Вторуша, видимо удовлетворившись произведённым эффектом и решив, что информация «проглочена», то есть в том, что отвёл от себя подозрения будущей хозяйки, с поклоном удалился.
Дальше Дарена объявила Голубу Вишенку. Даром Вишенки были три ягодные лепёшки. Поклон был не таким низким как у Малуши и Чернавы, но достаточным, чтобы показать учтивость.
— Госпожа, всё, что я делала было по наущению этой жирной гадины Драгомиры. Я не смела её ослушаться. В душе я всегда была за вас.
Во как. План свалить вину на повариху и задобрить меня едой.
— Красивые лепёшки, — похвалила я, отломила кусочек и сунула в рот, — ммм, вкусные. Значит ты, Голуба прекрасно готовишь, как верно и Драгомира.
Вишенка расцвела и поклонилась. Рано, Вишенка, рано.
— Так почему вы кормите слуг отменной дрянью?! — Продолжила я более резко.
Голуба Вишенка вздрогнула и уставилась на меня глазами-плошками. Она-то считала, что всё в ажуре, дело в шляпе, а тут на тебе.
— Ты и Драгомира больше здесь не работаете. И не потому, что вы облили меня помоями, чуть не забили камнями и сильно оскорбили, а потому что вы не справляетесь со своими обязанностями. Как бы то ни было – желаю удачи. Кастелян вас рассчитает.
Голуба Вишенка ничего не сказала, резко развернулась и вышла. Это я про перерасход ещё не упомянула. А лепёшка-то ничего. Как просители закончатся, мы с Дареной ими полакомимся.
Последним оказался Филис.
— Фотиния, — поприветствовал он поклоном.
Я чуть было не привстала. Не «дама Фотиния», не «госпожа», а просто «Фотиния». Не, в моём-то мире это нормально, но здесь так не принято.
Потом он меня обескуражил ещё больше. Повернулся к Дарене и бросил:
— Дарена, выйди.
— Дарена, останься, — слегка опешив пробормотала я.
Ещё чего! Каков наглец!
Младший конюх снова повернулся к Дарене Вздорной.
— Дарена, выйди на минутку, — сказал он более мягко, но та, даже не двинулась.
Филис вздохнул и подойдя ко мне близко настолько, насколько можно перешёл на шёпот.
— Вам правда не понравился поцелуй? — Произнёс он с болью в голосе.
Я так обалдела, что не нашлась, что ответить, а он продолжил:
— Вы это вчера от обиды сказали или вам правда было неприятно?
— Тебя действительно волнует понравилось ли мне с тобой целоваться, а не выгоню я тебя или нет?
Филис гордо закинул голову и выпрямил плечи:
— Хочешь – выгоняй, только ответь: понравилось тебе или нет.
Юношеская непосредственность или затянувшийся пубертатный период? Я не знала что сказать, потому как противно-то мне не было, даже наоборот. Но Филису в том не сознаюсь. На помощь пришла Дарена.
— Уматывай, Филис, пока лорду не доложила.
Но тот как будто не слышал. Более того, опёрся руками о сундук, на котором я сидела и нагнулся к самому моему уху.
— Я думаю о тебе каждый день и не могу перестать, неужели ты целовала меня только, чтобы сбежать, неужели ты ничего не чувствуешь ко мне? — Прошептал вконец обнаглевший конюх.
— Стража! — Позвала Дарена.
— Мне понравилось, — выдавила я также шёпотом.
В этот момент здоровенный закованный в броню страж за руки оттащил от меня и буквально выкинул за дверь счастливо улыбающегося конюха.
Ждан, Драгомира, Часлап и Гостомысл на поклон не явились. В итоге рассчитала я только троих: повариху с помощницей и садовника. За тем как последний убирается из сада со своими пожитками я наблюдала с особенным удовольствием. Всё, Гостомысл, прощай Гостомысл, пока тебе и твоим блохам!
Только вот теперь требовалось найти им замену.
— Зря вы выгнали обоих поварих именно сейчас, надо было обождать пока подыщем новую стряпуху. Скоро обед, а лорда надо чем-то кормить. — Резюмировала Дарена.
Я покосилась на лепёшки Голубы. Они дополнят нарезку из сыра, колбасок, в общем пищи, готовой к употреблению, того, что было на графской кухне.
— Дарена, нам надо срочно найти новую кухарку, но сначала пойдём на кухню, будем творить.
Вздорная, которая с моим новым статусом и её, кстати тоже – статусом личной служанки леди Макотской – заметно повеселела и выполняла поручения с особым воодушевлением.
Графская кухня. Я представляла забитые полки съестных деликатесов, ароматные подвешенные для сушки пряные травы, корзину всевозможных фруктов… Но никак не то, что я увидела. Дарена, судя по её оторопелому виду, тоже такого не ожидала.
На деревянном полу рассыпана, нет, скорее просто высыпана мука, гречиха, пшено и что-то ещё мелко-зернистое. Все полки были раскрыты настежь и абсолютно пусты. Никаких тебе подвешенных пряных трав или грибов, никаких корзинок с фруктами. Привет от Драгомиры.
Мы с Дареной замерли минуты на три. Я усиленно соображала что делать. Выход нашла Дарена Мудрая. Да, именно так я решила её величать. Вздорная ну никак не подходит этой честной и рассудительной женщине.
— У меня в котомке есть мёд, я использую его как лекарство, но и в качестве съестного он вполне хорош. Нарву в саду зелёных яблок, вырежу сердцевину и запеку. Подадим его милости вместе с лепёшками Голубы. А вы пока идите к кастеляну, доложите, что б жалованье поварихи попридержал за то, что припасы хозяйские прихватила. И скажите, что б вам монет дал на продукты.
Я кивнула и пошла к Дареку, неприятному высокомерному Дареку. Надеюсь, с нами за столом его не будет.
Я вошла в кабинет и не подумав поздорваться или сделать книксен. Вот ещё! Кем-кем, а лицемеркой никогда не была, да и тряпкой тоже. Кабинет кастеляна был небольшой и мрачный. Байстрюк сидел за столом и что-то записывал гусиным пером. Он прекрасно слышал как я зашла, но даже головы не приподнял. Плевала я на его учтивость, но если он проигнорирует мои распоряжения, властью делать которые меня наделил лорд, то пусть не сомневается, Брэнот узнает тут же.
— Драгомира забрала с собой все припасы и устроила беспорядок на кухне, выдай довольствие на новые запасы и новую повариху. Я уволила Толстую с её помощницей и садовника. Рассчитай их.
Я было уже собиралась развернуться, как байстрюк соизволил отозваться.
— Драгомира забрала расчёт утром. Послать за ней стражу с гончими?
Я замялась.
— Не надо. — выдавила я после паузы.
Несмотря на то что сделала повариха, я не алкала мести, просто была рада, что она ушла.
— Хорошо, — таким же бесцветным тоном, каким и был задан вопрос ответил кастелян и, желая побыстрее меня спровадить спросил: — Ещё что-нибудь?
Вот ведь надменный раздражающий тип.
— Вообще-то да. Мне стала известна некая нелицеприятная информация о вас из достоверных источников.
Безучастное лицо Дарека тут же приобрело настороженно-вопрошающий вид и весь он как-то встрепенулся. Теперь я напустила на себя бесстрастно-снисходительную мину, но сразу не ответила – понаслаждалась его душевными терзаниями. Вспомнился анекдот про волшебную фразу «я знаю о вас всё». Интересно, байстрюк, о чём ты думаешь? Раз так напрягся, значит есть тебе что скрывать. Пауза явно затянулась, и я выложила свой козырь:
— Вы наверно в курсе, что недавно под моей дверью нагадили. — Сделала паузу. Взгляд байстрюка из настороженного сделался удивлённым, а глаза начали округляться. — Вторуша признался, что видел как это делали вы!
Я гордо задрала голову и на последнем слове ткнула в кастеляна указательным пальцем. Дарек приподнялся и чуть было не споткнулся о ножки собственного стула.
— Его что бешенные блохи покусали!? — Вскричал он.
— Если такое произойдёт ещё раз, я буду знать на кого думать, — отчеканила я, взмахом головы смахнула с глаза выпавшую из чепца прядь и гордо двинулась вон из каморки кастеляна.
— Неслыханно, неслыханно, — донеслось до меня шипение Дарека.
То-то, пусть байстрюк знает кто перевёл на него стрелки.
Настало время накрывать стол к завтраку. Этим обычно занимался Ждан, вот ему и вручили неполные три лепёшки и десять запечённых в сахаре яблок. Должна отдать должное Дарене – потрудилась на славу, яблоки выглядели как на витрине кондитерской, в общем вызывали желание их пооткусывать. Я сменила одно бесформенное платье на другое, поправила чепчик и двинулась в залу. И как никогда торжественно-мрачными показались мне едва освещаемые каменные стены замка. Дополнил готический образ мерный гул моих шагов по каменным плитам. Я шла к тому, кто искалечил мне будущее, кого я ненавидела и за кого собиралась замуж. Будет ли он добр ко мне? Или… У него есть все возможности сделать мою жизнь невыносимой и никто не сможет помешать ему. Почувствовала себя беспомощной. Только его совесть и честь, над которыми я так насмехалась теперь были мне надеждой и опорой.
