Получается… он до последнего пытался спасти меня, как мог. Возможно, даже ценой своей жизни. Осознавать это просто невыносимо больно.

А далее при разборе ДТП, было обнаружено, что на двух колёсах были ослаблены болты. При относительно небольшой скорости это не ощущалось, отчего мы не заметили неполадку. И правда, только когда Глеб пошёл на обгон, и начал набирать хорошую скорость, мы ощутили не типичную вибрацию, но было уже поздно.

Благодаря Шмелеву, который не давал следователю расслабляться, расследование очень ускорилось. Сначала рассматривалась версия, что это могли быть конкуренты, всё-таки Миронов являлся бизнесменом и мог перейти дорогу не тем людям. Но эта версия не нашла подтверждения, зато следователь выяснил, что за ним давно велось наблюдение, более того, и за мной тоже. Всё это вскрылось при просмотре многочисленных камер: ресторана, моей съёмной квартиры, квартиры Глеба. Рядом с нами слишком часто мелькала серая тойота с одним и тем же номером, которая была зарегистрирована на Склярук Игоря Сергеевича. Тот самый Игорёк! Он бродил хвостом, буквально везде и всюду.

В вечер перед отъездом к моим родителям автомобиль Глеба стоял на внешней парковке его ресторана, место там не особо людное, поскольку заведение находится в лесной зоне. Когда уже начало темнеть, появилась всё та же тойота, припарковалась рядом. Через пару минут из неё появился мужчина в чёрной толстовке и бейсболке, он присел на корточки между машинами, как будто если бы он хотел завязать шнурки. К сожалению, авто стояли так, что разглядеть, что он там делает невозможно, и лишь только когда мужчина поднялся, в его руке мелькнул инструмент, который он быстро закинул в салон своей машины, затем сел за руль и быстро уехал. Примерно через час Глеб сел в свой Porsche и спокойно поехал домой. А на следующий день, та же самая тойота была у нашего дома с самого утра, за рулём сидел мужчина в той же самой чёрной толстовке. В какой-то момент он вышел покурить, и к большому счастью, его лицо попало на камеру наблюдения. Сомнений не осталось, это был владелец автомобиля — Игорь Склярук.

Ну а дальше, уже известный сюжет. Днём мы с Глебом выехали с внутренней парковки дома и поехали к моим родителям. Серая тойота проводила нас до выезда из города, а далее прямиком направилась к месту жительства, угадайте кого?

Зайцевой Екатерины…

Яна

В настоящее время Игорю и Кате предъявлено обвинение. По данным следствия, Зайцева являлась заказчиком, а Игорь — исполнителем преступления. Мотивы, думаю, пояснять нет смысла, если кратко — МЕСТЬ.

Неразделённая любовь, женская обида, звучит так по-бытовому, но сколько в этом таится угрозы.

— Екатерина беременна… — вдруг поднимаю взгляд и смотрю на следователя. — Как же она…

Шмелев прыскает смехом. Поворачиваюсь, смотрю на него и не понимаю такой радости.

— Ревнивые, брошенные бабы, — опаснее бешеного бульдога, Яночка. Когда эту суку грузили в полицейский ГАЗон, я был вместе с Мишей. И он при мне сообщил о её беременности, чтобы Артём Александрович, — кивает он на следователя. — и прокурор были в курсе, на что Зайцева расхохоталась на всю улицу, словно в неё бесы вселились, и сказала, что просто хотела пошутить над Мироновым. Поставить эксперимент. Понаблюдать, как он будет бегать в панике между ней и тобой, но сделает правильный, в её видении, выбор. Хотела взять чувством вины, как мне кажется, ведь виноватыми людьми легче управлять в будущем, — Николай Антонович тяжко вздыхает и растирает руки. — Повторюсь. Не беременная она. Все медицинские бумажки, справки — бутафория. Кстати, клиника и врач-гинеколог, которые незаконно стряпали эти документы, теперь имеют большие проблемы. Это же такой скандал. Ну а Катерина… она до последнего думала, что Глеб будет с ней, выберет её, а с беременностью она бы как-нибудь выкрутилась. Например, придумала бы замершую беременность или чёрт знает, что ещё, я уже ничему не удивляюсь. Даже сейчас она заявляет, что Миронов либо её, либо ничей, и гнить ему скорее в холодной земле, чем он кому-то достанется, — Шмелёв вытирает со лба проступившую испарину и опускает голову вниз, беззвучно бубня себе под нос. — Долбанная свихнувшаяся сука. Эксперимент блять… — поднимает голову и добавляет. — Да, забыл сказать: ей будут проводить судебно-психиатрическую экспертизу, поскольку есть версия, что сейчас она специально разыгрывает ненормальную, чтобы избежать более строгого наказания. Ты, Ян, не переживай, я прослежу, чтобы это дело шло как надо, никто от наказания не уйдёт.

Сижу, замерев. Пытаюсь переварить, всю информацию, и чем больше я начинаю осознавать произошедшее, тем страшнее мне становится. Лицо исковеркало в мучительной гримасе, и я сквозь невыносимую головную боль говорю:

— Это всё моя вина. Моя, Николай Антонович, полностью “от” и “до”! — вдруг выкрикиваю, заходясь в каком-то внутреннем шторме. — Если бы не я, ничего бы не произошло! Если бы я не вернулась! Если бы я не влезла в их отношения, дав Глебу шанс, дав себе шанс… Если бы я не промолчала, — перехожу на отчаянный вой. — Я ведь давно почувствовала, что за мной следят ещё тогда… в парке, подозревала, но отмахивалась. А ещё замечала странности в поведении Зайцевой по отношению ко мне! Одна открытка чего стоила.

— Какая открытка? — внезапно напрягается Артём Александрович.

И я всё рассказываю, абсолютно все странности, которые были, но глупышка Яна не придавала им должного внимания.

— Доченька, где лежит тот конверт с открыткой, помнишь? — спрашивает Шмелёв. — Его можно тоже приобщить к делу. И надо посмотреть камеры между домом Глеба и кофейней, где она подловила тебя. Говоришь, она вцепилась тебе в руку и не отпускала?

Молча киваю, не поднимая головы. Кажется, будто из меня выкачали всю жизненную энергию, и я болтаюсь словно старая ветошь.

— Заберу из ваших вещей ключи и заеду. Не против?

Вновь только киваю, не издавая ни звука.

— Артём Саныч, слушай, можешь нас оставить на пару минут?

Следователь кивает и быстрым шагом удаляется из палаты. Николай Антонович, садится на краешек кровати рядом со мной, смотрит на сцепленные в замок руки, которые устроил у себя на ногах. Тяжко вздыхает.

— Девочка моя, послушай старика: не вздумай себя винить. Произошло то, что произошло. Парень наш неимоверно крепкий, поверь моим словам, он так легко не сдастся, да и тебя тут не оставит одну. Чисто из его врождённой вредности и ревности. Ты же ещё молоденькая, да такая красавица, найдёшь себе другого и у-у-ух! Не-е-т, наш парнишка такого не допустит. Не для этого он мотался в Италию все пять лет, чтобы просто поглазеть на тебя, а потом сдохнуть как чахлая псина. Я в него верю, и ты верь.

— Что? Летал в Италию? В Салерно? — резко вскидываю голову и смотрю на старика, не веря в услышанное.

— О-о-о, так он тебе не рассказывал? Ха-ха, ну что ж, надеюсь, Глеб не будет на меня сердиться, за слишком длинный язык. В общем, ты у него потом сама всё расспроси, хорошо? — подмигивает мне. — Что ты на меня так смотришь? Всё у вас хорошо будет, ещё детей нарожаете и как заживёте… — мечтательно говорит он, а затем крепко-крепко меня обнимает и целует в макушку. По-отечески так.

Когда Шмелёв ушёл, я так и осталась сидеть на месте, потом взяла в руки телефон и набрала своей матери.

— Мама, привет.

— Привет родная, как ты там? Как твоё здоровье? Мы завтра с Пашей приедем к тебе. Папа привет передаёт! — тараторит, и в другое время я была бы этому рада, простой заботе и вниманию, но сейчас меня волнует только одно. Я должна спросить всего один вопрос, который всплыл неожиданной догадкой.

— Ма, расскажи мне про фонд, который всё это время оплачивал папе лечение, — “да и в целом ваше содержание”, — чуть не срывается с моего языка.

Мама ожидаемо молчит, и я слышу лишь частое дыхание в трубку.

— Мам, никакого фонда и не было, так? Это ведь Миронов всё, да?

— Яна… — шмыгает она носом. — Прости меня, прости, что не сказала, — быстро говорит виноватым голосом. — Глеб просил не афишировать.