Когда золотой чертог, наконец, затих и отошёл ко сну, я решилась с кем-либо поговорить. Я приказала Иде подождать за дверью, и обеспокоенная девушка так не желала покидать покоев госпожи, что пришлось прикрикнуть на неё, чтобы спустить на землю. Я чувствовала себя скверно, потому что корить Иду за нескончаемую преданность было страшной несправедливостью с моей стороны. Однако я хотела как можно скорее остаться с Астой и побеседовать в тишине. Понимая это, сообразительная рыжеволосая девушка приблизилась ко мне, едва за подругой закрылась дверь, и, спросив дозволения, присела рядом со мной на край кровати.

— Вы очень напугали нас всех, госпожа Сигюн, — склонившись, взволнованно произнесла девушка, накрывая мою ладонь своей. Её натруженные пальцы были прохладными, приносили облегчение моим горящим рукам. Я улыбнулась уголками губ. — Никто ничего не понял, а когда Хельга обронила, что могло случиться страшное, я думала, у меня сердце остановится в тот миг… — я прервала её жестом, высвободив одну ладонь, поглядела на служанку. Как и я, Аста уже перестала быть совсем юной девушкой, превратившись в красивую и сильную молодую женщину. Время шло, всё менялось.

— Ты верна мне, Аста? — помолчав, спросила я. Такой уж верно это был день — состоящий из одних пауз и недомолвок. Какое счастье, что хотя бы он подходил к концу. Впрочем, я подозревала, что отныне много долгих горьких дней выпадет на мою долю. — Верна, как когда-то в юности?

— Моя госпожа, я люблю Вас всем сердцем, — миловидное веснушчатое личико служанки на миг озарилось сестринской нежностью, глаза заблестели. — С самого начала Вы были всей моей жизнью. Я останусь верна Вам до последнего вздоха. Я никогда — клянусь Вам, госпожа, — никогда Вас не предам!

— И я люблю тебя, Аста, — наклонившись к ней, я коснулась лбом её лба, доверительно понизила тон, — ты и Ида — вы мне как сёстры. Вы были со мной и в печали, и в радости. Однако теперь нас ждёт только горе… Не спрашивай! Послушай меня и ответь… Ты знала о том, что делала Рагна? Подумай, как следует, ведь в последнее время ты к ней ближе всех остальных.

— Я не понимаю, госпожа, — помолчав и наморщив лоб, Аста как будто пыталась что-то припомнить. Затем подняла на меня взгляд искренне потерянных глаз и развела руками. — Не понимаю, о чём Вы говорите. Рагна и впрямь приблизила меня к себе, учила, доверяла трудные, по её мнению, дела. Однако она очень ловкая и скрытная девица, из неё и словечка не вытянешь! Всё, что я знаю, так это то, что она ложится спать последней в чертоге, гасит свечи, проверяет, чтобы все были на месте…

— И приводит наложниц к господину, — бесцветным тоном добавила я. В тот же миг глаза Асты расширились, и она поглядела на меня с таким ужасом и недоверием, что всё прояснилось: служанка не имела и не могла иметь к развлечениям Локи никакого отношения. Осознав смысл моих слов, бедняжка побледнела и покраснела одновременно.

— Но… Но, госпожа… Как же это?.. — пролепетала поражённая девушка, рождая печальную ухмылку на моих губах. — Не может быть! Я в это не верю! Ну, то есть, Рагне-то я никогда до конца не доверяла, но чтобы повелитель…

— Я не желаю, чтобы ты обсуждала действия и решения повелителя, — поспешила прервать я. Как и прошлой ночью, было слишком больно слышать и вспоминать о предательстве. Аста смутилась, замолкла, но теперь смотрела уже более осознанным, сочувствующим взглядом. Я постаралась пропустить унизительную жалость мимо себя. — Я попрошу тебя кое о чём, Аста. Это трудное и опасное дело, и ты поклянёшься мне держать его в тайне. Никто не будет знать о нём, кроме нас двоих, — я дала ей время поразмыслить, но преданная служанка согласилась сразу же, заверив, что трудности не пугают её, и поклявшись широкой кроной Иггдрасиля хранить молчание. — Я хочу, чтобы ты тенью следовала за повелителем, пока он находится в чертоге, следила за каждым шагом, особенно после заката, и обо всём докладывала мне. Я хочу знать, кто и с какой целью входит в его покои, и чем они там занимаются. Ты должна быть очень осторожна, потому что Локи внимателен и догадлив. Ты поняла?

— Поняла, госпожа моя, — выслушав, кивнула Аста. — Не волнуйтесь, я не подведу Вас, — её серьёзное сосредоточенное личико так тронуло меня, что я улыбнулась уголками губ, но улыбка эта стала такой же печальной и обманчивой, как и все остальные. Я ощутила себя бесконечно одинокой, как в свои первые дни, проведённые под кровом золотого чертога. И хотя теперь я была здесь хозяйкой, выяснилось, что я до сих пор никому не могу доверять. Холод и вызванная им дрожь растекались по телу, побеждая даже жар нерождённого ребёнка. Я ощущала его, когда Ида вернулась в опочивальню, когда ласковые девушки улеглись с двух сторон от меня, согревая своим теплом, когда они заснули. Я же так и не сумела сомкнуть глаз и всё думала о том, чего ждать дальше. Как бы ни старалась, я не находила решения, и от этого мне становилось по-настоящему страшно.

Ревность застила мне глаза. Будь я в здравом уме, никогда не позволила бы себе вмешать Асту в грязные интриги, подставить её под удар. Однако я не была. С ужасом вспоминаю те дни, когда бездумно бродила по золотому чертогу, ставшему таким чужим и ненавистным, передвигалась, как в тумане, никого и ничего не замечая. Я чувствовала себя так, словно меня ударили по голове чем-то тяжёлым и тупым, ощущала себя совершенно раздавленной, уничтоженной. Мне уже доводилось испытывать подобное. В первый раз, когда любимый жених едва не замучил меня до смерти, поддавшись слепой ярости, во второй раз, когда враги чуть не разлучили нас, когда смерть жаждала отобрать у меня всё, чем я дорожила. И оба раза меня воскресил к жизни его свет, его живительное тепло, любовь и страсть.

В те дни леденящий страх поселился в моём сердце. И пусть мне и доводилось проходить по этой горькой тропе, полной скорби и орошённой слезами, выхода больше не предвиделось. Локи оставался жив, здоров и силён, однако для меня его не стало. Мне приходилось видеться с ним каждый день, ощущать его прикосновения на своей коже, чтобы не погубить невинное дитя, однако мы почти не говорили, я старалась даже не смотреть в его сторону. Просто… Это было слишком больно. Мучительная тоска укоренилась в груди, отравляя меня ревностью и ненавистью. И я поддалась. Совершила непростительную ошибку, позволила себе забыться, погрузиться в них без остатка, не думая ни о ком, кроме себя. Да, я помнила только о себе, отгородившись от мира, лелеяла свои страдания, точно они доставляли мне удовольствие.

Так и вышло, что я не заметила отсутствия Асты. Как и обещала, служанка со всей тщательностью и ответственностью подошла к доверенному ей делу. Каждый вечер перед сном она входила в мои покои и рассказывала обо всём, что ей удалось выведать. Затем исчезала под покровом ночи, чтобы с первыми лучами Соль явиться снова. Казалось, девушка и вовсе не смыкала глаз, однако, поглощённая самолюбием, я не задумывалась о её благополучии. Меня интересовал Локи. Я полагала, что взбешённый нашей последней размолвкой, он решит отомстить мне всё тем же способом, мучительно болезненным для моей гордости. К моему удивлению, он с завидным упорством избегал прежних ошибок, даже отдалил от себя Рагну, а если и принимал кого-то в своих покоях, то его гостем оказывался один лишь Нарви.

Сын знал о произошедшей между нами ссоре — последствия её оказались слишком очевидными, чтобы не заметить их с его-то проницательностью. Я понимала где-то в глубине души, что разлад между нами ранит и огорчает юного господина, но была не в состоянии простить его отца. Сочувствия к Нарви для того не доставало. Первое время я беседовала с сыном, выслушивала его уговоры, а после ночью плакала в подушку. Затем не выдержала и перестала, отдалилась и от него. Отчаявшись, юноша начал искать надежды и утешения у повелителя. Мне неведомо, о чём они говорили долгими вечерами, однако Локи никогда не отталкивал сына, не пренебрегал его обществом и не отказывал в своём.