кумпарситы.

Отменный, твою мать, пиздец!

— Ты смелый, Ярослав. Кумпарсита?

— Вместо рыбки. Мне так привычнее. А про смелость… Это был корявый комплимент от собрата?

Ну, не зависть же, в конце концов? Тем более что меряться нам пока с ним нечем. Даст Бог, и случай не представится. Так что:

— Это мое неуклюжее признание первенства за сильным самцом, у которого, похоже, по определению, невзирая на сопутствующие трудности, — кивком указываю на его искалеченную левую конечность, — однозначно фартовая судьба и счастливая семейная жизнь. Могу приставку альфа- присовокупить к уничижительному для отдельных личностей «самцу». М? Ты альфа-самец в этой, — киваю на хохочущих Смирновых, — женской стае.

Но твой прайд, похоже, в скором времени поредеет. Замечаю, как Костя, взяв под руку Юльку, отводит ее в сторону и прижав собой к стене, целует.

— Без вопросов…

Мне уже нравится этот Ярик Горовой. Спокойный «мальчик» трех детей, словно бегемот. Кружит возле Дашки и в ус вообще не дует.

То ли дело Красов… Очень жаль его. В холодную Юленьку влюблен, а она, похоже, все еще страдает за своим Святом. Между прочим, приятно удивлен, что Ярослав с ним тоже знаком:

«Служили вместе по контракту!».

Какая интересная житуха у местных мужичков…

— Тебе помочь? — пальцами касаюсь оттопыренного бедра Тоника, следящей за каким-то варевом на плите.

— Руки убери, — дергается и оглядывается назад. — Велихов?

— М? — делаю вид, что не догоняю ее злость.

— Какого черта?

— Забыла? — становлюсь за ней и напираю телом, утыкаюсь пахом в задницу, затянутую жутко узкой юбкой с какой-то высокой талией. — Платьице не тесновато?

— Отодвинься, — Смирнова тощей жопой пытается отпихнуть меня.

— Не скули, щенок.

— Заткнись, деревянный мальчик.

— Ключ мне верни, — подбородком утыкаюсь ей в плечо и шепчу на ухо.

— Я твоя соседка. Запамятовал, идиот?

— Смирно-о-о-о-ва! — хриплю ей в шею.

— Пока перекантуюсь у тебя, а там посмотрим… Бу-ра-ти-но… — стонет мое прозвище и громко дышит, раздвигая сиськи, словно Тузика тугой корсет очень сильно жмет.

— Развязать шнурочки, мисс? — дурачком прикидываюсь.

— Чего? — вполоборота отвечает.

— Как тебе сегодняшняя компания, говорю?

— Отлично. Меня все устраивает, — возвращается к плите лицом. — Я праздники люблю.

А я их ненавижу, потому что в такие дни и по таким дебильным поводам почти всегда остаюсь один. Даже будучи женатым, я терпел отлучки Эли на какие-нибудь рауты по случаю открытия выставки или с вполне прозаичной целью — за бокалом, и не одним, шампанского о какой-нибудь живописной херне потрещать с ее голозадыми подружками, впоследствии оказывающимися мужиками-натурщиками для потрахушек, чьи рожи, торсы, члены и бычьи яйца я с «огромным» и «нескрываемым» интересом рассматривал потом на полотнах, выполненных карандашом ее талантливой рукой.

— Довожу до твоего сведения, сообщаю торжественно и с превеликим удовольствием, что мой отец нас неофициально поженил, Антония, — прыскаю от смеха. — Представляешь? Раструбит серьезный Гриша Велихов твоему папе, что я трахаю тебя без законного брака…

— Тогда готовь обручальное кольцо, Петруччио.

Чего-чего?

— Не помню, чтобы делал предложение.

— Вот и не трахай меня без брака.

— А жить со мной тебе, стало быть, по доброте душевной Заратустра позволяет?

— Не понимаю, что ты говоришь…

Бедная Антония книжек не читает!

— У тебя отставание в развитии, Тоник. Это Ильф и Петров.

— Пошел ты… — толкается и загоняет острым локтем мне под ребро.

— Ключ верни, стерва.

Она разворачивается и показывает ну просто очень нехороший знак рукой.

«Ах ты ж, с-с-сука-а-а невоспитанная и грубая!» — про себя рычу…

— Ния, потанцуем? — Мантуров протягивает свою руку, приглашая Тузика на медленную пляску.

Это хрен тебе сейчас, дружок!

— Она сегодня не танцует, — ухмыляюсь, оскаливаюсь, гримасничаю, злюсь и жестко отвечаю неудачливому кавалеру. — Ей ее религия не дает на удовольствие добро. Отойди, браток.

Две долбаные песни назад Смирнова грубо отказала мне. Ехидничала и даже сомневалась в моих возможностях, и водя указательным пальцем, абсолютно не скрываясь, подсчитывала количество моих ног, а затем, поравнявшись со мною, отметила, что у меня как будто две нижние конечности — тут слава Богу, — но, к большому сожалению, обе левые. Она трусит и нескрываемо переживает:

«А если я ей мелкие копытца своим сорок вторым размером отдавлю?».

«Раскусила, стерва» — я сально ухмыльнулся и рукой на нее махнул.

Такой был план с самого начала, но, к сожалению, в него были внесены небольшие изменения где-то в районе канапе с осетриной и чудной, не пойми какой, икрой. Я телом ощутимо потяжелел и хорошо поплыл мозгами, рассматривая две танцующие пары в центре моей квартиры.

Похоже, позавидовал свободный и богатый барин нищему и подневольному холую. И тем не менее, я завороженно смотрел на то, как улыбается рыбка-кумпарсита Ярославу, как Юлька, которой два часа назад не было особого дела до стелющегося Красова, прислоняется к его рубашке своей щекой, и вспоминал, как в свадебном танце кружил свою красавицу-жену. А сейчас что? Сижу бобылем возле по всем временным характеристикам новогоднего стола и рассматриваю странную Антонию, уткнувшуюся в свой мобильный телефон.

Я кое-что там интересного для себя прочел, когда посматривал то на нее, то ей через плечо.

«Перчинка» — бессмысленное название странного заведения, в чате которого Тонька одним пальцем строчит короткие сообщения, без конца добавляя жутко пошлый эмодзи — желтый мячик делает нехорошее движение по направлению к тому, кто смотрит на него.

«То есть?» — не понятно, что ли. Так я, пожалуй, разъясню. Эта плюшевая, в других наборах — очень безобидная игрушка, вас внаглую имеет через блестящий сенсорный экран, подмигивая и пуская голубую слюну, на каждом виртуальном проникновении. — «Что, твою мать, за черт?».

«Тузик, что с тобой?» — отложил себе вопрос, а младшему братцу шустро настрочил пробить одну догадку.

Уверен, что Смирнова — веб-модель или «потусторонняя» проститутка, дешевка, сбивающая монету с вуайеристов и жалких извращенцев, не способных на интим поступок, а заходящих на подобные сайты с одной нехорошей целью, чтобы на суррогатный акт одним глазком за свои гроши посмотреть! Теперь становится все очевидным. Видимо, ей нужно место, где она могла бы уединяться и гнусными делишками промышлять. А как можно записаться в ее постоянные и привилегированные клиенты, а индивидуальные скидки у нее есть? Я бы эту стерву неоднократно виртуально взял и выделенное время не только озабоченным дрыщом смотрел, а приказывал и требовал, чтобы она…

— Да, конечно, — с улыбкой более удачливому, чем я, кавалеру отвечает и выходит из-за праздничного, нашими стараниями потрошенного, стола.

То есть? Что она сказала? Я бросаю на Смирнову очень нехороший взгляд и впиваюсь пальцами в свои колени, которыми суматошно двигаю и по полу странную мелодию перебираю, словив синдром беспокойных ног. Долбаная побочка? Опять херня с нервами начинается. Мало мне проблем с желудком и стойких, но выматывающих, головокружений, теперь еще и вся система в целом сбоит и дает очевидный для всех и для меня провис…