Я не мог ничего сказать и сделать — не имел права после всего, что сказал и сделал сегодня. К тому же, какой в этом смысл, если она хотела остаться. Какой смысл, если в этот вечер она не была моей женой: ни внешностью, ни одеждой, ни поступками… И с горечью мне подумалось, что так, как прежде, не будет уже никогда.

[1] Имеется в виду английский поэт Уильям Блейк. — Прим. авт.

29.09.199 X г., 11:00 AM

Аллея, ведущая к приюту «Лост Чайлд»

«Миссис Казита[1], как заботливая мамочка, протягивает свои кирпичные руки, обнимая каждого из вас. Даже проказников. Когда она видит, как вы играете снаружи, как вы счастливы здесь внутри, наши розы — ее душа — расцветают. А по ночам Казита охраняет ваши сны от кошмаров».

Вспомнилось. Почти как сказка на ночь.

Я оставил машину на обочине, решил пройти пешком. С двух сторон аллеи шелестят ветви кедров, ветер разносит успокаивающий запах хвои. Грузовой автомобиль проезжал здесь каждый месяц, когда привозили продукты питания и вещи личной гигиены. По ней к нам приезжали семьи, желающие ребенка, и по ней дети покидали приют. Бежевые ворота в детском воображении можно было принять за ладони матери. Время дополнило образы трещинами краски — морщинами… Кроме этого, приют не изменился за 19 лет. Коричневый фасад в неоклассическом стиле выглядел все так же уютно, будто детей отправили в загородный дом к родственникам. Как странно посещать место, в котором прошло твое детство…

Название «Лост чайлд» извращает суть. Дети не утеряны хотя бы потому, что их никто не ищет. Они оставлены, брошены, забыты. Как бородавка на затылке общества — проще не вспоминать. Кого волнуют 30-50 детей среди тысяч остальных? Интересно, что приюты — самые уязвимые места в городе. Постоянное пребывание здесь детей, небольшое количество сотрудников, расположение на окраине города, немноголюдность, лесистая местность, в которой легче скрыться… Идеальный шанс для убийцы. Ирония в том, что в них не пропал ни один ребенок. Везение?

Нет. Причина в другом. Поэтому миссис Веритас и направила меня сюда. Я узнаю секрет, который поможет найти Алисию и всех остальных!

В глаза бросаются 2 странности: ворота и тишина. Створка медленно и беззвучно качается на ветру. За ней никого. Я переступил порог, прислушался: подозрительно. Дети и тишина — несовместимые понятия. Никто не играл на футбольном поле, не смеялся на качелях, не выглядывал в окна. И я прошел к крыльцу незамеченным, потянул дверь за ручку. Дверь дома также была открыта. Может, приют расформировали? Нет, розы вдоль дорожки обрезаны, ухожены.

Значит, что-то произошло относительно недавно…

Коридор первого этажа делился на 2 крыла. Стараясь не шуметь, я обошел комнаты правого: библиотеку и столовую. Книги лежали на столах для письма, креслах для чтения, не убранные в спешке. Предложения или счет в тетрадях резко обрывались. Всех неожиданно куда-то созвали, не дав закончить? Вопрос в том когда? Не было пыли — временные рамки сужаются до 5-ти дней. Экскурсия в город, кинотеатр, музей? Почему не убрались и никто не остался? В столовой слабый запах утренней овсяной каши и апельсинового сока. Я не завтракал, могло показаться.

Все указывало на утро. Происшествие отвлекло и детей, и воспитателей? Вынудило покинуть приют? Или спрятаться? Неужели…

Маленький зал для отдыха напротив входной двери. Диван и кресла идеально заправлены, старый телевизор холодный наощупь. Здесь мы собирались вечерами, слушая новости и музыку по радио, играли в ассоциации, ставили сцены из книг. Комната, которая расскажет о приюте больше, чем кто-либо. Рисунки в рамках на стене. Боковая панель шкафа, навсегда исписанная маркером. Общая фотография на комоде, которую меняли, когда кто-то прибывал или уходил. В центре Мисс Тоналтан и ее помощница Майя… Наши бессменные мамы. Они занимались с нами школьными предметами, кормили нас (зачастую за свой счет, включая в рацион фрукты и молоко), по возможности обновляли одежду. Следили, чтобы каждый был умытым, причесанным и чистым. Мы любили их как родных матерей. Нет, намного больше: родные отказались от нас, бросили. Эти женщины сделали все, чтобы мы чувствовали себя одной большой семьей.

Я помню каждого: Эмма, Дон, Иветт, Анна, Джимми, Симон, Конни, Оливия, Крис, Нэт, Гильда, Доминик, Изабелла, Пол, Руби, Норман и…

Лесли.

Мы держали связь после приюта. Старшие помогали выпустившимся первое время. Но Лесли — другой случай: ее удочерили. Я дружил с ней больше, чем с остальными, но она ушла, не попрощавшись, и не навещала нас, не писала писем. Наверное, переехала. За 12 лет она изменилась внешне, и с новой фамилией найти ее было невозможно. Как и ей — меня…

Сзади засвистело — и я обернулся.

Все мышцы и органы чувств, притупленные усталостью и алкоголем, заработали на 100%. Перехват дубинки на уровне груди… Детский взгляд направлен на меня, глаза широко раскрыты. Губы сомкнуты, тяжелое дыхание через нос. Кривые зубы еще молочные. Дубинка — это деревянный меч, который подрагивает вместе с рукой. Просто мальчик… Я прекратил тянуть в последний момент, иначе бы вывернул ему кисть.

— Я тебя победю, — сказал он.

Запах стирального порошка. Свободные края пижамы не по размеру трепыхаются, как паруса. Ступни без тапок, в одних носках, уже грязных. Как и волосы с рубашкой — везде налет белой пыли. Побелка? Сахарная пудра, мука? Прятался на кухне все это время? Он дрожал — боялся меня, но напирал, защищая дом от того, кто явно сильнее. Храбрость, достойная уважения.

— Кто ты, мальчик? — сказал я, потирая заболевший висок свободной рукой.

— Нет — ты! Кто ты!

Я выхватил игрушечный меч, бросил на кресло. Он сделал шаг назад, выставил кулаки на уровне груди. Прием из психологии: присесть, стараясь быть одного роста, и говорить тихо:

— Не бойся. Я из полиции.

— Ты детектив?

— Да. Почти как Шерлок Холмс. Только без охотничьей шляпы… А ты, наверное, Джон Ватсон, да?

Это его рассмешило. Не было сил веселиться и входить к нему в доверие, но сейчас это необходимо: он может знать, что случилось с остальными.

— Ха! Нет, совсем нет. Детектив вон, а не угадал… Меня зовут Фил.

— Поможешь мне провести расследование, Фил? Я не справлюсь без твоей помощи.

— Я… я не знаю. Вообще-то нам нельзя говорить с незнакомыми.

— Ты делаешь это уже минуту, и мы уже успели познакомиться.

— Ой… и правда…

Разговор прервался. Мальчик смотрел на дощатый пол, смутившись нарушением правила.

— Так… почему ты хотел ударить меня мечом, Фил?

— Я думал, ты монстр, — сказал он виновато. — Кэрол говорила, что слышала их ночью. Шаги, шорохи, скрипы… Это она так говорит, чтобы мы не ходили на кухню за сладким. Но я-то уже взрослый для такого! А многие так и подумали, когда все случилось.

Монстр… Это слово в разных интерпретациях преследовало меня: Алисия, Алекса, Роуч, миссис Веритас, теперь этот мальчик.

— Случилось что?

— А… Это все Кэрол виновата. К нам приехали из города. Майя сказала, это де… ловая встреча, но никто не поверил. Кэрол вела себя хорошо, не как обычно. Ей же уже почти 13, и она очень хочет в семью. А еще мы не нравимся ей. Но взяли маленького Джима… Нечестно как-то, но что поделать. Потом мы разошлись кто куда. Я решал дурацкую математику в библиотеке. Думал: «Вот бы сейчас что-нибудь интересное случилось». И случилось, представляешь! Кэрол как запищала из туалета, всех напугала. А потом еще как взрыв. Бам! Бух! Ш-ш-ш-ш… Вот так. Майя выбежала в коридор и закрыла дверь. Мы прижались к стене и слушали звуки. Тыщ! Тыщ! Потом: ба-бах по стене! Сккрпп… И все. Нас повели наверх. На тихий час. Но куда спать после такого — да ни за что!

Я обошел его, двинулся в коридор и в левое крыло. Мы прошли лестницу, ведущую на второй этаж, кабинет мисс Тоналтан. Боролся с желанием постучать в дверь, извиниться, что не навещал…