— Я ведь изначально не планировал влюбляться и потому не думал, что могу сам что-то потерять. Казалось, что мне и терять-то уже нечего. Но судьба та ещё шутница. Так ведь?

Молча киваю, но сама в данный момент тону в зыбучих песках. Вся моя боль с новой силой вернулась. И буквально полосует внутренности грязными когтями. Накрываю свободной рукой лоб и часто-часто дышу. Высвобождаю вторую руку и встаю. Подхожу к кухонной зоне и бессмысленно переставляю по столешнице какую-то посуду. Разворачиваюсь и смотрю на Глеба.

— В том деле было замешано слишком много людей, которые из-за меня могли пострадать. Миша, который один воспитывал дочь, Дамир, который вырос в многодетной и финансово нестабильной семье и взваливший на себя ответственность по их содержанию, Артура, совсем молодого, но такого перспективного парня, который помимо всего является сыном политика, старика Антоныча, хотя за этого жука можно меньше всего беспокоится, и других парней из нашего ЧОПа, которые, так или иначе, были привлечены к той операции. За каждым был грешок. Да, я сделал неправильный выбор, но сколько бы я ни крутил это в голове…

— То понимал, что правильного выбора на тот момент и не было? Так? Выбрать меня, но загубить судьбы многих людей, в том числе свою, а значит, и мою. Выбрать условия Саши, но тогда поставить крест на нас с тобой, нашем будущем, — договариваю за Глеба, после чего между нами повисает долгая пауза.

— Да, — наконец выдыхает он осипшим голосом.

— А все те слова, что ты говорил мне в последнюю встречу?

Миронов болезненно морщится. Утыкается лбом в кулак, пару раз бьётся в него и качает головой.

— Решил, будет лучше, если ты меня возненавидишь.

— Но у тебя не вышло.

— Не вышло…

— Получается, Саша очень давно следил за мной?

— Получается так. Ян, понимаю сейчас твои эмоции и да, Белов чудила, но… может, покажется странным услышать это от меня, но этот психопат реально о тебе пытался заботиться. Пусть и так извращённо. Только сейчас это начинаю понимать.

— Глеб, это не забота. Если он хотел того же, что и ты. То мог просто объединить свои силы с вашей командой, но он выбрал путь остаться ангельски чистеньким, а главное — решить за меня, за нас, нашу будущую жизнь. Он взял на себя роль вершителя судеб, но так ведь нельзя! Я… не знаю, как теперь общаться с ним.

— Ян… — начинает Миронов, но я выставляю руку вперёд.

— Не надо, — выдыхаю и поднимаю на Глеба полные горечи и досады глаза. — Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это уйти.

Яна

— Яна… — Глеб с тревожностью в глазах смотрит на меня и притягивает к себе, но я останавливаю его и выкручиваюсь из объятий.

— Уйди, пожалуйста, — прохожу в коридор, чтобы проводить его. — Я хочу спокойно переварить всю информацию. Одна. Это… всё непросто.

— Понимаю, — топчется на месте. — Я должен закончить разговор. По поводу Кати, — подходит и берет мои руки в свои, поглаживает большими пальцами. — Яна для меня ничего не поменялось. Мы с ней расстались. Да, так вышло, что она беременна, хотя до сих пор не могу в это поверить, — отстранаяется и делает шаг назад, приваливается к стене спиной и задирает голову к потолку, потом опускает обратно и с шумом вздыхает, упираясь в меня взглядом. — Ребёнка я не брошу. Всё, что будет касаться финансовых вопросов, буду закрывать, встречи, прогулки — без проблем, но вариант того, что мы вдруг станем семьёй исключён. Свою жизнь я хочу связать с тобой и только с тобой.

С силой закусываю губу и чувствую, как во рту появляется металлический привкус. Опускаю в пол глаза и заламываю руки.

— А что ты скажешь, если я не смогу подарить тебе полноценную семью? — говорю полушепотом, так и не решаясь взглянуть Миронову в глаза. — Что, если я никогда не смогу подарить тебе ребёнка?

— Ты сейчас просто строишь гипотезы или…

— Или Глеб, или. Я на самом деле, возможно, не смогу родить. А Катя родит, она тебя любит. У вас может быть нормальная, полноценная семья.

Миронов отрывается от стены, подходит ко мне и легонько встряхивает за плечи.

— Моя семья — это ты! Я не считаю, что ребёнок — это показатель семьи. Сколько в мире пар с детьми, которых просто язык не повернётся назвать семьями, и сколько в мире пар без детей, которые являются настоящей крепкой семьёй. Мне важна ты, я с тобой хочу быть в первую очередь.

— Но…

— Никаких, но, Яна. Понимаю твои переживания. Поищем врача, не выйдет, значит, рассмотрим вариант усыновления. Ну и куда я должен уйти, когда ты в таком состоянии? А давай-ка знаешь, что сделаем?

— Что?

— Ты сейчас соберёшься, и мы поедем в одно место.

— Какое?

— Важное место. Собирайся.

Когда Глеб говорит, что место важное, значит, так и есть. За пару минут собираюсь, и мы выходим из квартиры. По пути не говорим, за что я очень благодарна ему. В теле дикая усталость, язык кажется тяжёлым и ленивым. Включаю радио, откидываю спинку сидения и просто думаю обо всём.

Смогу ли я ещё доверять Сашке, общаться с ним? А что ему сказать, как вести себя? Все эти года он был для меня одним из самых близких людей, он заботился обо мне, оберегал, но… те вещи, которые вскрылись, ужасны и до безумия отвратительны. А главное, меня не покидает мысль, что если бы он не влез тогда, то Глеб не оставил бы меня. Точно бы не оставил. Я не пытаюсь его идеализировать. Миронов не ангел. Но я просто знаю, чувствую, что было бы всё иначе.

Через полчаса машина плавно останавливается, и Глеб, легонько ведёт рукой по моей скуле.

— Не спишь?

— Нет.

— Пойдём, покажу тебе важное место.

Мы выходим из машины, и я вижу в свете фар участок, на котором, очевидно, будет строится дом.

— Что это? — с недоумением смотрю на Миронова. — Ты строишь дом?

— Да. Наш дом.

Вскидываю на него взгляд. По телу разливается странная субстанция из тепла и мелкого покалывания. А в груди так щемит, что я на автомате прикладываю руку.

— Когда ты приобрёл его?

— Примерно месяц назад. Что, как и где будет внутри, решим потом вместе.

— Глеб…

— Тш-ш-ш, иди ко мне, — тянет руки, и я ныряю в родные для меня объятия. Прижимаюсь головой к груди и слушаю стук его сердца. Уверенный, чёткий. — Секунду! — отстраняется он и идёт куда-то вглубь. Копошится среди досок и всякого строительного материала. — Блять! Ничего подходящего нет!

— Глеб, что там ищешь?

— Погодь! Сейчас всё будет! — уходит ещё дальше, садится на корточки ко мне спиной и с чем-то возится. В такой темноте свет фар не сильно помогает разглядеть, что же он делает.

И вот, наконец, Миронов встаёт и направляется ко мне. Подходит с хитрой улыбкой на лице.

— Яна Викторовна, я парень простой, поэтому без всей мишуры, без пафоса, — встаёт передо мной на одно колено и протягивает кольцо, сплетённое из проволоки. — Стань моей женой!

— Глеб, это же не вопрос! — выдаю и вместо удивления, заливаясь смехом.

Миронов, такой Миронов.

— Ага! Так что, выйдешь за меня?

Яна

Глеб тянет на себя мою руку и надевает на палец это грубое и кривое кольцо, но какое же оно настоящее, сколько в нём души! Более того, оно словно отражение нас с Глебом, со всеми нашими изъянами и неровностями.

— О чём ты сейчас думаешь?

— О несовершенстве нашего с тобой мира.

— М-м-м… Мне нравится, что ты говоришь “нашего”. Это значит — да?

— Да, — очень тихо шепчу, продолжая разглядывать кольцо, не имея в себе смелости, посмотреть на Миронова. — Конечно, да. Ты и правда очень изменился. Стал мягче…

— И ты изменилась. Когда только вернулась в страну, такая фурия была. Ух! Воинственная, грозовая. Помнишь, как ты мне по морде зарядила?

— Глеб! — вспыхиваю жаром и обхватываю себя за щёки.

— Был небольшой момент, когда я даже подумал, что к тебе не подступиться. Злился, вёл себя как полный кретин.