— Так пусть заработает. Включай, идиот усатый!
Ток, ярость гормонов или вселенское наставление — шут его знает, как обозвать то, что выстрелило во мне, пронзило все тело от пяток до третьего глаза[4], я сорвался с места так сильно, что парни вздрогнули, а девочка отпустила бедного Луи.
— Пойдем, сделаем тебе игрушку, — сказал я с такой доброй рожей, что дьявол позавидует и попросит сделать слепок. Чуть не стошнило, когда схватил эту потную ладошку, цени, Луи, на какие жертвы иду! — Так, парни, за дело! Мы же хотим удавить… в смысле, удивить клиента?
Ровно через пять минут машины гудели и пустая конвейерная лента пошла своим бесконечным ходом — понятное дело, никто не собирался работать, но после пары подмигиваний все разбежались по местам для видимости и якобы стали ждать моих команд. Такая слаженность бывает только против общего врага.
У конвейера было как бы два этажа, начиналась эта длинная змеюка внизу, где по программе вырезались, набивались и сшивались материалы, за этим надо глаз да глаз, потом, будто на американской горке, игрушка резко подавалась наверх — здесь мы проверяли швы и в духе процесса зарождения жизни наращивали на скелет мясо, всякие бантики, пуговки, сердечки, я имею в виду. Короче, больше работа головой и чувством прекрасного, чтоб все красиво было, но попробуй радовать современных сопляков чем-нибудь необычным каждую неделю. Куча лесенок с разных сторон вели к широким мостикам второго этажа, по одной такой мы поднимались с противным стуком каблуков по металлу, я не выдержал в конце и просто поднял этого молочного поросенка. Мысленное спасибо няньке за отрешенность, да и вряд ли она смогла бы возразить, раз дитятко само захотело!
— Ой! Куда ты меня завел? Тут высоко…
Я молча тянул ее, пока мы не встали в центре одного мостика, в очень правильном месте.
— Ты же сама хотела управлять процессом, отсюда лучше видно. Теперь говори, какую игрушку хочешь.
— Я уже сказала: самую лучшую!
— Это как вообще понимать? Хорошо… Что будет внутри игрушки?
— Как что? Мягкое что-то…
— Парни, у нас где-то завалялся кусок старой ваты? Он еще намок, когда крыша протекала. Его несите!
— Ты что, дурачина, совсем уже?! Какую еще вату?
Не знаю статистику, но многие дети топают ногами от злости, а у этой целые копытца — эх, и во второй раз каблучок героически вынес удар, сразу видно качество фирмы! Ничего, я так просто не сдамся.
— Мягче не придумаешь, сама увидишь! Теперь выбери ткань.
— Плюш! Плюш хочу. У моей подружки…
— Все слышали? — перебил я громко. — Луи, будь добр, пойди на склад за ворсом для ковров! Можно и обрезки пустить в ход.
На этот раз она пытала каблучок яростнее и дольше, как если бы давила кучу тараканов, а еще моя фляга с водой на поясе случайно открылась и кое-где случайно разлилась по мостику, скользкому, металлическому, я напомню. Остался последний штрих, гнилая вишенка на этом тошнотворном торте.
— У медвежонка не будет лапы, зато три глаза — один на лбу. Странное решение, но желание клиента превыше всего! Работаем, парни!
Сначала девочка застыла, тупо посмотрела на меня, я даже испугался, что ничего не выйдет, но вдруг оглушила диким поросячьим визгом и задергала всем, что вообще дергалось. Я испугался во второй раз — мостик закачался волной от этого припадка, как бы не рухнул вместе со мной, на такие жертвы я не согласен. Наконец-то она наступила на лужицу воды и по всем законам физики мой каблучный товарищ по несчастью не выдержал, заскользил и совсем обломался. Она развалилась на платформе пухлой морской звездой, одно щупальце свисает под перилами, а неловкие движения тянут за собой все остальное. И вот этот бочонок с дегтем висит на краю, а я притворился, мол, растерялся, забыл, как двигаться, и потянул руку очень лениво, медленно, аккурат перед падением — ай рохля, не успел, какая жалость!
Ладно, я ж не садист какой-то — во-первых, тут высота метра три, в детстве с деревьев похуже падали, и ничего, живые, хотя такие, небось, деревьев вживую и не видели, все детство в мусорное ведро, а во-вторых, под нами широкий контейнер со свежеиспеченными за сегодня медведями, все продумано. Розовое пятно приземлилось в море плюша и синтепона — да это ж детская мечта, за такое душу отдают с потрохами! С каждым барахтанием игрушки засасывали пухлое тело, как зыбучие пески, эдакая месть за неуважение к своим создателям.
— Выбирай любую, найди там лучшую! Вон слева от тебя красивая, нет-нет, ты перевернулась на живот — теперь справа!
Перерыв у нас сегодня вышел неполноценный, зато насмеялись на целую неделю вперед, очень злорадно, даже слишком. Нянька очнулась, подбежала и помогла девочке выбраться — та хромала на бескаблучную туфлю, озиралась на нас, вся заплаканная от стыда, красная, как банка томатной пасты. Обе кричали что-то неразборчивое, пока ретировались к выходу, и там, как назло, напоролись на Мудрого Филина, оплевали его желчью и угрозами с ног до головы. Луи успел пылко обнять меня и пустить пару слез благодарности на комбинезон — не стоит, мерзавка заслужила этого!
Я вспоминаю свою хитрость уже в который раз, местами видится несовершенство, глупость, но еще бы, это ж чистой воды импровизация была.
— Бенедикт Савва, ничего же серьезного не случилось. Все живы-здоровы, кто-то повеселился, кто-то, очень сомневаюсь, но может, выучил урок…
— Ничего серьезного? Ничего серьезного, говоришь?! Ты мог покалечить ее! Хуже…
Тут он совсем рассвирепел, кипящий чайник во плоти, но резко замолк, как если бы конфорку выключили и приподняли крышку. С добрую минуту Мудрый Филин мудро пепелил взглядом окно, на лице наглядное пособие техники успокоения, вроде медленно дышать, сосчитать до десяти, в таком духе.
— Единственный, кто сегодня вынес урок — это я. Мне осточертело изо дня в день отчитывать тебя за каждую оплошность, как дитя малое! И все не хватает духу вышвырнуть тебя куда подальше и перестать добавлять успокоительные в чай.
— Потому что я на самом деле хороший и придумываю лучшие дизайны игрушек?
— Потому что я жалостливый дурак! Хорошо, поступим вот как… — Он пошуршал стопкой бумаг под рукой, переписал что-то оттуда на огрызок листа и кинул на край стола. — Здесь написан адрес будущего клиента. Будущего — поскольку в ближайшее время он должен им стать, иначе можешь сейчас же прощаться с коллегами. Тебе нужно продать ему игрушку нашей фирмы, любым способом, каким только сможешь. Даю тебе три дня! Включая сегодняшний.
— Это что за нововведения… Бенедикт Савва, я хорошо работаю с творческими идеями, а не с людьми. Как вы уже поняли… Я не продавец, я вообще не знаю…
— Детям. Нужны. Игрушки! — сказал он раздельно каждое слово. — Даже такой, как эта избалованная жизнью девочка, а может, и в особенности такой, как она… Ты и сам знаешь, что в городе ежедневно пропадают дети — как никогда ранее, им всем нужна частица света и надежды в эти пасмурные времена!
— Да у нее этих игрушек больше, чем подушек — это как предлагать сытому черствый хлеб! Ей нужна килотонна хорошего воспитания и разве что вкус к одежде.
— К твоему несчастью, Армани Коллин, это не сегодняшняя девочка. Человек, чей адрес ты держишь в руке… не покупал нашу продукцию прежде, и нужно, чтобы подобный порядок вещей в скором времени нарушился. Для меня это крайне важно… Довольно разговоров — у тебя не столь много времени, чтобы бездумно сорить им. Подойди к этому делу со всей ответственностью, какая в тебе может быть, и не надейся, что я смилостивлюсь! Все, у меня нет более времени на тебя.
[1] «Святая Мария, матерь Божья, прошу, спаси и сохрани…» (пер. с итал). Начало католической молитвы. — Прим. авт.
[2] Армани изменяет фразу «Большой Брат следит за тобой» из романа Дж. Оруэлла «1984». — Прим. автора.
[3] Особенность упомянутой выше Раффлезии Арнольди в том, что она имеет запах гниющего мяса, из-за чего ее еще называют трупной лилией. — Прим. автора.
