— Я знаю, что между вами произошла ссора, но не знаю подробностей, — голос Локи стал ледяным, как бурный горный ручей, однако он изо всех сил старался держать себя в руках. — Тем не менее, у меня есть основания полагать, что ты разгневана не столько на неё, сколько на поступки, которые она совершала, подчиняясь моим приказам. Так ведь?
— Рагна сказала тебе? — отвернувшись к окну, тихим голосом уточнила я, испытывая смешанные чувства: облегчение, что он видит суть, и горечь, что в скором времени мне предстоит разговор, к которому, верно, я не готова. Локи криво усмехнулся, покачал головой, а затем достал из-за пазухи маленький предмет, сверкнувший на солнце, — я уловила движение краем глаза. Ведомая любопытством, я обратила взгляд на руки аса. Тонкие пальцы держали кольцо с огненным рубином. Драгоценный камень пересекала глубокая тёмная трещина. Я сомкнула ресницы, неправдоподобную улыбку исказило болью. Какая ирония, ведь точно такая же трещина теперь вгрызлась и в моё сердце.
— Слуги нашли его возле моих покоев, под утро принесли мне, — на губах бога обмана так и застыла печальная и язвительная усмешка, хотя в глазах вовсе не угадывалась ни радость, ни повод для смеха. Он приподнял искусно выполненный перстень перед своим лицом, наклоняя то в одну сторону, то в другую, улавливая солнечный свет на многочисленных гранях редкого яхонта. Задумавшись, он любовался им. — Объяснишь мне причину своего решения?
— Это будет нетрудно, — справившись с внезапной дрожью голоса, улыбнулась я одеревеневшими губами. — Это кольцо всегда было знаком твоей любви ко мне. Нет любви — нет кольца, — и тут я в который раз ощутила слёзы на своих ресницах. Становилось ясным: покуда не кончается боль, не высохнут и слёзы на глазах. Боль же моя была неизбывна. Локи выслушал молча, мне только показалось, что в какой-то миг узкие губы его дрогнули, затем так же молча зажал кольцо в кулаке.
— Я никогда не отказывался от любви к тебе, — произнёс он совсем тихо, словно слова давались ему с трудом, причиняли боль. Он выглядел таким искренним, трогательным, уязвимым, что… Нет. Я больше ему не верила. Богу лжи и лицемерия, боготворившему и обожавшему меня утром, чтобы ночью боготворить и обожать другую женщину. Что это за любовь?..
— Не лги мне, — я сдержала неуместный нервный смех, стиснула губы, но тон вышел на удивление жёстким. — Не лги и не умалчивай, уж это я заслужила, верно? За все те годы, что я провела подле тебя, оставалась тебе верна, делала всё для твоего благополучия. Я родила тебе наследника и, если провидение смилостивится надо мной, рожу второго. Я заслужила хотя бы твою честность, так что не смей лгать мне! Ты отказался от любви ко мне в тот миг, когда предал моё доверие. Тебе виднее, когда именно это произошло. Ты изменил мне, признайся!
— Заслужила, — Локи поднялся на ноги, прошёлся по покоям. Руки его дрожали от гнева, но тон оставался ровным. Я знала, чего стоило ему это деланное спокойствие, как он ненавидел любые обвинения и упрёки, особенно когда вины за собой не признавал. — Правда в том, что я не изменял тебе, более того, никогда не позволял себе совершить чего-то такого, что могло задеть твою честь как верховной богини и госпожи. А если и совершил по недоумию, то расплатился кровью и заслужил твоё прощение. Правда в том, что я ни разу не позволил себе взглянуть на другую госпожу как на объект сексуального влечения, хотя имел возможность обладать ими и не раз! А ещё в том, что как владелец чертога, ас и верховный бог я наделён правом иметь столько наложниц среди своих служанок, сколько пожелаю, и госпожа не смеет упрекнуть меня в этом. Знаешь почему, Сигюн? Потому что в противном случае она проявит неуважение и непокорность своему господину. Тебя ведь этому учили, не так ли? Знаешь обычаи Асгарда, в котором родилась?
— У тебя совести нет ровно так же, как и стыда! — вспыхнув, я резким движением откинула покрывало и поднялась с постели. Тело охватила мучительная слабость, но я устояла на ногах, сделала шаг к своенравному супругу, не обращая внимания на широкое тёмное пятно, окрасившее часть платья в алый цвет. Должно быть, в суматохе слуги забыли привести меня в надлежащий вид. — Ты искренне считаешь, что плотская связь с наложницей не является изменой?.. По закону Асгарда — да. А по закону сердца? — голос надломился, я покачнулась и полетела вперёд. Я упала бы, если бы бог огня не поймал меня в свои объятия — такие родные и в то же время ненавистные. Однако я не стала вырываться из его рук, подняла глаза к бледному лицу. — С каких это пор ты вообще начал прислушиваться к законам Асгарда?! С тех пор, как тебе это выгодно, не так ли? Так послушай, что я тебе скажу: любимых не предают! Не имеет значения, госпожа это или наложница, асинья, человек или гримтурсенка… Любимых не предают!
— Ты преувеличиваешь, — глухо отозвался супруг, не отводя глаз, полных сожаления и в то же время строгости, холодной надменности. — Что ты хочешь услышать? Что я отымел служанку?.. Десяток разных служанок?.. И раскаиваюсь в этом? Ничего подобного! Я никогда не прибегал к своему праву без особой необходимости. Если не понимал, что в противном случае не совладаю с собой и наброшусь на беременную госпожу, искалечу и её, и ребёнка. Речь о низменных природных потребностях, сравнимых с утолением голода или жажды. Они не имеют ничего общего ни с сердцем, ни с любовью. Только… Сама знаешь с чем. Мы оба понимаем, что пока ты пребывала в неведении, ты никогда не переставала ощущать мою любовь. Потому что она одной тебе и принадлежала. С кем бы я ни был, на губах всегда было только твоё имя.
Ответом ему послужила звонкая пощёчина, на какую мне хватило силы. Локи не воспротивился, лишь склонил голову, когда удар был нанесён. Я знала, что ему ничего не стоило перехватить моё запястье, остановить это унижение. Однако он пошёл на него и пошёл сознательно, в первый раз за нашу долгую жизнь. Я не испытала облегчения, напротив, по щекам катились горькие слёзы. Ощущая, что дрожу всем телом, я сделала шаг назад, покачала головой.
— Ты смеёшься надо мной?.. — прошептала губами, отказывающимися подчиняться. Наверное, я должна была разозлиться, но ощущала смех сквозь слёзы и горечь. Я улыбнулась сжатыми губами, склонила голову — маленькая, бессильная, униженная. Он протянул ко мне руку, хотел коснуться плеча. Я отпрянула. — Нет! — почти выкрикнула, дивясь, откуда прорвался голос. Локи сложил пальцы, опустил ладонь. — Оставь меня одну. Я не желаю тебя больше видеть и особенно — слышать!
Несколько минут повелитель поколебался, смотрел на меня долгим пронзительным взглядом, точно в последний раз. Я отвернулась, едва не хлестнув мужчину по лицу длинными волосами. Затем бог огня развернулся и отправился прочь, пылая от ярости — я узнала это по стремительному шагу, по удару с силой захлопнутых дверей. Выждав некоторое время, словно подозревала, что он вот-вот вернётся, я побрела к постели, присела на краешек и, закрыв лицо ладонями, снова горько зарыдала. Его высокомерный тон звучал в ушах, резкие слова обидели меня, ранили ещё больше. Он не только не намеревался признать свой вины, но и собирался в дальнейшем продолжать пользоваться своим правом, будь оно проклято! Ревность и обида пожирали меня, не давая сосредоточиться, собраться с мыслями. Голова горела.
Весь день я не покидала своих покоев, несмотря на уговоры Нарви, просьбы Иды и Асты. К вечеру Хельга уговорила меня поесть и выпить лекарство, и лишь тогда сын немного успокоился и вернулся к себе. Лекарь некоторое время присматривала за мной и ребёнком, затем оставила отдыхать в обществе верных служанок. Через час после её ухода, вновь поднялся жар, рождаемый наследником бога огня, ставшим ещё более неспокойным в связи с переживаниями его несчастной матери, однако я запретила девушкам звать лекаря и тем более повелителя. Пока я могла справиться со слабостью сама, хотя знала, что рано или поздно мне придётся увидеться с Локи. Если бы я ни от кого не зависела, то предпочла бы смерть, но ребёнок под сердцем неразрывной роковой связью приковывал меня к супругу. Я не могла им пожертвовать.
