Выражение лица Милес несколько изменилось.

— Какой ты… У меня нет ответов на твои вопросы, Арантир. Только догадки. Я согласна: с магией не всё так однозначно, но всё, что я могу по этому поводу сказать — мои догадки и умозаключения.

— Поделись, — поощряю Милес продолжать.

В библиотеке Милес хватало записей, размышлений, догадок, теорий. Однако у всего этого массива текста был существенный недостаток — субъективность. Не все маги вообще задумываются о природе магии. Половина из тех, кто задумывается, думает только о личной силе и развитии, а не о магической науке. Большая часть тех, кто пытался изучать магию, как науку, заблуждаются, ошибаются, строят какие-то совершенно отбитые теории и создают прочий информационный шум. Без создания единой, стройной научной системы разобраться в этом шуме не представляется возможным. В случае Милес сам факт её признания, что у древней эльфийки есть лишь догадки, говорит в её пользу.

Что отличает учёного? Настоящего учёного. Учёный способен признать, что заблуждался, и пересмотреть гипотезу, которой придерживался или которую сам же выдвинул. Настоящие учёные выстраивают систему и стремятся к логичности научного знания. Теория должна объяснять все возможные ситуации, охватывать весь комплекс явлений, к которому применима. Поэтому настоящие учёные, если у них спросить: как работает вот этот процесс, отвечают: у нас есть представление, что всё происходит вот так, так и так. И сразу расскажут, в каких частях теории они уверены, а какие ещё вызывают сомнения и требуют доработки. Я, конечно, говорю об образе, идеальном образе, к которому надо стремиться, человек не лишён пороков и слабостей, но способность признавать ошибки — ключевая часть образа учёного, отличающая его от фанатика.

— Насколько мне известно, Светлая Мать действительно принесла в мир смертных магию. Но какую магию? Какой магия была в тот момент, когда Великая Мать раздавала её смертным? Даже во времена моей жизни магия несколько отличалась от магии дня текущего. Не сильно, но аномалии, вроде той девочки, что владеет магией смерти и создаёт всякую гадость, были невозможны. Даже сейчас на такие вещи смотрят с удивлением, тысячу лет назад подобное не встречалось вовсе.

Милес снова сосредоточила внимание на Бие, на несколько секунд замолчав. А затем резко приказала:

— Раздевайся.

Бия скептически приподняла бровь, да и я не понял, к чему это.

— Что ты хочешь сделать? — уточняю.

— Проверить одну догадку. Тебе понравится.

При всей эксцентричности Милес, она была кем угодно, но не глупым шутником. Мои и Бии взгляды встретились, и я кивнул, позволяя девушке выполнить приказ. Бия пожала плечами и начала раздеваться.

— Когда ты увидел её в первый раз, она уже была в одежде, верно? — уточнила Милес.

— Да, — подтверждаю.

— Понятно.

Бии не потребовалось много времени, да и эльфийка не требовала полностью обнажаться, только оголить задницу и промежность. Милес повернула Бию ко мне лицо и указала на то место, где начинаются ноги.

— Видишь? Твоя подруга не является вампиром. Вампир — это только форма, образ, с которого взят пример.

У Бии ничего там не было. Совсем: гладкая кожа и всё. Бесполое существо, причём сзади тоже никаких естественных отверстий не обнаружилось. Для полной уверенности Милес обнажила девушке грудь, с тем же результатом: две округлости без сосков. Пупка, к слову, тоже не было. Кукла, оболочка, некоторое подобие. Пока Бия одевалась, эльфийка продолжила.

— Я осмелюсь предположить, что изначально магия была едина. Никаких стихий, никаких отдельных школ, вроде некромантии и целительства. Возможно, хотя это даже не догадки, а скорее смелое предположение, никакой магии не было. Сама возможность жить и думать была магией. Вечный Творящий не создавал жизнь, он только позволил миру не быть статичным, меняться.

— А время?

Моя собеседница развела руками.

— Я вообще не верю в существование этого Безмолвного. Потому что, если я права насчёт изначальной магии, остальные Безмолвные приложили к магии руку, расширяя концепцию. И единственный, чьё влияние в магии не прослеживается, это Шёпот Времени.

— Возможно, он ещё себя проявит?

Милес передёрнуло.

— Надеюсь, что нет. Чего мне точно не нужно в жизни — это заигрывающих со временем кретинов, пытающихся перестроить окружающий мир под свои желания.

Здесь я, пожалуй, был полностью согласен с эльфийкой.

— А теперь о том, почему магия смерти так отличается от прочих. К остальной магии свою руку приложили Безмолвные, сила которых и так присутствует в мире. Магия, связанная с проявлением сущностей Безмолвных, всего лишь позволяет магам обращаться к силам, на которых мир и так основан. Понимаешь, к чему я веду?

Киваю. Чтобы не понять логики, надо быть совсем глупым.

— Сила Серого Праха не то чтобы совсем не проявляется в нашем мире, она просто проявляется в весьма специфической форме. Если так подумать, было всего два варианта, как могла выглядеть магия смерти. В форме некромантии, какой мы её знаем…

Надо ли говорить, что Милес хитро улыбнулась, поняв, к чему я клоню.

— Или в форме магии, когда она просто убивает всё, на что направлена, — закончила она за меня.

Ультимативная способность уничтожать любое живое существо на месте…

Так, стоп!

Меня резанула какая-то промелькнувшая мысль. Я ухватил нечто важное, но не обратил внимания. Надо подумать ещё раз, вдумчиво, сосредоточенно. Что-то в этом есть. Ведь магией смерти реально можно убить. Прямым вливанием силы, а не через скелетов и не через химикаты. Это неправильное применение магии, извращённое, но оно возможно. А если оно возможно… Только доступно не магам смерти напрямую, а через поднятых мертвецов?

Сила отозвалась. Показала концепцию существа, заточенного только под одно — отнимать жизни. С одним нюансом: оно существует, но поднять такое я не могу. Дело не в нехватке уровня развития, оно просто из другой категории, недоступное смертным некромантам и бессмертным личам.

— Хм…

— Почувствовал жнеца? — поняла Милес. — Не ты первый. Поднять такого, как можешь догадаться, никому не удавалось. Однако…

Мы оба перевели взгляд на Бию. Та вернулась к своему занятию, книге, которую читала до того, как появилась Милес. Менас. Даже не существо, а сама концепция силы, олицетворение, персонификация могущества лича. Ежелин. Девочка, освоившая чужую магию, находясь в Воронке Душ. Девочка, которая была способна закрыть воронку, но вместо этого предпочла расширить её, чтобы привлечь моё внимание.

— Если обычно магия смертных напрямую подражает силам Безмолвных, магия смерти является скорее противоположностью силы Серого Праха. Вместо умерщвления у магов смерти есть способность нарушить естественный цикл и возвращать умершее в мир живых. В этом есть какой-то смысл, но… — эльфийка развела руками. — Безмолвные не сообщают смертным о своих желаниях. И это я ещё молчу про способность возводить некие постройки. Она вообще ни во что не вписывается и не имеет полного объяснения, только зыбкие предположения.

— Есть ещё кое-что, что я хотел спросить.

Думаю, момент сейчас вполне подходящий. Милес вопросительно посмотрела на меня.

— Почему я не могу создавать новых мертвецов? Как другие маги создавали весь этот паноптикум, что сейчас доступен большинству некромантов?

— Я не знаю, Арантир. Попробую пересмотреть свою библиотеку и что-нибудь найти. Обычно создание недоступно слабым некромантам и открывается при достижении определённого уровня силы. Твои поделки на стыке нежити и паровых машин, к слову, дают фору большей части того, что было создано до тебя. Могу лишь предположить, что твои предшественники оказывались в стеснённых условиях и от способности создать нечто ранее невозможное зависело их выживание.

В общем, у неё есть только догадки. Это не делает мою жизнь проще.

Во многих пограничных городах Первого Союза успели заложить защитные крепости, пограничные форты и прочие оборонительные системы. Во многих, но не в небольшом поселении, зажатом между лесом и торфяниками.