Гадёныш мне угрожал. Вот так прямо и угрожал. Я скрипнула зубами, но не ответила. Потому у него были все возможности свои угрозы воплотить.

В покои зашла приунывшая. А позже моё и без того плохое настроение усугубило сообщение Дарены.

— Обеда, нам с вами, дама Фотиния не видать. Драгомира наварила немного и всё уже разлила слугам.

— Боюсь это теперь станет частой практикой, — уныло заметила я и рухнула на свою жёсткую кровать с кровососущими питомцами.

Брэноту я больше жаловаться не могла. После побега и после того как я его унизила в присутствии каких-то двух мужчин, один из которых явно был рыцарем, на его снисходительность рассчитывать не приходилось. Да и гордость не позволяла. Я устроилась перед окном. Из развлечений оставался ещё блокнот для записей умных мыслей, но умные мысли проходили где-то мимо.

Вдруг послышался звук рога. Как я уже поняла это означало, что кто-то подъехал к воротам замка.

— Благородная леди Милена изКляри! — Донёсся до меня вопль глашатая.

Тебя ещё не хватало до полного обрыва! Никак не угомонишься? Как на работу ездишь!

— Вы что-то сказали? — Подняла голову с сундуков Дарена.

Я отрицательно помотала головой. Неужели я шепчу вслух? Вот ведь дошла до ручки!

Брэнот, облачённый в бархатную котту насыщенно синего цвета показался в окне.

Как и в прошлый раз он, преклонив колено помог выбраться из кареты статной юной блондинке – леди Милене, «даме своего сердца», за которой без чьей-либо помощи выкатилась дама в зелёном сюрко. Затошнило смотреть как они милуются, как ненавистный рыцарь рассыпается перед девицей мелким бисером, как трепетно лобызает её снисходительно протянутую белую ручку. Я отвернулась от окна. А ведь это благодаря мне он – не застывшее изваяние из Воронцовских пещер.

Миловались они минут двадцать, показавшиеся мне вечностью.

— Они уже назначили день свадьбы? — Поинтересовалась я у Дарены как бы между прочим, хотя у самой кошки на душе скребли.

— Не интересуюсь хозяйскими делами, дама Фотиния, — ответила служанка.

И правильно, нечем там интересоваться! В горле стоял неприятный осадок. Просто до жути захотелось сочных груш из сада. Я встала и пошла к двери, бросив ленивое «Прогуляюсь». Дарена в этот раз не стала мне препятствовать.

Я вышла из замка и пошла целенаправленно к груше. Оставшись без обеда и ужина, вкусить сочного фрукта захотелось особенно остро. Спелый фрукт с розовыми бочками свисал прямо на расстоянии моей протянутой вверх руки. Легко сорвав плод на миг ощутила блаженство его сочной мякоти, а потом размашистую оплеуху подкравшегося сзади садовника.

В голове зазвенело, от сильного удара я рухнула на колени, откусанный кусок груши выпал из рта на землю как и сама груша, щека вспыхнула резкой непривычной болью. А потом заныли колени. Я попыталась встать и поняла, что не могу. Перевернулась на живот и под заливистый хохот Гостомысла кое-как начала приподниматься. Для пущего веселья он меня пнул в спину. Сучий… Как же больно... Как же мерзко… Как же противно чувствовать бессилие…. Полнейшее бессилие. Я продолжала лежать, пока долбанный боров не ушёл. Потом еле-еле поднялась на ноги. Платье было в грязи. Откусанная груша лежала под ногами. Я перешагнула её и пошла обратно. Но весёлый вечер так просто не закончился.

— Какая же ты никчёмная, даже смотреть на тебя тошно! — Возникла передо мной Малуша.

Лисичка стояла в красном сарафанчике, с накрашенными тушью глазами и намазанными помадой губами. Моей тушью и моей помадой. К слову, я не мелочная и истребовать их обратно даже не собиралась. Я заплатила за услугу и услугу получила. Вот только цель себя не оправдала, но это уже мой просчёт и моя неудача.

Я постаралась её обойти, но мелкая паршивка преградила мне дорогу.

— Из-за тебя я могу не стать служанкой леди Милены, жены господина! Ты – подлая и жалкая, такая жалкая! Ты – ничто.

Из Малуши прямо-таки сочилось. Постаралась её обойти – снова неудача.

— Когда леди Милена станет тут хозяйкой, — не унималась надоедливая девчонка, — она тебя вышвырнет. Дармоедов не держим! И ты пойдёшь побираться под городские ворота или будешь торговать собой на рыбном рынке, куда сгружают улов с рыбачьего судна.

Маленькая мерзавка только что назвала меня побирушкой и портовой шлюхой. Но припираться с ней не было ни сил, ни желания. Я просто хотела доковылять до кровати и забыться сном, желательно очень надолго.

Выдавив ещё несколько ругательств, Малуша резко развернулась и, конечно, задев моё больное плечо, резво унеслась куда-то в сторону конюшни.

На душе было препаршивенько. А ведь мелкая гадюка права. Кем мне быть? Пойти работать пахарем?! Жизнь обещала быть тяжёлой, но недолгой. Я нервно хихикнула. Выживать. Решила выживать – буду выживать.

В свете переживаний и физической боли я потеряла бдительность… Ведро помоев из окна замковой кухни с плеском вылились мне на голову, залепили глаза. Я кое-как обтёрла подолом платья лицо. Сверху слышалось неприятный раскатистый гогот в два голоса.

— А-а-а! — Заорала я не в силах более сдерживаться и до боли впиваясь ногтями в ладони. — К лешему «выживать»! Не могу больше!

Помои были последней каплей. Следующий отчаянный шаг я совершила до того, как полностью осознала что делаю.

Большой зал не охранялся. Стражники если и патрулировали внутри замка, то где-то дальше. Никто не ожидал, что кто-нибудь из слуг может ворваться в главный замковый зал. А обо мне вообще редко вспоминали.

В большом зале оказались двое – Брэнот изТьери, сын лорда Винсента изТьери, граф Макотский и его незаконнорожденный старший брат, выполняющий функции кастеляна. Оба стояли и о чём-то оживлённо беседовали. Но при виде меня резко замолчали и обернулись. Учитывая мой видок, эффект, наверно, был тот ещё.

Я заговорила и при этом отчего-то смотрела не на Брэнота и даже не на байстрюка, а на висящий над троном-креслом герб белого единорога.

— Я пользуюсь правом поменять своё решение и меняю его. Я принимаю ваше предложение руки и сердца, лорд Брэнот.

Повисло гнетущее молчание.

У сэра рыцаря будто перехватило дыхание, выглядел он, по крайней мере, как выброшенная на берег рыба. Я стояла с серьёзным выражением лица, но внутри смеялась и торжествовала. Словил?! Попал в ловушку своей напускной порядочности! Ну, как будешь выкручиваться?

Стоящий рядом Дарек заметно побелел и повернулся к брату.

— О чём лопочет эта безумная?

— Я просил руки дамы Фотинии, она отказала, но сегодня решила передумать, — нехотя пояснил лорд, было видно с каким трудом ему даётся каждое слово.

— Есть сроки, — не унимался байстрюк.

— Пяти дней ещё не прошло, — отозвался Брэнот.

— Всё равно это немыслимо! — Воздел руки к небу кастелян, его впалые щёки побагровели от прилива крови. — Если свидетелей не было…

— Я просил руки дамы Фотинии при своём оруженосце и сэре Радигосте, — оборвал внебрачного сына своего отца лорд Макотский. — Оставь нас, Дарек.

Кастелян шумно вышел. Я продолжала стоять напротив графа Макотского, или лорда Макотского? Если его батюшка был лордом, то, наверно, всё-таки лорда, или это собирательное обращение? Да, скорее второе, а граф — это титул. Хотя в общем, какая разница.

— Не нашлось ни одной подходящей дохлой лошади? — После долгого молчания произнёс Брэнот.

Пикироваться с ним ни сил, ни настроения не было. Хотелось поскорее смыть помои и грязь, а вот сон почему-то, видимо от притока адреналина, как рукой сняло. Я развернулась и покинула большой зал, оставляя неподвижно стоящего Брэнота. Останавливать меня никто не кинулся.

Утром разбудилась от пряного запаха пирога. Неужто Драгомира…

— Это я вам из дома кусочек захватила, — развеяла мои фантастические догадки Дарена. — Дай вам Бог, дама Фотиния, за чудо лекарства и за помощь. Раточка уже совсем оправился. Вовек доброты не забуду.