Мы не выдержали и приспустили щит, чтоб только по глазу высунуть, но на площадке у ворот ни души, ни ноги. Детектив рванулся к краю ступенек, я повторил за ним — оказалось, что мы тысячу лет не сдались монстрам, и те спокойным строем заползали в портал. Главный уродец даже глянул на нас баклажанной башкой напоследок, и я уверен, где-то там у него заиграла злорадная ухмылка, мол, убивать вас нет смысла, вы на краю вселенной, дорога домой вам не светит, а если и получится, то лет на триста вперед. С какой-то глыбой кристалла под мышкой он шагнул в зеленый пузырь последним, и тот схлопнулся.

Finita la commedia, как говорится!

Гробовая тишина идеально дополняла ситуацию. Мы в полной ж…

[1] Армани имеет в виду фразу «Оставь надежду, всяк сюда входящий», которая размещена надписью над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Альгьери.

30.09.199 X г., 01:12 PM

Психиатрическая лечебница города

Признаться, я уже не знаю, кому можно верить: себе или окружающим. Мне казалось, что, когда поддаешься безумию, сам начинаешь убеждать других в немыслимых явлениях, но мой случай ведь был совершенно обратным! Вначале я думал, что, спрашивая о монстрах, мужчина в свитере имеет в виду похитителя детей, однако вскоре стало понятно, что речь идет о ком-то — или, вернее, даже о чем-то — ином. Страшнее всего, что мисс Рей, последний оплот разума во всеобщем хаосе, не удивилась ни единому слову, и янтарь ее глаз засиял, как бывает, когда спустя долгое время наконец находишь единомышленника. Позже, после рассказа о фантастических вещах и часового разговора с врачом, мы с ней спускались лифтом на первый этаж. Она поддерживала локти ладонями, погруженная в мысли на ступень выше вопроса веры. Подобно заключенному в преддверии казни, я осмелился попытать удачу в надежде на смягчение приговора и услышать ответ, каким бы он ни был.

— Мисс Рей, прошу, молю вас, скажите: все, что он говорил в кабинете — это правда?

— Да.

Черты ее лица вдруг налились зрелостью, столь не подходящей возрасту: бремя знания, а значит, ответственности. Не нужно было более свидетелей, фотографий, слов — достаточно прочувствовать, сколько волнения, страха и горя таилось в том коротком взгляде.

Время завтрака прошло, и в столовой, куда мы спустились, между рядами ходили, в основном, уборщики: один заметал пол, а другой протирал пустующие столики. Каждый искоса поглядывал на единственную фигуру в зале, к которой нам и предстояло присоединиться. Вскоре я понял, что вызывало у них удивление: три крупных шницеля лежали на тарелке, точно коржи торта. Нож с хрустом вонзался в жареные сухари, выдавливая из них масло, а из мяса — соки. От вида блюда и массы чудесных запахов вокруг у меня заурчало в желудке — впрочем, я все еще пребывал в крайнем потрясении и едва ли смог бы что-нибудь съесть.

Мужчина в свитере трапезничал уникальным образом. Он держал широкую спину прямо, элегантно накалывал три куска мяса разом и посылал их в рот, едва касаясь вилки губами. Мощные челюсти медленно и ритмично, словно заведенный механизм, пережевывали пищу множество раз. Создавалось впечатление, что он дегустирует изысканное блюдо в ресторане. Порой его брови вздымались, уголки рта расплывались в улыбке, и звучал негромкий стон наслаждения. При всем этом он сидел с закрытыми глазами и не взглянул на нас — ни когда мы заняли места напротив, ни когда мисс Рей вежливо прочистила горло. В тот момент он походил на дикого зверя, всецело поглощенного добычей, но уже счастье, что не набросился на нас при попытке его отвлечь.

Наконец, последний кусок шницеля канул в бездонный желудок, и он, открыв глаза, сказал:

— Можно начинать. А, нет, нельзя…

Неизвестно откуда в его руке появилась металлическая фляга, из тех, которые обычно предназначены совсем не для воды. Сначала горлышко направилось в мою сторону, а после того как я покачал головой, к мисс Рей.

— Думаю, нам всем сегодня нужна ясная голова, — ответила она.

— Невежливо отказываться.

— Я не хочу вас обидеть, но не нуж…

— Пей, говорю!

Он стукнул флягой по столу и замер, пристально глядя на девушку. В тишине столовой звук был подобен выстрелу. Я не мог терпеть сцены, где передо мной спаивают ребенка, который, к тому же, упорно сопротивлялся этому, и хотел было вступиться, но ладонь мисс Рей вдруг коснулась моей ноги под столом. Их взгляды складывались в одну линию: его настойчивый, неподвижный, и ее, робкий, но вмиг сделавшийся смелым и стойким — все это походило на стычку двух хищников одной территории. На фляге был выгравирован череп, точно в обозначении яда, и мисс Рей, сделав резкий глоток, сильно удивилась.

— Гранатовый сок?

— Еще бы я делился с тобой элитным виски, красавица. — Он вернул флягу, отпил и задержал жидкость во рту, словно давая деснам пропитаться. — Говорят, помогает от кровоточивости… Ага, преждевременный вывод на основе стереотипа. Проверка еще не началась, а вы уже оба огорчили меня. Особенно ты, дочь самого, мать его, Шерлока Холмса. Пока у каждого минус один балл.

— Ради всего святого, какая еще проверка?! — воскликнул я, не понимая фарса, который здесь происходил. — Не могли бы вы для начала представиться…

И без того (по тому, как он смотрел преимущественно на мисс Рей), казалось, само мое существование невыносимо раздражало его. Теперь же, не поворачивая шеи, он взглянул на меня с неприкрытой долей злобы.

— Зовите меня Алфавит. Я проверяю, годитесь ли вы, чтобы вступить в наши ряды.

— Прошу прощения, но я не выказываю такого желания.

— Кажется, я не спрашивал.

К счастью, потянувшись в карман, он достал не нож и не пистолет, а всего лишь игральную колоду. И не стесняясь соседства в виде уборщиков, раздал каждому по шесть карт, определив главенствующую масть, и на примере наскоро объяснил правила.

Игра казалась нетрудной: старшая карта побеждает младшую, а выигрывает тот, кто лишится всех в финале. По требованию А. (буду называть его так, поскольку мне неловко писать его полное прозвище) ходы двигались по часовой стрелке, и я более чем уверен лишь для того, чтобы унизить меня. Он посылал мне пары и тройки карт, словно нарочно скапливал их и знал масти, какие были мне невыгодными. Под этим натиском я быстро лишился козырей, а к середине игры держал в руках едва ли не треть колоды. Когда мы с мисс Рей остались друг против друга, заведомо известный финал никого не удивил. Как бы в утешение мне подумалось, что это неплохо: кто знает, какая судьба ждала проигравшего, и лучше это буду я, чем она.

Я заметил, что А. пристально наблюдал за нами, но его лицо сохраняло такую немоту, что трудно было представить содержание мыслей. Единственный раз его глаза вспыхнули в конце второй партии, когда мисс Рей, имея не лучшие масти, пошла на риск. И удача благоволила ей…

— Не спеши, — сказал он, едва не нависнув над девушкой. — И запоминай сброшенные карты… Так, теперь со мной, один на один!

Все это время А. не прилагал ни йоты усилий и почти не смотрел на карты, не продумывал ходы. Уж не знаю, имела ли мисс Рей опыт в азартных играх или же ей передался недюжинный ум отца, но она смогла заставить этого бандита поднапрячься. А виной всему стремление: она жаждала проявить себя, чтобы, быть может, получить приглашение в это тайное Общество и спасать детей. И пусть первый поединок вышел неудачным, уже в следующем девушка так яростно метала карты, что А. опустил глаза и протяжении десяти секунд (невозможное ранее промедление!) задумчиво стучал пальцем по столу. Самодовольная ухмылка исчезла, хищный змеиный взгляд все сильнее впивался в нее. Было видно, что этот человек не терпит проигрыша даже в таких мелочах.

Сердце радостно сжалось, когда мисс Рей выложила две последние карты. Вот только мне бы стоило внимательнее следить за игрой А., который будто магическим образом достал вдруг нужные масти. Вышла ничья.