Маги Цитадели продолжали меня посещать, но я узнал от них всё, что хотел. Спорить в тысячный раз о том, что люди — это не животные, у меня не было желания. В остальном приёмы и методы у местных были довольно дешёвыми, слишком очевидными для меня. Приём «злой полицейский — добрый полицейский» не вызывал даже вялого удивления. Все попытки угроз, прямых и обходных навевали скуку. Они даже пытались заинтересовать меня знаниями Цитадели, я отвечал так же, как ответила мне Агфас: скоро приду и всё возьму силой.
Я пытался достать до Бии и действовать через неё, как через медиума. И в какие-то моменты мне даже казалось, что я её ощущаю, что вот ещё чуть-чуть, и оковы перестанут на меня действовать. Но ничего не менялось. Пустота, только пустота вокруг.
Наконец, сколько прошло дней, не знаю, но точно больше недели, меня снова посетила Агфас.
— Последний шанс, Арантир. Когда я закончу, от твоей сущности не останется даже воспоминания.
— Сколько пафоса. Начинай уже.
Ха, а ваши боги улыбаются, глядя на вас?
Получив мой отказ, женщина обернулась. Вошедший помощник внёс нечто, обёрнутое в ткань. Агфас извлекла из ткани меч. Однозначно ритуальный, слишком вычурный для боевого оружия. И в этот момент пришло ощущение от Бии. Её «убили», уничтожив тело. Тянули до последнего. А ведь через какое-то время Бия точно вернётся, я это отчётливо ощущал. Жаль, не успеет, придётся нам обоим отправиться на отдых за грань.
Навсегда или на время — скоро узнаю.
Глава 40
— Хочешь, покажу всех, кого ты убил в этой жизни? — спросило существо, предположительно идентифицирующее себя женщиной.
Она не имела какой-то личности. Лишь в самом начале она походила на Бию, а чуть позже на Ежелин. Сейчас силуэт носил «маску», образ постоянно плыл, я лишь понимал, что лицо принадлежит женщине, но никаких чётких черт разобрать не мог.
— Нет, никакого желания на них смотреть, — отказываюсь я.
Если бы у меня спросили, как описать это место одним словом, я бы сказал: «дискомфорт». Всё здесь приносило дискомфорт, всё здесь неправильно, не таким, как должно быть. На первый взгляд этот мир отражал реальность. Кривое зеркало, страшный шизофренический сон. Садишься на диван, а обнаруживаешь себя уже в кресле. Или на табуретке. Или лежащим в гамаке. Спасибо хоть какие-то ассоциации прослеживаются, а то бы совсем печально стало.
— Тогда что тебе показать? Скажи. А то ты всё молчишь, даже не знаю, как к тебе подступиться.
Я не помню, как попал сюда. Последние… минуты? Часы? В общем, начало магии Агфас я ещё как-то помнил, а дальше ничего.
Сейчас мы… шли. Минуту назад мы шли по коридору, затем по тропе в лесу, вот уже я спускаюсь по длинной лестнице. Внизу что-то мелькает, что-то знакомое, будто я знаю, куда иду. И мне не нравится место, в которое мы идём. Это вообще единственное постоянство — мне не нравится. Мне не нравится лестница, меняющаяся узким неустойчивым мостом. Мне не нравится небо, низкое, алое с чёрным, тяжёлое, давящее. Всё вокруг отталкивает, напрягает, пугает. Поэтому я сказал: дискомфорт.
— Покажи мне, как выбраться отсюда?
У меня стойкое ощущение, что этот разговор повторяется. Как во сне. Я не могу чётко вспомнить, как и о чём мы говорили раньше, но разговор точно уже происходил. Или нет?
— Хм, — собеседница будто бы задумалась. — Выбраться куда? Тебе не нравится дорога?
Стоит мне обернуться, и я стою перед домом, появившимся только что. Полагаю, это не иллюзии. Просто само понятие места сейчас не имеет значения. Значит, просьбу надо формулировать иначе. Размышляя над этим, я вошёл в дом. Прихожая отвечала моим представлениям о прихожей. Только вывернутым, искажённым. Вроде бы стол, стулья, но у стола вместо столешницы витые прутья, и не сказать, чтобы плотные, даже стакан не поставить. Стулья такие же. Стоит мне отвернуться, как мебель меняется, становясь чем-то иным, но таким же странным, абсурдным.
— Смотри, как здесь уютно!
Вспыхнул камин, стало жарко и душно. Впрочем, ощущениям я не доверял. Никаким. Всё здесь иллюзорно, мимолётно. Стоило забыть о камине, как ощущение жара притупилось, а ещё через минуту сменилось проникающим под одежду холодом. Не резким, не обжигающим морозом, а лёгким дискомфортом от прохлады и ощущением постепенного замерзания, будто в неотапливаемое помещение кто-то пустил прохладный воздух, медленно опускающий температуру до отрицательной.
Я сел, не обращая внимания на неудобство стула.
— Может, перекусим?
Опустив взгляд на стол, увидел ожидаемый поднос и тарелку с «супом». Выглядело варево отталкивающе, уверен, вкус имело такой же. Наверное, если попробовать, вкус вызовет ассоциации со всем противным и неприятным, что попадало мне на язык за всю жизнь.
— Или выпьем?
Поднимаю вопросительный взгляд на собеседницу, а когда опускаю обратно, суп сменяется бутылкой чего-то непонятного и стопкой. Наливаю. Мне нужно время, чтобы подумать. Пить сначала не решаюсь, но, в конце концов, тела у меня нет. А то, что есть, оно такое же аморфное, как и всё вокруг. Сейчас у меня руки лича, до этого ладони красовались живой и здоровой кожей. Ничто не истина, нда.
На вкус жидкость оказалась отвратительной бурдой.
— Я могу поговорить с ней?
Говорил я о Ежелин, но имена называть нельзя. У мёртвых особые взаимоотношения с именами, я это ощущаю всем естеством. Очень сложно не понять, когда при попытке назвать имя или спросить чьё-то имя возникает острое ощущение жжения во рту, как бы говорящего: ты уверен в своём желании?
Моя собеседница улыбнулась.
— Можешь. Только она глубже. Готов отправиться туда?
— Нет!
Мне как раз наоборот, надо подальше от глубины и поближе к поверхности. Может попробовать обратиться к кому-то, кто, наоборот, ближе?
— А что насчёт моего создателя?
Собеседница отрицательно покачала головой.
— Его мир — это мир живых.
Понятно. Нет, не в ту сторону думаю.
— Я хочу вернуться в свою цитадель, — говорю я.
И через несколько секунд стою на стене крепости, какой я её принял. Просто стенка, перекрывающая участок между двумя горными грядами да чахлая крепость, требующая ремонта. Я уже успел подзабыть, как всё это выглядело раньше. Ностальгии не испытал, наоборот, вид неотстроенной крепости вселял в меня тоску. Собственно, снова дискомфорт, да.
— И мы здесь, — моя спутница оглядывалась, будто пыталась найти, ради чего мы здесь оказались.
Я думал дойти до места, где лежит моя филактерия. Только сейчас этого места нет, точнее, башня не достаёт до нужной высоты. А если я зайду внутрь? Так, будто Предельный уже построен таким, каким я его запомнил.
Вхожу и оказываюсь в старом заброшенном замке. Узнаю комнаты, но выглядят они так, как выглядели бы, забрось люди крепость. Всё выглядело так, будто меня не появлялось. Не существовало. Мы прошли по крепости и спустились в тронный зал. Здесь даже трона не было.
— Почему всё выглядит так?
— Крепость выглядит так, как и должна выглядеть, — получаю я ответ.
Как и должна? Ну да, это только мне пришло в голову строить укрепления. Никто другой этого бы не сделал. И тогда дикарей бы не остановили. Да пожалуй, тогда они бы даже сносить ничего не стали, просто прошлись насквозь.
Выхожу во двор и вижу разрушенные ворота. И следы стоянки. Единственные следы присутствия человека. Так почему здесь всё выглядит так, будто меня не существовало? Пошли экзистенциальные вопросы. В чём смысл жизни, ради чего мы продлеваем своё существование и прочее.
Стараюсь построить логическую цепочку сначала. Почему меня не существует? Почему меня не существует здесь? Ведь для живых я вполне реален. Для живых.
— Для живых.
Оглядываюсь, но понимаю, что остался один. Для живых. Меня не существует для мёртвых, потому что я никогда не умирал. Я был мёртв по прибытии, так сказать. Вроде мёртвый, но не умиравший. Ошибка системы, исключение из правил. Так почему боюсь нырнуть глубже? Чего мне там бояться? Умереть? Так уже.