— Откуда тебе знать, что было у меня внутри все эти года? — спокойно отвечаю, глядя ему в глаза. — Ты уверен, что я вообще жила, а не существовала?

— Оу-у-у, вот как! Я тебя понял. Окей, Златовласик. А сейчас как? Живёшь полной жизнью? Так улетела в своём счастье, что забыла даже элементарно мне или Анаит хотя бы написать, что с тобой всё в порядке и ты жива, а не валяешься в какой-нибудь грязной канаве, — прекращает играть пальцами, сжимает руку в кулак и грохает ею по столу. — Ты понимаешь, что мы чуть с ума не сошли сегодня, пока ты радостно кувыркалась с Мироновым или как там его… Нестеровым!

Лицо обдаёт таким жаром, словно рядом со мной костёр вспыхнул. Гнев, обида, непонимание близких и жалость к себе смешались в единый гремучий коктейль. Глубоко дышу, сдерживая себя, чтобы не сорваться на защитный крик. Сдерживаю себя, сдерживаю, но щеколду всё равно с треском срывает.

— Да, пошёл ты, Саша, знаешь куда?! — выкрикиваю до надрыва связок и срываюсь в спальню.

Забегаю, закрываю за собой дверь и, привалившись к ней, шепчу:

— Иди ты к чёрту! Задушил уже… — выдыхаю и бегу к гардеробной. Вытаскиваю свой чемодан, спортивную сумку и начинаю судорожно носиться по комнате, собирая вещи. Нет времени, чтобы складывать их аккуратно. Я просто кидаю комком всё подряд, что попадается под руку. Пот течёт градом, дыхание сбилось до частой одышки, но я останавливаюсь только тогда, когда не остаётся места в чемодане и сумке. Застёгиваю их, выдыхаю и сажусь сначала на корточки, а потом и вовсе заваливаюсь на пятую точку. Закрываю лицо руками и тихо скулю без слёз. Спустя некоторое время и вдоволь настрадавшись, опускаю руки на колени, поднимаю взгляд к потолку и охрипшим голосом говорю себе:

— Мне б не сломаться. Второй раз я не выдержу, — встаю с пола, беру чемодан, сумку и выхожу из спальни.

Белов старший сидит на том же месте, весь взъерошенный и замученный. Смотрит на меня и тут же встаёт.

— Ты что творишь, Яна! На улице ночь!

— Я наконец-то делаю то, что давно хотела. Ухожу, Саша… Я ухожу.

Белов хватается за голову, запускает пальцы в волосы и прочёсывает их. Смотрит шокированным взглядом на мою кладь.

— Ты никуда не пойдёшь! Поняла? — гаркает так, что у меня сердце отрывается и падает безжизненным стокилограммовым булыжником в пятки.

— Ты так сейчас похож на своего брата… — сама себе не веря, произношу фразу, которой однозначно раню близкого мне человека. И ведь я, на самом деле, так не считаю, но почему-то говорю, желая его уколоть.

— Я тебя никуда не отпущу в такое время. Хочешь свалить, найди сначала квартиру, — неожиданно спокойно говорит он и опускает глаза в пол.

Задела.

— А вот это, не тебе решать, когда и что мне делать! — отворачиваюсь и направляюсь быстрым шагом к выходу. Но не успеваю дойти до двери, как Белов старший подскакивает ко мне и рывком дёргает на себя.

— Яна, не дури! Всё, баста! Я прошу тебя, иди в свою спальню! Включи голову, куда ты сейчас? — обхватывает уже мягко за плечи. — Пожалуйста, останься сегодня здесь.

Сколько проходит времени, пока стою в раздумьях, а Сашка покорно ждёт, поглаживая мои плечи, пять десять минут? А может вечность?

— Завтра я уеду, — бросаю уставшим голосом, скидываю с себя его руки. Придвигаю вещи к стене, и ни слова больше не говоря, поднимаюсь в комнату.

Заваливаюсь в одежде на кровать поверх пледа, сворачиваюсь в позу эмбриона и, неожиданно для себя, мгновенно проваливаюсь в сон.

Без мыслей. Без эмоций. Без чувств.

Глеб

Совершенно опустошённый еду домой к матери. К себе сейчас ехать совершенно точно не варикоз*. Смартфон на беззвучке, и так знаю, кто будет звонить. Катя. Но мне надо как минимум проспаться, после всего и как максимум обдумать предстоящий разговор с Зайцевой. Понимаю, что стану для неё последней паскудиной, но всё равно, хочу по-нормальному, по-человечески. Я уже напортачил в прошлом, больше не хочу таких повторений.

Стараюсь осторожно открыть дверь, но на пороге встречаюсь с мамой. Всё-таки разбудил.

— Сынок! — восклицает с тревогой в голосе она и заключает в свои тёплые, родные объятия. — Что-то случилось? Почему так поздно?

— Ма, я так хочу спать, постелишь мне? И не переживай, все хорошо, просто устал.

— Конечно… — растерянно бормочет и внимательно осматривает меня.

— Ну прекрати, ты так дырку во мне просверлишь. Говорю же, я в норме. Мелкая где?

— У подружки с ночёвкой.

— Отлично! Мам, завязывай, ну не смотри на меня, словно я прохожу досмотр на таможенном контроле. Да, был с Яной. С Катей еще не говорил. Завтра всё.

Мама молча кивает, а я бреду в душ и сразу спать. Провалился в сон мгновенно. Но уже утром меня будит звонок телефона. И не от кого-то, а от самого Александра Белова.

— Пошёл, нахуй, — бормочу и скидываю звонок. Этого долбоящера мне еще не хватало.

Второе пробуждение происходит через час, но уже более приятное. От аромата маминых блинчиков. Выбираюсь как крот из норы, точнее, из постели и шаркая ногами, бреду на слюнопомрочительные запахи.

— Мам, ты ведьма! Разбудила меня своими блинами.

— А, да, я могу, — смеётся она, стоя с лопаткой в руках. — Выспался?

— Ага. Сейчас умоюсь и приду.

***

После завтрака сразу собираюсь и еду к Кате. По дороге на сто раз проворачивая наш разговор. Понимаю и принимаю мысленно надвигающийся апокалипсис, но сделать это нужно было уже давно.

Заезжаю на парковку, глушу двигатель и набираю Зайцевой.

— Привет, Кать. Ты дома?

— Дома, — отвечает психованно и тут же сбрасывает звонок.

— Ф-ф-ф… — с шумом выдыхаю и выхожу из машины.

Поднимаю взгляд на окна её квартиры. Уверен, что она стоит сейчас за занавесками и смотрит на меня. Поднимаю в приветствии руку и иду к подъезду.

Выхожу из лифта и вижу, что Зайцев стоит в дверном проёме, в домашних шортах и маечке, сложив на груди руки.

— Посмотрите-ка, кто тут у нас появился! Это же сам Глеб Григорьевич!

— Катя, нам надо поговорить, — перебиваю, потому что мне не до её истерик.

— Ах, поговорить? Поговорить Глебушка захотел? Какая неожиданность, а я тоже! — Прям босиком делает шаг на площадку и замахивается рукой, которую я с лёгкостью ловлю.

— Даже не думай, — говорю с нейтральной интонацией, но этого достаточно, чтобы она поняла, что перешла со мной черту. Единственная, кому я могу позволить нанести и простить миллиарды пощечин — это Яна.

Подталкиваю Зайцеву в сторону квартиры, захожу и закрываю за собой дверь. Вместе проходим в просторную и светлую гостиную, обставленную со вкусом, но все же такую чужую для меня все эти годы. Присаживаюсь на диван и упираюсь локтями в колени. Катя стоит чуть поодаль и обнимает себя за плечи, будто ей холодно.

— Какого чёрта ты меня бросил? И где ты вообще пропадал?

— Кать, всё это сейчас не так важно. Прости, что пропал. Согласен, вышло некрасиво. Но сейчас о другом.

Она бросает на меня затравленный взгляд и всё-таки садится на противоположный край дивана.

— Я думаю, ты сама замечаешь, что наши отношения далеки от идеала.

— Что ты хочешь этим сказать? — говорит дрогнувшим голосом и начинает поправлять на себе одежду.

— Я хочу сказать, что я не смогу сделать тебя счастливой, — опускаю голову, понимая, как дерьмово звучу со стороны. — Прости, но я буду ещё большим уродом, если и дальше буду тратить твоё время, — Поднимаю глаза и встречаюсь с её ошарашенным взглядом. — Будет лучше, если мы расстанемся. — выдыхаю.

— Глеб, что происходит? Это что шутка такая? Сегодня первое апреля? Ты решил меня разыграть?

— Кать, я серьёзно.

— Да какие нахер серьёзно Миронов? — голосит во всё горло, вскакивая с дивана. — Ты чё пьяный до сих пор? Так иди домой и ещё проспись!

— Катя…

— Что Катя? Что Катя? Я не собираюсь слушать весь этот бред про расставание! Что случилось, всё же было так хорошо?!