Так оно и было: Хельга оказалась взволнована не меньше меня, тревожным шёпотом она поспешила пояснить мне, как скоро аса может убить сильное обезвоживание, и сколь мучительным будет этот процесс. Времени было совсем мало, и даже редкая выносливость бога огня не давала нам значительного преимущества. Слушая Хельгу, я старалась оставаться спокойной, хотя уже догадывалась, как, должно быть, побледнело моё лицо. Сердце то и дело пропускало удар, точно совсем сбилось с привычного ритма, забылось, затерялось где-то в глубине груди. То, о чём рассказывала лекарь, было страшно, но всё это можно было превозмочь, если бы только знать, как избавить Локи от проклятых ремней, что за неведомая сила наделила их непреодолимой прочностью. Только я не знала. И потому призвала Варди.

Стражник поклонился, скорым шагом пересёк зал и остановился у стола в нерешительности. Я позволила ему сесть напротив, в стороне от Хельги, и устремила на собеседника ожидающий взгляд внимательных глаз. Я могла сомневаться в преданности Варди, но никогда не сомневалась в его сообразительности: юноша был догадлив, предусмотрителен и достаточно независим, когда того позволял случай, чтобы исполнить мой приказ прежде, чем он был отдан. Я знала, пронырливый слуга уже разузнал всё, что я желала от него услышать. Это читалось в его лукавых самодовольных глазах.

— Я слушаю тебя, Варди, — пришлось нарушить тишину первой, чтобы дать стражнику слово. Молодой человек был хорошо воспитан и старался никогда не раскрывать рта без позволения господ. Этим, признаться, он иногда доводил нетерпеливую и встревоженную госпожу до изнеможения.

— Госпожа моя, надеюсь, Вы в добром здравии? Не глядите на меня так рассерженно, ведь я выяснил всё, что могло бы заинтересовать Вас. Мне не удалось добраться разве что до Свартхейма, но я знаю, что повелитель отправился туда тем же вечером после тинга, а уже утром вернулся в Асгард с торжеством. Видите ли, госпожа, нет мастеров умелее и искуснее тех, что работают для бога огня, и нет другого господина, с кем бы скрытные цверги водили такую дружбу и питали такую привязанность. Едва миновала ночь, а тёмные альвы выковали из слитка чистого золота тончайшую паутину, что легче и изящнее белокурых волос госпожи Сив.

Как только повелитель вошёл с ними в зал совета, где заново собравшиеся верховные боги ожидали его возвращения, как сияние вдвое ярче жарких лучей Соль озарило его. Он возложил тончайшие диковинные нити на остриженную голову богини плодородия, что со стыдом и скорбью скрывалась за плечом сына Одина, и, клянусь, они заструились по её плечам точно золотой водопад и тотчас приросли к голове, словно родные, делая её только милее и краше.

Словами не передать, моя госпожа, как обрадовались и возликовали асы и асиньи, как взволнованно встрепенулась и ожила прекрасная Сив, как тотчас смягчился отходчивый громовержец. Только Всеотец восседал на своём троне с непоколебимой суровостью, смотрел строго и грозно, ничего не забыв. Но, говорят, на этом чудеса не закончились, госпожа Сигюн. Повелитель не был бы самым ловким и хитроумным богом в Асгарде, если бы не выманил у мастеров-цвергов такие непостижимые уму вещицы, что на несколько мгновений зал совета затих, онемел. Только ему ведомо, как очаровал и заговорил он жадных злобных карликов, чтобы они отдали ему даром такие поразительные диковинки, да только с собой господин Локи принёс копьё такой искусной выделки, что оно не ведает промаха, госпожа.

Мне не довелось ещё увидеть его, но говорят, оно сияет холодным светом, точно лунный луч, что шлейфом тянется за Мани. Имя копью Гунгнир. Его бог огня преподнёс Всеотцу взамен его излюбленного посоха-копья. Пусть сожгут лжеца искры Муспельхейма, но, говорят, никто прежде не видел господина таким покорным и обходительным, как когда он преклонил колено перед Всеотцом, передавая бесценный дар. Суровый лик Одина тронула прежняя благосклонная улыбка, а взгляд грозного глаза — былая симпатия и привязанность, — Варди замолк на миг, чтобы перевести дыхание. Захваченная его рассказом, я пододвинула слуге кубок с водой промочить горло.

Начало повествования бойкого стражника сильно обрадовало меня: я была спокойна за богиню плодородия и гордилась ловкостью остроумного супруга. Это было очень дальновидным и находчивым с его стороны — задобрить рассерженного и разочарованного в побратиме Всеотца. Я знала, каких усилий стоило гордецу-Локи признать свою неправоту хотя бы в угоду собранию верховных богов, склониться перед кем-либо, будь то даже владыка Асгарда, проявить смирение. Мой непревзойдённый льстец, он был способен прокрасться в сердце кого угодно, не только недоверчивого цверга, но и мудрого отца асов, к каждому умел он найти подход, если только того желал. Тем не яснее, однако, становилось его жестокое и вероломное наказание. Набрав в грудь побольше воздуха, Варди, между тем, продолжал:

— Всеотец остался очень доволен столь полезным для Асгарда даром, взгляд его прояснился. Но и это не всё, госпожа моя. Дождавшись, пока возбуждение асов утихнет, повелитель достал из своих одежд крошечное судёнышко, что умещается на ладони. Таких чудес, признаться, никто не видал прежде. Это самый настоящий корабль, имя которому — Скидбладнир. Он меняет свои размеры и может быть так просторен, чтобы вместить целое войско. Судну этому всё нипочём, госпожа, оно может ходить по самому бурному морю, и никакой шторм не страшен ему вовсе. Корабль Скидбладнир бог огня вручил Фрейру — повелителю ванов. Говорят, он был немало удивлён, но уж очень рад. С непринуждённым изяществом господин сумел осчастливить всех присутствующих и снова втереться к ним в доверие — асы и ваны ликовали так, что Глядсхейм ходил ходуном и гудел, точно пчелиный улей.

Казалось, боги простили сына Фарбаути, даже могучий Тор повеселел так, что с одобрением хлопнул господина по плечу (боюсь, как бы он не выбил из него дух от избытка чувств), и все с любопытством расспрашивали, как же сумел он выманить у цвергов такие бесценные и нужные вещицы. Я слышал, будто бог хитроумия отвечал своим собеседникам с большой важностью, если не сказать хвастовством. Простите меня, госпожа, я лишь передаю Вам всё, что узнал, в малейших подробностях. Молвил повелитель, что нет никого талантливее и искуснее тех карликов, что водят с ним дружбу и работают по одному его слову, а остальные и неловки, и безобразны. Асы развеселились ещё больше, от одного к другому передавая острое словцо бога огня, и всё тем и закончилось бы, да только… — Варди не сумел договорить. Двери распахнулись, и на пороге залы показалась взъерошенная и смущённая девушка из числа тех, кто в силу своей юности и неопытности только учился прислуживать должным образом и без конца посылался с мелкими поручениями из одной части чертога в другую. На щеке её красовался красноречивый розовый след от оплеухи — я с досадой узнала эту широкую ладонь. Повелитель требовал меня к себе. После увиденного я не осмелилась перечить.

Я помню те несколько долгих трудных дней, когда губы лукавого Локи были сшиты, как будто это было вчера. Сказать, что бог огня был зол и вспыльчив — значит не сказать ничего. Но в остальном, я должна признать, он держался с удивительным достоинством и стойкостью. Несмотря на то, что своенравный ас почти не выходил из своих или моих покоев, не терпел прислуги и лекарей, со мной он оставался хладнокровен и невозмутим. Иногда в глазах его вспыхивал тот яростный демонический огонь, которого я боялась, и казалось, жестокий супруг вот-вот замахнётся и ударит меня. Пару раз я даже зажмуривалась или закрывала ладонями лицо, отступала назад, но повелитель снова и снова сдерживал себя, только шумно выдыхая.

Слугам, как мне уже довелось убедиться, везло меньше. Впрочем, вернее будет сказать глупым и неосмотрительным слугам, которым хватало недоумия и смелости лезть под горячую руку бога обмана, пребывавшего в отвратительном, скверном настроении, о чём, без сомнения, знал весь чертог. Тупость и раболепное обожание одинаково бесили Локи в его окружении, и он не щадил ни одних, ни других. Обжигаясь снова и снова, даже самые недалёкие подчинённые хозяина чертога (к счастью, их было не так много) усвоили, что ближайшие несколько дней господину лучше не попадаться на глаза, что бы ни случилось.