Я сильно тряс ногой от раздражения, и один медведь решил покинуть спектакль раньше положенного, упал на ляжку и отскочил на пол. Пришлось поставить на место — понимаю, мне тоже не хотелось бы все это слушать, но а кому сейчас легко!
— Вот нельзя было просто заткнуться и купить! Еще и этот сын его… Как будто впервые показал игрушку африканскому ребенку, у которого до этого из развлечений были камни, дерево и солома. Что-то мне подсказывает, у него и таких нет. Вроде это я не люблю детей, но для такого надо совсем извергом быть, даже жаль мальчика. Баловать не хочет, видите ли — я считаю, это все-таки жадность, мерзкая убийственная штука, смертный грех как бы. Вот же… Жадный Слон — гениально, так и буду звать его, пока не изменю мнения, то бишь всегда!
Злость согрела кровь на пару градусов, но стало неловко от идиотских мыслей, мол, сейчас на фабрику ворвется Мудрый Филин собственной персоной, ручку забыл, ключи или еще чего, увидит свет и непременно заглянет в раздевалку. Полуголый бездомный парень удивит его даже больше славного журнальчика в душевой… Так, а ну, брысь из головы, навязчивая чушь, есть темы поважнее на подумать! Например, как бы он мудро не уволил меня завтра или через пару дней, по-любому же не спроста послал в такую заведомо безвыходную ситуацию, чтоб без шансов. Итак, что мы имеем? Жадный Слон жаден, тверд в своей тупости и туп в своей твердости — опять теребить звонок нет смысла, проще подкинуть ему игрушку и самому заплатить, но я на мели. Или попросить помощи у… Черт!
Я метнулся к штанам на дверце первого шкафчика, диктофон выпирал в заднем кармане, вернулся на нагретое место и долго крутил его в руках, с виду хищник, который играется с добычей, а на деле просто боялся. Была не была — поклацал пару кнопок, молился, чтобы не удалить сообщение, но вдруг замигала красная точка и в динамике закричало:
«Лжец ты! И трус! Армани Коллин, ты просто невыносим! Как тебе хватило наглости сбежать из дома, ничего не сказав, игнорировать мои звонки и ночевать на своей проклятой фабрике? Я волновалась, я не знала, кому звонить и у кого спросить за тебя… Да я всю ночь прорыдала без сна из-за такого придурка, как ты! Сегодня мне показалось, что я видела тебя в магазине, — уже с ума схожу! Мне хочется верить, что так и есть, а не в то, что это действительно был ты. Я уже ни черта не понимаю! Что происходит, ты можешь мне объяснить?! Ладно, вдох-выдох… Прошу, если у тебя осталась хоть капля совести, теплоты и любви ко мне, позвони, как только услышишь это. Я буду ждать».
— Эй там, на диванных трибунах, почему завоняло игрушечным осуждением? Думаете, мне приятно слышать родной голосок беспокойным, надрывным, чуть ли не истеричным? И да, здесь и правда моя вина, я уже вторую ночь не появляюсь дома… У нас дома. Почему? А не ваше это медвежье-плюшевое дело! У вас все куда проще — папа Тед и мама Бетти буквально созданы друг для друга, никаких тебе ссор, скандалов, и внезапных «А ты бы хотел малыша?» и глупых отшучиваний, вроде «Да, конечно, завтра позвоню знакомому аисту, забронирую местечко для нас». Потомство вообще делается без вашего участия и никак не мешает вам жить… Лучше скажите, что теперь делать. Набрать ей? Не думаю, что она будет рада — да, знаю, она прямо так и сказала, позвонить, но я пока не могу ответить на вопрос, который заварил всю эту кашу.
От скребков кошек на душе я достал из рюкзака телефон, бездумно открыл список контактов и пролистал до шутливых трех букв[3] — Оля; не Олечка, не дорогая, любимая, зайка-кися-курочка или как еще нелепо обзывают своих любимых в отношениях. Просто Оля, моя Оля. Засмотрел ее имя до дыр, раз за разом пробегал взглядом, а палец трусливо дрожал над кнопкой вызова. Я правда хотел услышать ее, вернуться и поговорить, но слова испортят вообще все, а пока что испорчено только девяносто девять процентов. Какой бред в жизни творится, сижу в раздевалке пустой фабрики, в одних трусах, и болтаю с мягкими игрушками — диагноз, не иначе!
Звуки за окном застали меня врасплох, и я замер, как суслик в дикой природе, уши концентрировали каждый звук. Прямо за стеной кто-то крался, причем еще хуже меня, шаркал обувью на каждый шаг — и тут два варианта, либо неопытный мелкий воришка, либо матерый бандит, который попросту не утруждает себя скрытностью. Я бы и не паниковал раньше времени, но Три Полоски как-то возмущенно вскрикнул, и вот опять тишина, еще гуще, прямо-таки космический вакуум, а шорохи где-то внутри… Все очевидно, одинокого дряхлого старика вырубили одним ударом, а теперь летят мотыльками на свет в раздевалку. Теперь уже точно можно паниковать!
Бешеным тараканом я пробежал к шкафчикам, почти запрыгнул в штаны и напялил кое-как рубашку — если застрелят, всяко лучше, чем в одних трусах быть. Я, конечно, встал в боевую стойку, но быстро понял, что кулаки пули не отражают, да и медведями особо не подерешься, обшарил раздевалку — что-то никто из парней не носил с собой кастеты, биты или боксерские перчатки, странные они какие-то. Хотя бы у Луи на полке лежал карманный фонарик, светил убого, немощно, как престарелый светлячок, но попытаться ослепить кого-нибудь можно… Просто отлично — никогда ничего не происходило, но я тут уже второй день, пора бы и ворам нарисоваться! Я что, магнит на неприятности — кому вообще придет в голову грабить фабрику игрушек, разве что внутри них спрятаны инопланетные камни, которые перемещают в другие миры, а если нет, то я и не знаю…
В дешевых фильмах-ужастиках пугают одинаково, как бы по одному сценарию, будто кто-то придумал эту чушь, и за ним все стали повторять. Случается странность, лампочки мигают морзянкой или за окном шастают оборотни на пару с вампирами, а герой, обычно полный имбецил, утоляет тупую жажду вопросов, мол, а что, а где, а почему. Что — монстр; где — рядом, ты же слышал звуки; почему — вопрос философский, но суть ясна, оно хочет тебя сожрать. Выход прост, если ты не на космическом корабле, в смысле линяй как можно дальше оттуда. Нет же, он тащится в самое логово зверя, едкая зеленая слюна уже капает с потолка, а ему все не терпится увидеть жуткую морду. И только потом можно сверкать пятками под аккомпанемент своего визга, времени на это часто уже в обрез.
И раз я знал все это, тогда какого черта повторял сюжет дешевого ужастика? Ответ в тридцать девятом и сороковом словах прошлого абзаца.
На фабрике прямо-таки разлили ведро темноты, дохлый луч фонарика даже под ноги светил неумело, я прошел душевую больше по памяти. Зато ничто не мешало его уличному собрату плюнуть каплей света внутрь, то бишь дверь открыта настежь, еще и каморка Трех Полосок пустая — да он крышу зашел проверить, просто очень тихо, на темную, не вижу ничего странного! А хотя вижу, от порога тянулись куски грязи, какие-то разводы и следы, то ли мои, то ли старика, другие варианты запрещены. Кого я обманываю, тут и дураку понятно, дождь переполнил сточные трубы, из них выплыло что-то скользкое и гадостное, оно решило насладиться тартаром из человечины — сначала старой, а самое вкусное под конец, я тоже так делаю. Бежать-то все равно некуда, остается превратиться в неандертальца, который с дубиной (фонарем-карликом) гордо, даже если и недолго, защищает свое жилище и право на завтрашний день.
Бродить по рабочему цеху было, мягко говоря, неуютно, я вспомнил всех монстров с экранов и страниц книг, еще парочку выдумал, чтоб не расслабляться. Ощущение, как если бы шел в скафандре по дну океана, приборчик пытался показать мне тамошних глубоководных животин, но темнота темная и темнота подсвеченная — одна соль. Короче, я выключил фонарь и подождал с минуту, зрение потихоньку привыкало.
Я протопал к кладовке, где спокойно себе простаивали ведра, швабры и тряпки времен Второй Мировой на пару с бутылками моющего повышенной едкости, никаких щупалец и слизи. И тут мне на плечо падает чья-то рука, а может, клешня или бензопила, в ту миллисекунду плевать было, я круто развернулся, как на карусели, по велению древних инстинктов отпрыгнул оголтелой кошкой внутрь. Сильно приложился затылком к полке, на секунду увидел карту созвездий и схватился за больное место, другую руку выставил перед собой, полностью растерянный — эх, монстр, сейчас ты получишь самый легкий обед в своей скользкой жизни.
