— Ваше Величество.

Я повернулся к нему и с улыбкой заметил:

— А не торопитесь ли вы назначать меня гравидийским принцем? Ваш пока еще жив.

Принц расхохотался, ничуть не обиженный моими словами. Собственно, делить ему со мной было нечего — не страну же? Если я на что и мог претендовать, то только на трон Мибии, о чем он и не догадывался. Если бы судьба повернулась чуть иначе, были бы коллегами. Как там короли обращаются друг к другу? «Мой августейший брат»?

— Не трогай его, Педро. Ему не так много осталось, — бросил принц. — Какое же предсказание Всевышнего вы несете, дон Алехандро? — с ленивым интересом уточнил принц и сказал прохлаждающейся парочке конвоиров: — Тащите последнего. Ритуал — дело небыстрое. И да, труп уберите наконец.

— Предсказание? Простое. Всевышний против проведения подобных ритуалов и наказывает всех, кто в них участвует. Кроме жертв, разумеется.

Мы начали спуск. Принц шел впереди. Меня и последнюю жертву тащили за ним.

— И как же он наказывает?

— Сурово. Вам не понравится. Ни вам, ни вашим сопровождающим.

— Мы переживем. Верите ли, нет, дон Алехандро, не за себя радею, за страну, — с показной печалью сказал гравидийский принц.

Можно было намекнуть, что не переживут, но в лучшем случае гравидийцы бы заржали, а в худшем — добились истинных причин моей уверенности.

— Те, кто радеют за страну, не уничтожают в ней лучших.

— Видите ли, дон Алехандро, у них есть знания и умения, которые мне нужнее. Как, например, те, что у вас.

— Знания, полученные естественным путем, всегда ценнее.

— Знания — да. Но силу так не получишь, увы.

Мы проходили один из коридоров, куда я мог бы свернуть, не будь прикован к спутникам. Принц же задержался у проема и с восхищением сказал:

— Вот к чему надо стремиться. Чародея давно нет в живых, а его чары до сих пор живы и никого не пускают.

Я задержал взгляд не на проеме, а на стене рядом, старательно ее гипнотизируя. Я — часть замка, меня нужно защитить, потому что на меня напали и собираются убить. Но замок остался к моим внушениям глух. Наверное, защита активировалась как-то по-другому. И все равно не верилось, что сегодня моя вторая жизнь подошла к своему концу.

В знакомый зал я входил даже с некоторым интересом. Огляделся. С моего прошлого посещения этого неприятного места не изменилось ничего. Жертвы уже лежали на всех алтарях, кроме двух вспомогательных и центрального. Кто-то молился, кто-то ругался, молоденькая донна на первом алтаре закусила губу, пытаясь сдержать слезы. Сложно выглядеть достойно в голом виде, когда тебя распяли на глазах толпы мужиков, но это ей удавалось.

— Смотрю, вы не боитесь, дон Алехандро… — заметил принц.

— Я под защитой Всевышнего, так что бояться нужно вам, — нагло ответил я. — Всевышний справедлив, поэтому наказывает иногда всего лишь за попытку сделать что-то плохое. Так что на вашем месте я бы дружно покаялся и извинился перед людьми.

— Людьми? Я не вижу здесь людей, дон Алехандро, — покачал головой принц. — Вы всего лишь жертвенные овечки. И Всевышний принимает жертвы с вами точно так же, как и с любыми другими существами, разумными или нет. Впрочем, мы с вами заболтались. Готовьте последних.

Сам гравидийский принц с предвкушающей улыбкой улегся на центральный алтарь и немного поерзал, устраиваясь поудобнее. После чего все жертвы замолчали, как будто им одновременно перекрыли возможность говорить.

Меня же начали в четыре руки раздевать, комментируя стоимость всего что на мне. Вот сволочи, уже прикидывают, сколько заработают. Наконец на мне остался только артефактный перстень Оливареса от которого, как оказалось, не было никакого прока. Вот он ни в какую не снимался, поскольку посторонний его снять не мог, я же гравидийцам помогать не собирался.

— Что там у вас за задержка? — недовольно спросил подошедший чародей. — Это можно оставить, не помешает. С трупа потом снимешь. Но отдашь мне. Хорошая цацка, мне приглянулась.

— А мне твои цацки приглянулись. И мантия неплоха. Как сдохнешь, я их заберу, — ответил я, злясь на то, что о нас уже говорят, как о покойниках. — Все слышали? На мою добычу не претендовать.

— Шуты иной раз забавны, но, когда их шуток становится слишком много, они начинают раздражать, — бросил гравидийский принц. — Давайте начнем уже. Не самое приятное место, знаете ли.

Я надеялся, что вся эта компания сдохнет, когда меня положат на алтарный камень. Но меня не только положили, но и сменили блокирующие чародейную энергию браслетики на обычную веревку, которой меня привязали к вмонтированным кольцам. Теперь энергию блокировал сам алтарь, потому что я все также не мог ничего применить. Соприкосновение с алтарем меня не лишило дара, речи чего я благоразумно решил не демонстрировать. В конце концов, я уже достаточно им наговорил, чтобы напугать. А что не напугались — так сами идиоты.

Я себя успокаивал. Но, похоже, надеяться приходилось уже только на то, что этим тварям возмездие придет после моей смерти. Хотя, с точки зрения любого здравомыслящего чародея, возмездие должно приходить раньше, не доводя до собственно смерти, но где Бельмонте, а где здравомыслие? Было бы здравомыслие, не вымерли бы.

По всем жертвам прошелся один из чародеев, поливая из одной фляжки — алтари основных жертв, из другой — закрепляющих. Как только он закончил это делать, раздалось жужжание и от основного алтаря потянулись нити, видимые только чародеям. Это сопровождалось гулом и потрескиванием. Нити поочередно цеплялись к вспомогательным алтарям. Когда дошло до моего, нить дрогнула, а потом прошла меня насквозь так, что я заорал от неожиданной боли.

Но на этом события не остановились. Сквозь мое тело начала прорываться ослепляющим белым светом энергия, которая, казалось, ломала каждую кость и выворачивала каждую мышцу наизнанку. Ни один, самый умелый палач не смог бы причинить столько страданий, как эта закладка от Бельмонте на спасение своих родственников. Наверное, считал, что настоявший чародей должен вытерпеть все если оказался столь глуп что попал на алтарь. И вообще, трудности и боль только закаляют.

Когда я проморгался от слез, выступивших на глазах, передо мной предстала та же картина, что и прошлый раз: все, кто принимал участие в подготовке жертв, были мертвы. Сами же жертвы начали потихоньку приходить в себя и озираться.

Стряхнув обрывки веревок с запястий и лодыжек, я прошел к сваленной в углу куче наших вещей и принялся выискивать свои. Горло я опять сорвал, не сдержавшись, когда через меня проходил поток силы, уничтоживший нападавших, но связки постепенно восстанавливались. Впору задуматься о лечебном эффекте от замка. Отвязывать остальных я не торопился. Слишком их было много на одного меня. Я не исключал, что гравидийцы в надежде выторговать себе жизнь попытаются меня скрутить и сдать как убийцу принца. Жизнь они себе, разумеется, не спасут, но мою однозначно отнимут. Надеяться на их благоразумие не стоит — раз уж падре Хавьер оказался столь наивен, что поверил в свою неприкосновенность, то и от остальных, не столь высоко стоящих, нельзя ожидать, что они поймут: от смерти им не отвертеться. Я подошел к чародею, который собирался забрать оливаресовский артефакт после моей смерти.

— Не то чтобы мне нужны ваши артефакты, дон, — хрипло сказал я, пугаясь собственного голоса, — но я пообещал их забрать после вашей смерти. Мантию вашу, так и быть, оставлю.

Снимая с чародея побрякушки, я внезапно вспомнил, что бесплатно с Сангрелара выбраться не удастся, и полез в карманы мантии искать кошелек. Кроме кошелька, там нашлись еще и дополнительные артефакты, но сам кошелек был тощ и намекал, что его содержимого на оплату телепорта не хватит.

— Дон Контрерас, не соблаговолите ли освободить и нас? — раздался просящий голос.

— Соблаговолю, дон, но чуть позже.

Когда я выезжал от Ортис де Сарате, при мне были и сабля, и кинжал, но они остались где-то там, скорее всего, в Гравиде, поэтому я решил компенсировать их утерю за счет виновника. Оружие принца было приметным, но сохранить это происшествие в тайне можно было, только поубивав всех свидетелей. Принц я был неправильный, поэтому мысль об убийстве ничего не сделавших мне людей вызывала отвращение. Сниму веревки с донны и пойду, остальных освободит она.