— Вернитесь, постойте! — кричала она, видимо услышав в межстенном эхе весь наш недолгий разговор. — Вы не поняли друг друга! Это недоразумение…

— Для меня больше не существует этого человека, мисс Рей, и точка! — взревел я, когда волею судьбы автобус остановился напротив нас. Я вбежал в салон в приятном одиночестве, бесконечно желая провести час наедине с собой, скомкать паутину мыслей и выбросить этот гадкий ком в ведро забвения!

28.09.199 X г., 07:55 PM

Главный вход в офис полиции

Мало кто сомневается, что публичные наказания позором остались в Средневековье. Ведь в цивилизованном XXI веке нет ни позорных столбов, ни самого акта их исполнения. Но правда ли, что люди отказались от удовольствия выместить горе на другом человеке? Именно горе. Счастливый человек не будет этого делать. Правда ли общество не совершает таких действий? Не забрасывает политиков камнями? Не смеется над бедно одетыми одноклассниками в школе, коллегами на работе? Если детоубийцу найдут раньше полиции, граждане нашего города будут настаивать в лучшем случае на смертной казни. В худшем — электрический стул на виду у всего города. Хуже всего, что это может коснуться невиновного. Увы, наказания позором исключены только официально, на бумаге. Столбы исчезли, шествия не проводятся, но суть морального унижения осталась.

Этим утром я участвовал в похожем мероприятии. Участвовал в роли виновника.

Двигатель автомобиля заглох. Стало предельно тихо. Беззвучность сдавливала череп с боков, и висках стучало, чувствовались ритмичные уколы головной боли, заставляющие стискивать зубы. Тишина медленно убивала: гул механики, свист транспортного движения за стеклом и сосредоточение на езде заглушали собственные мысли. Теперь я остался с ними наедине.

Ладонь в кожаной перчатке все еще сжимала руль, создавая скрип от напряжения, указательный палец ритмично стучал по пластмассе. Я непрерывно смотрел в одну точку, куда-то между двумя кирпичами стены, возле которой остановился. Чтобы не видеть в боковом окне здание полиции. Постепенно в центре темнело, но периферическим зрением различалось живое черное пятно с редкими темно-синими вставками. Рябило, перетекало из стороны в сторону, но оставалось в пределах своего места, как вода в покачивающейся кружке. Я знал, что это было. Привычный маршрут на работу открыл вид, и я мгновенно понял горькую суть, хотя быстро перевел взгляд на дорогу. Просто не мог смотреть.

Может, и повезло. Иначе неприятность застала бы врасплох, без времени на подготовку. Скорее морально.

Страшное количество людей окружало главный вход. Толпа была в ярости, некоторые даже стучали в запертые двери, но большинство боялось возможных последствий. Основой темной массы были родители, занявшие почти все ступени и медленно сгущавшиеся около входа. Тонким слоем по всему периметру их окружали журналисты с фотоаппаратами, видеокамерами и микрофонами.

Цвета, казалось, высосало серое небо, нависшее тучами над зданием. Словно небеса готовились обрушиться на нас карой. Все были в черном, знаменуя траур. Ни одной яркой куртки, даже на женщинах. Создавалось впечатление, что я приехал на похороны здания полиции. Похороны надежды на нее в сердцах граждан.

Ровно через 4 долгие минуты после моего звонка центральные двери приоткрылись. Два офицера аккуратно пробуривали себе путь, словесно успокаивая граждан. Но обхватили пальцами основания дубинок на поясе: отчаявшиеся отцы и матери способны на многое. Черное пятно сильно загудело, вибрации передавались через стекло на расстоянии. Первому и Второму удалось без происшествий пройти очаг повышенной опасности, и они почти побежали в сторону парковки. Эти двое всегда старались угодить мне ради должности, ведь стажировка пяти подчиненных закончится переходом каждого на кардинально отличающиеся должности, а какие именно — прямо зависит от меня. Не зря Первый был №1, а Пятый имел плачевное последнее место в порядке. Для роли наставника я обычно кричал на них и напоминал, что они еще более или менее идиоты, но сейчас я был рад им. Сам я бы не справился.

Меня буквально подхватили в подмышках, вытащив из машины. Словно мои ноги парализовало, немного так и было. Вели за плечи, под локоть и двух сторон, как и нужно полиции вести преступника, но без наручников и заведенных на спину рук. Но на самом деле они выполняли прямую функцию телохранителей, теперь точно переведя дубинки в готовность. Мы пошли навстречу толпе.

Плотные ряды родителей невольно отодвинули журналистов ближе к запасному входу. Я слышал, как вытягивались с треском объективы видеокамер. Пытались снять лицо виновника в лучшем качестве, но оно было опущено вниз. Глаза пустовали от печали, щеки горели от стыда. Сначала смотрел на асфальт тоже черного цвета, точно поверхность была глянцевой и отражала силуэты людей, потом на ступени. Изредка приподнимал подбородок для оценки оставшегося времени мучений. Уши агонизировали. Звуки оглушали, сливались в единый шум, создавая ощущение ваты. Вопросы журналистов. Крики отцов. Стоны матерей. Чем дольше это не приносило результата, тем громче и злее становилось.

Насчитал 9 ступеней. Сравнимо с дантовскими 9-ью кругами ада. Тогда дорога от машины к ним была Чистилищем. Оно приносило боль душевную. Первые ступени — уже физическую чувствительную, на слух и зрение. На середине долгого поднятия Первому и Второму приходилось уже сдерживать толпу собой. Одни плевали мне под ноги, по 3-4 плевка на каждой ступени. Или это слезы? Другие пытались прорваться сквозь товарищей и начать действовать телесно, ухватить край пальто. Приходилось использовать полицейские дубинки.

Двери снова щелкнули, распахнулись. На последнем круге, на 9-ой ступени, по закону мифа, встал сам Люцифер. Главный мучитель. С красной кожей и безумными, горящими огнем Преисподней глазами. Я потерял все силы и почти упал на колени перед ним, как грешник в мольбе за лучшую участь. Роуч Андерсон одной рукой схватил меня и за воротник свитера, и за края пальто, и резким движением подтянул к себе, поставил на ноги. Швы затрещали в плечах. Вместе с моими подчиненными мы зашли внутрь здания. Разгневанные граждане сделали попытку прорваться, но двери оперативно закрылись на ключ.

Кулак не отпустил меня даже внутри помещения, и офицеры, оторвавшись от дел, наблюдали за моим унижением. Красное от гнева и стыда лицо. Пальцы растягивают, почти протыкают насквозь одежду. Неловкие движения рук по сторонам, чтобы удержать равновесие. Сбивчивый шаг: я выпрямил ноги и вжал пятки в пол, но подошва предательски проскользила. Будто паршивую собаку тащили за ошейник на порку ремнем. И все это на виду нескольких граждан, полицейских нижестоящих должностей и даже прямых подчиненных. Это раздражало. Адреналин брал верх над слабостью, и я уже собирался сбросить руку, а из-за раздражения еще и грубо оттолкнуть моего друга. Повезло, что мы пересекли холл первого этажа по прямой на дикой скорости и я не успел ничего сделать.

Капитан полиции распахнул дверь моего кабинета и забросил меня внутрь, как гранату с вырванной чекой. Вошел сам, громко хлопнув дверью. Это казалось взрывом или попыткой маскировать его. Я остался в центре комнаты; он, шатаясь из стороны в сторону, направился к рабочему столу. Туфли стучали по полу, приземляясь плашмя от мышечного напряжения. Тело безжизненно приземлилось, упало в мое кресло без контроля, автоматически придавив сидение весом. Голова опустилась на стол.

Тишина длилась ровно 2 минуты 14 секунд, я невольно посчитал.

Резко оторвал лоб, как от пробуждения, и выпрямился. Рука полезла в передний карман брюк, во второй и, наконец, в задний. На столе оказалось две скомканных пачки сигарет и одна ровная. Ловкие движения: подносит пачку ко рту, ударяет пальцем по дну, обхватывает губами последнюю сигарету, мнет пустую упаковку. Выкурил три пачки сигарет? В одной пачке его фирмы 14 сигарет. Итого 42 штуки за 15 часов?