«Привет, малыш! Сегодня я, пожалуй, Жозефина!».

Между прочим, двоих мужчин, желающих познакомиться со мной немного ближе, я отшила наспех выдуманным иностранным именем. Не захотели юноши связываться с коверкающей родную речь Афродитой в моем лице. Они куда-то вдаль свалили, а я осталась с мыслями наедине.

Музыка смолкает, а затем меняется. Темп сильно замедляется, а я с нерастраченной энергией оказываюсь не в удел, потому что пришла сюда без пары. Не с кем предложенный сейчас медляк потанцевать. Поэтому останавливаюсь, тяжело вздыхаю — себя жалею и себе сопереживаю; затем старательно успокаиваю пульс, дышу открытым ртом и бегаю глазами по окружающей обстановке и раскачивающимся парам рядом со мной, тыльной стороной ладони вытираю выступивший на лоб пот и низко опускаю голову. Утыкаюсь взглядом в босоножки и сегодня люминесцентные бешено розовые ногти на ногах:

«Эка безвкусица и пошлость. Спрашивается, зачем я преобразилась так?».

— Потанцуем? — кто-то, подкравшийся ко мне сзади, касается моей поясницы.

— Я не танцую, — бурчу и одергиваю его руку.

— А в виде исключения? — кто-то нагло напирает.

— Нет, — не оглядываясь, отхожу от приставалы.

— Не передумаешь, маленькая?

— Нет, — шепчу под нос, спускаясь с возвышающегося танцпола…

Ну, что ж, я рада, что не ошиблась, и старшие на самом деле меня пасут. Пока иду через строй круглых столов, за которыми рассиживаются слишком шумные и пестрые компании из пяти-шести человек, не спускаю глаз с Юлы и Дари, которые, то ли в силу вежливости, то ли из-за данного родителям обещания, не отводят от меня глаза. Неужели я так плохо выгляжу, что заставляю их за себя переживать?

Хм, подумаешь! Все ведь хорошо, а с «Шоколадницы» как будто даже сняли обвинение. По крайней мере, мы чисты перед законом и с точки зрения технологических процессов приготовления кондитерских изделий тоже. Я ничего не нарушала, а чистоту поддерживала на надлежащем уровне. Даже компетентные органы это авторитетно подтвердили. Жаль только, что не извинились — не передо мной лично, а перед всем коллективом — за разгром, который там был произведен в результате санкционированных — звучит, как слабенькое утешение — действий. Сейчас бы радоваться и плясать от счастья, да только я не могу себя заставить посетить торговое помещение и начать все с чистого листа — в прямом и переносном смысле. Меня совсем не тянет туда! Противно, словно бабка отшептала.

— Что? — шиплю, кивая подбородком на улыбающуюся Юлю.

— Ничего, — пожимает плечами и переглядывается с Дашей.

Двоюродная стерва сегодня очень странно выглядит. Вообще с миссис Горовой произошли духовные и физические метаморфозы. Замужество преобразило рыбку. Сильно, практически до неузнаваемости. Она как будто растворилась в муже, детях, и забыла о том, кто сама такая есть. Замедленная речь, раздражающая — исключительно меня, наверное — доброжелательная улыбка, прищуренный взгляд и странная немного круглая или все же крупная комплекция тела цыпы совсем несвойственны когда-то первой красавице Смирновых. Материнство испортило Дари-Дори фигуру и выжрало исключительную сущность. Не то чтобы она поправилась или стала безобразной, но что-то — чего я, к сожалению или счастью, никак не уловлю — точно изменилось.

— Мужчины к нам скоро подтянутся, Ния, — подмигивает Дашка.

Не сомневалась, цыпы! Правда, изначально договор был не о том, что через несколько часов нас станет больше. Но, видимо, здесь не мне решать или громогласно выступать, а просто стоит соглашаться на предложенное и довольствоваться малым. Противно только, что не я это все затеяла, не я «свиданку» предложила, чтобы развеяться и увидеть белый свет, а по факту буду пятой лишней, резиновой запаской, которой можно за весь эксплуатационный срок автомобиля ни разу не воспользоваться. Вот и спрашивается:

«Зачем же так?».

— Я, пожалуй, пойду, — тянусь за своей сумкой, лежащей на диване.

— Нет-нет, — Юля подскакивает на своем месте и хватает меня за руку. — Ты не уйдешь! — мотает головой.

Видимо, папе с мамой приглядеть за мной клятвенно пообещала. Опять я не ошиблась. Чудеса!

— Зачем я вам? — нехотя и неторопливо сажусь на свое место.

— Пришла с нами, с нами и уйдешь, — пригубив какой-то сок, отвечает Даша.

— Настроение не то, — беру свой стакан и медленно прокручиваю его в руке, рассматривая неспешное вращение содержимого.

— Перестань! — обхватив мою кисть, гундосит Юля.

— А что?

Похоже, старшая заволновалась за будущее поведение депрессивной «Нии».

— У Даши есть новости, цыпа.

Помимо тех, что всем известны? Муж-инвалид, приемная дочь, родной сынок, огромный дом — полная чаша?

— Слушаю внимательно, — занимаю удобное положение. Отставляю в сторону стакан и, изображая морскую звезду, раскидываюсь на свободном месте мягкого дивана.

— Я жду ребенка, — хихикает рыбка.

— Рада за вас, — громко выдохнув, поворачиваю голову и обращаю взгляд на танцпол, который только что, по всей видимости, очень необдуманно покинула.

— И больше ничего? — двоюродная дергает мою кисть. — М?

— Поздравляю, вероятно? — с настороженностью спрашиваю.

— А поругаться? — Дашка тянет меня, заставляя отклеить спину и принять вертикальное положение.

— М?

— Дураки, например? Чокнутые? Озабоченные? Прибитые любовью?

Кое-кто напрашивается?

— Отрадно слышать, что ты прекрасно понимаешь, какую глупость совершила. Повторять не стану. Все в точности, Дори, ты произнесла сама.

Старшие переглядываются между собой и в недоумении пожимают плечами.

А вообще:

— Хотите знать мое мнение? — наклоняюсь и подаюсь слегка вперед.

— Было бы неплохо, — смеется Юля.

— Вы чересчур торопитесь! Боитесь опоздать? — обжигаю взглядом только Дарью.

— Уверена? — в ответ подмигивает мне.

— Целиком и полностью. Теперь попросишь аргументы, факты, доказательства?

— Без разницы. Однако, если это растормошит тебя, то я с огромным удовольствием послушаю логические объяснения.

— Ярослав…

— Чего-чего? — Дашка прыскает и, сощурившись, выставляет ко мне ухо. — Ярослав? Я не ослышалась, а ты не оговорилась?

— Ошиблась, что ли, в имени? — скриплю зубами.

— То-то и странно, что нет. Все в точности и даже без издевки.

— Мне продолжать или на этом все? «Ярослав» — и ты к чертям собачьим в космос улетела?

— Извини-извини, — она укладывает руки на своем животе и медленно откидывается на спинку. — О-о-очень интересно. Я слушаю, цыпа.

— Твой муж болен, Даша. Он инвалид, однорукий, физически ущербный человек, а значит, эмоционально забитый, грубый и тяжелый. У него красавица жена, по крайней мере была такой, пока он детей тебе не наделал, чтобы ты от него не сбежала. Вы с ним идете на рекорд, стремительно выполняя собственную пятилетку, — я останавливаюсь, подмечая, как у Дори приоткрывается рот, словно она желает вставить в мой монолог что-то в их защиту. Иду на опережение и выставляю руку ладонью прямо ей под нос. — Это ведь четвертый, в общей сумме. Один — от первой жены и трое — в браке с тобой. А теперь подумай, рыбка, что это, как не боязнь потерять тебя. Он делает тебе детей, погружая молодую женщину в бесконечный — почти циклический — процесс.

— Ния-я-я, — Юля бьет носком своей ноги по моей щиколотке под столом, — перестань. Хватит!

— Что ты можешь, Даша?

— Все! — лениво, по-кошачьи улыбаясь, отвечает.

Странно, странно… Задеть ее совсем не получается! То ли я потеряла хватку, то ли Горовая до бровей напичкана дебильными гормонами, от которых у сестрицы стойкая побочка в виде долбаного идиотизма.

— Так уж и все? — с нескрываемой издевкой в своем голосе переспрашиваю.

— Я не оговорилась, дорогая. Ярослав не делает детей…

Они сами, что ли, получаются?

— Видимо, в определениях ошиблась? — рычу. — Не выполнила домашнее задание, потому что методичку по домоводству потеряла, а библиотека была уже согласно расписанию закрыта, за интернет, увы, своевременно не внесен аванс, а мобильные гигабайты на фигню растрачены, поэтому пришлось импровизировать, что называется, на ходу, практически с колес. Так в чем, моя красавица, я, по-твоему, пургу несу? Ткни, цыпа, эту недоразвитую прямо в нос!