[4] Здесь имеется в виду эпифиз, или шишковидная железа человека. В некоторых верованиях его называют «третьим глазом» и причисляют эзотерические возможности, в медицине можно провести сравнение с тем, что эпифиз, подобно глазу, действительно реагирует на световые волны, отчего зависит повышенное выделение мелатонина в ночные часы. — Прим. авт.

27.09.199 X г., 01:17 PM

Ворота Центральной школы города

Одни писатели-фантасты предполагали, что наш мир поработят неземные цивилизации, другие грезили о высокоразвитом искусственном интеллекте, однако реальность оказалось в высшей степени прозаична: это мог сделать любой желающий при наличии порядочной суммы в кошельке. Достаточно создать нечто совершенно бесполезное, показать всему миру посредством обильной рекламы и убедить людей в значимости этой вещи. Самым простым на внушение рычагом подобной хитрости были дети; управляешь умами детей — управляешь будущим, а быть может, и их родителями, то есть настоящим.

Игрушки «Тедди’с Хоум» захватили мир. Они вклинились в каждую сферу жизни, и невозможно было провести день без напоминания об этой проклятой компании. Каждую неделю о них писали в новостной газете, словно на целый город и тем более мир не существовало более значимых происшествий. С периодичностью в полчаса по телевизору повторялась отвратительная песенка, словно созданная, чтобы въедаться в память, уступая лишь рекламе вредной подростковой еды. В последние несколько лет они перебираются из газет и телеэкранов на билборды, этикетки напитков, детскую одежду и даже школьные ранцы, выполненные в форме медведей. Что хуже, дети берут игрушки в школу, отвлекаясь от учебы; и плюшевая лихорадка поражала даже подростков, кому в этом возрасте должны быть интересны уж точно не мягкие игрушки, более того — некоторых инфантильных родителей. И как это часто бывает, зло носит маску добродетели: частые пожертвования приютам, детским больницам и школам, — очередной глоток популярности, поскольку эти учреждения нуждаются не в развлечениях, а в деньгах. Казалось, все вырученные средства компания вкладывала в еще большую рекламу, точно в нездоровом желании, чтобы у каждого в мире — от Северного-Ледовитого океана до берегов Антарктиды — был их товар.

Сегодня четверг, а значит, моя очередь забирать Виктима из школы. Я подошел несколько раньше положенного и смог воочию убедиться в испорченности нынешних детей — разодетые в яркие пестрые одежды, не годящиеся для школы, они выбежали из дверей нестройным потоком, оглушительно смеялись, задирали друг друга, восклицая ругательства, и, разумеется, у большинства виднелись игрушки и ранцы в форме злосчастных медведей. Один из немногих, мой сын был одет в спокойные тона и двигался прилежным образом, выделяясь, подобно чистому пятну на пораженной коже. И как же я огорчился, услышав от него весьма несуразный вопрос:

— Папа, ты когда-нибудь верил в монстров?

К счастью, школа осталась позади и мы шли по малолюдной улице, где никого не было по близости, иначе невесть что могли подумать вначале о нем, а затем и обо мне.

— В детстве, полагаю, многие дети склонны воображать всякое в темноте.

— То есть да. А почему перестал?

— Разумеется, я повзрослел и убедился: никаких монстров не существует, будь то вампиры, оборотни, мертвецы, призраки, инопланетяне — или что там еще может придумать воспаленный разум!

— Но когда-то и о бактериях ничего не знали, пока не смогли увидеть их.

— Правильно, и пока люди не смогли доподлинно обнаружить монстров, они будут считаться вымышленными. И к чему такие вопросы?

— Нам сегодня говорили за… исчезновения детей. Это тоже странно. Полиция не может поймать преступника — нет, не так: вообще никаких следов! Так вот. Его никто не видел и не слышал, но все уверены, что он есть.

Я невольно сбавил скорость от странности услышанного и сказал:

— Виктим, что ты такое говоришь! Как его может не быть?

— Я и говорю, может, это что-то, что мы пока не можем увидеть…

— Ты меньше слушай россказни своих товарищей, взятые из комиксов и фильмов ужасов, и запоминай то, что тебе говорят взрослые: это однозначно человек, и остерегаться нужно не воображаемых чудовищ под кроватью, а реальных людей — следить за подозрительными мужчинами, не общаться и никогда не идти вместе с ними! Я надеюсь, вам все подробно объяснили и ты это понял.

— Да. Но зачем кому-то похищать детей?

— Этот человек, я более чем уверен, болен, и нам, здоровым людям, его не понять.

— А как тогда он это делает?

— Довольно, Виктим, я не вижу смысла продолжать этот разговор! Мне казалось, ты достаточно взрослый, чтобы даже предполагать подобные небылицы.

Долгое время мы мерно шагали в тишине. Виктим держал лямки ранца, словно тот мог в любой миг упасть, и по обыкновению смотрел на асфальт перед собой или куда-то в сторону. Меня же одолевали бесформенные мысли от предвкушения отдыха по возвращении домой. Вдруг я заметил, что через дорогу идет в обществе сына наш сосед по улице; они вели оживленную беседу и звонко, на грани некультурного, смеялись. Нужно сказать, Стенли был своеобразным человеком, который мог играть в фантастические настольные игры, смотрел фильмы про людей-мутантов и ничего не имел против комиксов, этих пустых картинок, созданных для умственно отсталых детей! Оттого ничего удивительного, что он обсуждал фильм, нелепо имитируя момент перестрелки, чем не возвышал сына до взрослой беседы, а принижал себя к уровню ребенка. Вздор: дети должны общаться со сверстниками! О чем мне говорить с Виктимом — о трудностях работы, курсе валют или недовольстве по поводу наших властей?

В городе еще велись работы по обновлению дорог, оттого некоторые из них были перекрыты. Вскоре пришлось свернуть на одну из центральных улиц, которая тотчас же встретила нас гулом транспорта и видом фирменного магазина «Тедди’с Хоум» на другой стороне. Мало было зрительного несчастья, оттуда, к тому же, слышался голос — мужчина, одетый в бирюзовый с белым горошком костюм, с деланным весельем зазывал детей всевозможных возрастов, держа в руках толстую стопку листов. К нему то и дело подходили мальчики и девочки, после чего он смотрел на страницу и, по-видимому, проводил викторину. Самым эрудированным в честь грядущего Дня детей полагалась игрушка… Я подумывал сделать крюк или даже подождать автобус, лишь бы не приближаться к этому месту.

Благо, Виктим молчал, хотя было видно, куда устремлен полный жажды взгляд. И едва мы прошли с десяток шагов, он начал робко:

— У меня скоро день рождения…

— Этот факт я знаю. Ты хочешь сказать, что выбрал что-то определенное?

Он еще более напрягся, ссутулился, краснея с каждым мигом.

— Да… Плюшевую игрушку.

Разве можно винить его — в детстве трудно еще понять, что в этом мире важно, а что пустое, особенно когда напоминание об этой вещи пестрит из-за каждого угла. Моим родительским долгом было оградить его от этого.

— Это плохой подарок. Выбери что-нибудь другое, полезное, то, что тебе действительно нужно. Может, книгу или новый ранец? Только умоляю, не в форме медведя!

— Мне нужна игрушка.

— Позволь спросить зачем?

— Я… не могу сказать. Просто нужно. Очень!

— А почему не заводную машинку или не детский строительный набор тогда уж? Виктим, тебе скоро одиннадцать! То, что тебе действительно нужно — это упорно учиться, получать хорошие оценки, иным словом, развиваться, а не впадать в детство, засыпая с плюшевым питомником в обнимку.

— Но они у всех есть! — вскрикнул Виктим дрожащим голосом.

— И это не значит, что так и должно быть.

— У Оливера один такой дома, — продолжал он, явно не понимая меня. Это было уже не остановить. — И еще маленький медвежонок на ключах. А он самый умный в классе! А у Тревиса вообще вся комната завалена разными Тедди. Сегодня он принес в школу больщущего, говорящего, и возле него все мальчишки и девчонки крутились. У одного меня никогда не было медвежат!