– Кайл, – позвала Соланж, осторожно приподнимая с земли его голову. – Кайл, пожалуйста! Умоляю, не умирай. – Она обхватила его, прижимая к себе, и слезы, до этого будто запекшиеся в груди, хлынули водопадом. – Я так виновата перед тобой... так виновата... ни разу не сказала спасибо, хотя ты, как никто, помогал мне во всем. Даже тогда, когда я не знала об этом! Когда принимала тебя за врага, ты уже заботился обо мне... Вот и сейчас это все из-за меня. Какая ж я дура, Кайл! Какая же я непроходимая дура.

Среди треска догорающих досок старого склада Соланж отчетливо различила чьи-то шаги и тревожно прислушалась.

Что же делать?

Кайл ранен, она без одежды и понятия не имеет, как быть.

И вдруг до нее донеслось:

– Соланж? Кайл? – Она, не веря ушам, узнала голос Шекспира и сразу откликнулась:

– Уильям, я здесь. – Голос странно хрипел, она тут же закашлялась.

– Боже мой, что случилось? – Приятель вынырнул из клубов дыма с лошадью на поводу. Опешил на миг, разглядывая ее – Соланж так обрадовалась ему, что забыла на миг о своей наготе, – и тут же бросился к ней, на ходу скинув плащ и укутав им ее плечи.

– Кайл ранен, ему нужен лекарь, – сказала она. – Мы должны что-нибудь сделать.

– Лекарь не нужен, я сам знаю, что делать.

Те шаги, что она различила до этого, принадлежали вдруг появившемуся мужчине, уже старику. Он шел, с трудом подволакивая правую ногу, и держался за бок... Ей показалось, она его где-то видела, но сейчас не могла вспомнить где.

Да и до этого ли ей было?

– Вы поможете ему, правда? – ухватилась она за слова старика. – Что нам делать? Только скажите.

– Скажу, но отсюда надо уйти. Скоро нагрянет королевская стража – и тогда нам конец! Эй ты, – обратился мужчина к Уиллу, – веди сюда лошадь, надо бы уложить на нее нашего парня.

Соланж испугалась.

– Но это убьет его!

– Не убьет. Сама знаешь, перевертыши крайне живучи!

Их глаза встретились, и Соланж, как ни странно, доверилась незнакомцу.

– Если спасете его, я все для вас сделаю, – клятвенно пообещала она, и ее наградили грустной улыбкой.

– Он будет жить, а ты... ничего не должна мне. Ну, малец, поднимай парня! – Это старик, обратившись к Уиллу, подхватил Кайла за плечи.

Так, втроем, они кое-как перекинули раненого через седло, а следом за ним на круп жеребца взгромоздился старик.

– А теперь едем домой, – сказал он, и их маленький пестрый отряд двинулся прочь от пожарища.

По дороге к Блекфрайерс-хаус Соланж вспомнила, где уже видела незнакомца. Это ведь он помог Сайласу обратиться, сняв со звериной лапы браслет...

Тот самый нищий с плащом и кусачками.

– Он сказал, где искать тебя, – шепнул ей дорогой Уилл. – Кайл ускакал вместе с ним, оставив меня возле «Розы». Этот старик что-то знает!

Соланж молча кивнула, исподволь глядя на незнакомца. Но задавать вопросы не торопилась: в первую очередь следует убедиться в благополучии Кайла. Это сейчас волновало ее в первую очередь.

В доме на Темзе, куда они вскоре прибыли, перепуганный Катберт при виде бесчувственного и окровавленного хозяина, охая и причитая, развел активную деятельность под руководством того, кто назвал себя Фергюсом. Слуга тоже не спрашивал, кто таков этот странный мужчина, и имеет ли он какое-то право раздавать указания в графском доме, просто почувствовал, как, наверное, и Соланж, что он знает, что делает.

– А теперь зажимай. Надавливай так же сильно, как любишь... Ну. – От подобного наставления у Соланж вспыхнули щеки, хотя секунду назад, когда старик приготовился вынуть обломок доски из тела Кайла, сделалась белой как снег.

Из раны хлынула кровь, ее было так много...

Она прижала к ней сложенный в несколько раз кусок разорванной простыни и надавила.

Так сильно... как ныло в груди саднящее сердце...

Так сильно, как снова хотела увидеть живым... любимого человека.

Любимого?

Само это слова казалось чуждым ее мыслям и сердцу. Она давно запретила себя любую привязанность, не говоря уж о чем-то значительно большем... Но теперь с отчаяньем понимала, что Кайл Гримм, граф Саутгемптон или кем бы еще он там ни был, давно пробился сквозь тщательно выстроенную защиту и... приручил маленькую лису.

– Постой, давай поглядим, остановилась ли кровь... Убери руки, – обратился к ней Фергюс, прерывая поток ее мыслей. И Соланж попыталась именно это и сделать, отнять руки от раны, но те неожиданно не послушались. Так и держали рану зажатой, словно стоило отнять пропитавшуюся кровью тряпицу, как Кайл умрет – и она снова останется в одиночестве.

Старик с неожиданной теплотой и понятливостью посмотрел на нее, а потом самолично отвел в сторону ее руки. Будто понял: сама она это сделать не сможет.

– Вот и славно, кровь уже не идет. Сейчас сделаем заживляющую примочку и перевяжем его. Справишься или мне позвать Катберта?

– Справлюсь, – сказала Соланж, пересиливая дрожь во всем теле. – Я справлюсь...

Старик молча кивнул, приготовляя какую-то мазь по собственному рецепту. И Соланж, желая на что-то отвлечься, обратила внимание на его тонкой выделки дорогие перчатки, так не вязавшиеся с его прочим обликом нищего. Он к тому же так и работал в них...

– Вот увидишь, через день-другой этот парень поднимется на ноги, – заговорил, между тем новый знакомец. – У перевертышей крепкие организмы. Их такой малостью, как проколотый бок, со свету не сживешь! А уж при наличии достойной причины, чтобы за жизнь держаться, – он поглядел на нее, – так и вовсе бояться нечего.

Соланж ощущала, что все это сказано неспроста, старик знал о ней больше, чем полагается незнакомцу. Даже чувства ее, казалось, не были тайной для него... Хотя сама она их едва ли осознавала, или страшилась позволить себе осознать. До последнего времени.

– Откуда вам это знать? – спросила она чуть враждебнее, чем хотела. – Вы, по всему, человек. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. – Не обиделся он. – Я, действительно, человек, но когда-то очень давно... любил женщину вашего племени. Придержи здесь, вот так. – Продолжая рассказывать, он наложил на рану примочку и взялся за перевязку. – Всю свою жизнь я был солдатом, совсем юнцом поступил в гвардию короля Генриха, хранил покой монаршего дома и полагал, что в этом высшая цель каждого подданного короны. К перевертышам я испытывал не то чтобы неприязнь, просто держался подальше: мало ли что взбредет в голову дикому зверю, размышлял я. А потом встретил ее... Закрепи бинт, вот так. – Он замолчал, проверяя, хорошо ли проделано дело, а Соланж, против воли заинтригованная, все ждала продолжение.

И, не вытерпев, поторопила:

– Она была перевертышем?

– Да. Милая девочка, еле живая от колотой раны в живот... – Старик принялся отмывать руки в тазу. Кровь плохо сходила, и возился он долго. – Мы с приятелями в тот вечер кутили в кабаке в Саутворке, давно было за полночь, когда вывались наружу, изрядно набравшись... Тут-то я и заметил ее лежащей в канаве. Спьяну угодил в канаву ногой... Аж обомлел, настолько красивой девчонка мне показалась! Как Дева Мария. Или другая какая святая... «Брось ее, мертвая ведь. Пусть магистрат разбирается с этим!» – увещевали приятели, но я не сумел ее бросить. Коснулся руки и услышал чуть слышное трепетание пульса. Веришь, – он улыбнулся, посмотрев на Соланж, – до сих пор не пойму, как донес ее, сам на ногах едва стоя, до ближайшего лекаря. Тот, конечно, начал нудеть, что не пользует перевертышей, а она перевертыш, вон глазищи какие. Это он приподнял девушке веко. Сам-то я в этом не разбирался, а браслетов тогда еще перевертыши не носили... В общем, пришлось хорошенько на него надавить, да деньги немалые посулить... Я, помнится, даже сказал, что коли девчонка умрет, я и сам его порешу! Смешно вспомнить. С пьяных глаз чего только не наболтаешь.

Соланж спросила чуть глухо:

– Потом пожалели, что помогли ей?

– Пожалел, было дело, – признался старик. – Как отоспался, так сразу и пожалел. Меня тот же лекарь у себя в кладовой отсыпаться оставил, я как проснулся, так сбежать захотел... Не то чтобы денег жаль стало или что-то такое, просто, пойми меня, приволок какую-то девку, брошенную в канаве, ругался с лекарем, словно она для меня что-то значит... Наверное, испугался последствий или... уже ощущал где-то там, – он похлопал себя по груди, – что если снова увижу ее – спасенья не будет. Влюбился я в общем, – признал со вздохом. – С первого взгляда влюбился. А ведь никогда не считал себя ни сентиментальным, ни влюбчивым, но тогда будто враз переклинило... Знаешь, как это случается?