Вакуум в голове. Боковое зрение, слух, обоняние — все отсутствовало. Вместо всего 3 вещи: синяя искра, рука Пятого, моя лодыжка.

Пространство разделилось на кадры. Смена ног: правая назад, левая прижимает предплечье. Локоть упирается в центр ступени. Продолжение руки свободно свисает с края. Кисть с электрошокером извивается, как змея, пытаясь вырваться, коснуться меня. Мне надоело тратить время: он понял это, замер. Без обуви, удар получится слабым. Открытого перелома не будет; или закрытый, или трещина. Поднять колено и обрушить на руку. Достаточно, чтобы вывести его из дееспособности.

Голос Алисии слышался отдаленно, со второго этажа. Что она кричала? Наверное, просила прекратить. Слишком поздно: как выпущенная пуля — ничто не могло меня остановить, даже я сам. Хрустнуло незаметно. Может, из-за толщи плоти, а может, из-за перекрытия криком: сначала ее, потом его. Отчаянный, надрывный, хриплый, болезненный — сотня характеристик… Дуэт: непонятно, какая кому принадлежит. Пятый закрыл рот здоровой рукой, укусил кулак. Свернулся, поджав руку, из-за чего скатился ниже меня. Боль, порция за порцией.

Родные глаза — я боялся посмотреть в них. Но это было необходимо: убедиться, что она жива, что все еще рядом. Два зеркала морского цвета. Я видел только их, как в бинокль, там — искривленный я. Темное пятно на периферии. Больно, но я смотрел, держал связь. Как тогда… Если отведу, может случиться непоправимое. Другое пятно. С противоположного края. Почувствовал, ощутил: Он! Пятно увеличивалось, то есть приближалось. Тело не подчинялось, как в ту ночь. Смена направления, размера. Догадался: теперь на меня. Я не могу так же бездействовать, не могу потерять и ее…

Выставил руки перед собой в последний момент. Удар выбил воздух из груди. Без защиты сломал бы 2-3 ребра. Меня отбросило через всю лестницу, впечатало в пол у подножья. Успел сгруппироваться, удачнее, чем в прошлый раз. И больнее.

Силуэт скрылся за углом коридора. Высокий, мускулистый, одетый в темное. Пока я поднимался, слух дал еще частицу информации. Два вида шагов: тихие частые — Алисия; тяжелые, звучные редкие — Мэд Кэптив? Или его сообщник… Нет, не время думать! Нужно действовать!

Я двумя прыжками, отталкиваясь от перил, преодолел лестницу. Перепрыгнул Пятого, корчившегося от боли. Слышал хруст досок, скрип болтов. Чердак! Дверь уже была открыта, складная лестница разложена… Сломанные ступени висели на остатках металла. Они должны выдерживать вес больше 200 кг. Даже если прыгнуть… Как такое возможно? Не время… Найти опору, оттолкнуться, ухватиться за край прохода!

Мышцы свело, кисти гудели от удара. Но дальше взбираться не имело смысла…

Алисия лихорадочно рыскала на полу у дальней стены чердака. Луна освещала только ее, как прожектор на сцене. Главное страшное действие. Изредка отвлекалась на то, что приближалось к ней сбоку. Страх, волнение, но и… сосредоточенность во взгляде. Будто она изучала убийцу, пыталась выхватить, запомнить каждую деталь.

Широкая бесформенная спина, накрытая черной тканью, — все, что я видел. Шаг-взрыв, второй — все ближе к ней! Сверху сыпалась пыль. Неизвестный раскидывал ящики, стеллажи, технику, мебель, словно игрушечные, невесомые. Черная рука потянулась к ней…

Я кричал, подтягивался сквозь боль. Не позволю! Я успею…

Касание! Алисия закрыла глаза. Я тоже зажмурился, вкладывая все силы. Открыл глаза: никого. Тишина.

Ослабевшие руки потеряли стимул держаться. И я упал.

29.09.199 X г., 09:23 AM

Фабрика игрушек «Тедди’с Хоум»

Мало мне в жизни гадости, так безумие вчерашнего дня перетекло в сон, бесконечный альфа-кошмар, прямо-таки король паршивых грез. ДеВи и Тонконожка ползли за мной по улице, как червяки, липли к рукам и ногам, а я скидывал их с себя и убегал — подсознание подшучивает так, но в каждой шутке есть доля правды, если не половина, а то и вся. Дальше я вообще нырнул внутрь многоэтажки, но оказался на пороге нашей квартирки, умолял Олю спрятать меня, а она как давай выворачивать мою совесть наизнанку. Понятное дело, я мямлил что-то оправдательное, как последний дурак, и все уменьшался под наковальней ее взгляда, того глядишь и раздавит, как букашку! Вместо тапка меня накрыло ледяной волной, не иначе как на верхних этажах забыли кран выключить, я барахтаюсь в этой воронке на лестничной клетке, все вертится, крутится, будто смыв унитаза… Я застонал и проснулся, на губах, щеках и подбородке что-то щекотало от нежных касаний — вот и подумал, что это новый сон, где я в постели с Олей готов на великие дела, уже тянулся к ней. Хорошо хоть открыл глаза напоследок, но увидел не любимые губы, а две наглые рожи засранцев во весь экран, прямо-таки вздутые от хохота жабы, у одного из них еще и перышко в руке.

Господи Иисусе, тут и не поймешь, где хуже, во снах или в реальности — да кем же я был в прошлой жизни, что мне такое наказание!

Я не сразу понял, кто, что и главное зачем — первая мысль про Мудрого Филина, мол, мне сейчас будет крышка, причем даже не бутылочная, а от канализационного люка, большая, тяжелая и по голове. Добавкой к зрительному ужасу паршивцы подключили ультразвук со смехом, пришлось подпеть от неожиданности, чуть голос криком не сорвал, еще и подскочил, как солдат после бомбежки, контуженный на все, что только можно. И наконец-то дошло, что это всего лишь две небитые ремнем задницы — ах вы, малявки бесстрашные, ничего, сейчас Армани Коллин задаст вам трепку!

После вчерашнего болело все, и голова, и руки, и ноги, но черта с два это помешало бы мне догнать их. На стоянке я вцепился первому засранцу в плечо мертвой хваткой бульдога, и что-то ДеВи сразу стало не до хихи-хаха, он нервно сглотнул от вида моей заспанной рожи и дьявольских красных глаз. И на этот раз я так прошелся ему по ребрам, что он скорчился на асфальте, пищал девчонкой и задыхался с просьбами о пощаде, то-то же, будет знать, как со мной штуки шутить. С него хватит, подумал я, тут уже полный нокаут, а вот Тонконожка стояла за будкой Три Полоски и беспечно заливалась с нас обоих, очень опрометчиво… В один прыжок дикой кошки я оказался перед ней и проделал тот же фокус, чтоб жизнь медом не казалась, но тычки сработали вяло, почти никак — это мухлеж чистой воды, как вообще можно не бояться щекотки. Нет, она, конечно, присмирела, но просто извернулась, оббежала меня и подняла раненого собрата по паршивости, а потом обе малявки засеменили на фабрику.

Не то скрип дверных петель, не то последнее издыхание больного животного послышалось над ухом, а в окошке коморки охранника загорелись две из трех полосок лица, нижняя стала дугой, причем выпуклой частью вниз. И чего этот глупый старикан ждет, приглашения, еще и лыбится тут — сдам с потрохами лично, а про себя все буду отрицать, примерно так сильно я был зол!

— Нарушители! На фабрике! Ловите же их!

— Где это? — Он нацепил удивление, даже приоткрыл глаза на пару миллиметров. — Какие же это нарушители, когда один из них, вне всяких сомнений, ваш новый знакомый. С ним, как он мне сказал, его друг, из чего я делаю вывод: друг друга мистера Коллина — друг самого мистера Коллина (иначе в жизни не бывает), и они имеют право раскрасить его одинокое утро. Итак, разве я не прав и это не ваши друзья?

— Друзья! — крикнул я, хотя сам не понял своей интонации, там по чуть-чуть от раздражения до удивления и смеха (нервного).

Что, если мне и правда… ве… весе… Нет, у меня это слово даже не пишется в их адрес. С ними не веселье, а головная боль, а я вот ни капли не мазохист, уж простите! Плевать на этого горе-охранника — с двумя сопляками я как-нибудь и сам справлюсь, просто поймать их за шиворот, как котят, и пинком под зад.

И вот такой грозной машиной для стрижки газона я подходил к раздевалке, то бишь рычал, сметал все на пути и готов был проучить их по старинке, даже жалел, что ремень из какой-то китайской дряни, а не дубовой кожи сделан. Я забыл, как видеть, слышать, двигаться и тем более злиться — запах еще теплой еды вел меня к столику, где с одного края заняли стул половинками задниц сопливые морды, а на другом источала настоящие феромоны крохотная (по моим голодным меркам), но все-таки порция еды в контейнере… Паста! Еще и с базиликом! И чем-то похожим на болоньезе… От одного вида желудок скрутился в дудочку, я думал, кислота дырку в животе прожжет или хотя бы пойдет выше, чтобы плюнуть в них — какие гадины, это не просто бессовестно, а бесчеловечно, да за такое казнить надо, я уже был наготове!