Признаться, тогда у меня не было возможности задуматься, что произошло, что это вообще такое было, и как я сумела остаться цела, заработав только слабость и головокружение, хотя кожа моя должна была сойти начисто после полученных страшных ожогов. Я решила поразмыслить об этом позже. Я нужна была здесь и сейчас. И я отдавала всё, что имела, повелителю своего сердца. Концы несобранных волос упали в воду, но я не обращала на них ни малейшего внимания, всё оно было обращено только на красивого сильного аса, на котором в тот миг почти не было лица. Если не считать, конечно, пугающее лживое выражение, что придавали ему силой сомкнутые губы. Я терялась в догадках, как такое могло произойти, что должно было случиться, чтобы Локи позволил сотворить подобное с собой. Была ли это неожиданная расплата за отрезанные волосы Сив? Наказание казалось слишком изобретательным и жестоким для Всеотца и уж тем более для его простодушного и отходчивого сына. Но тогда кто? Как?..
Локи уронил голову мне на грудь и тут же сдавленно простонал, встрепенувшись. Мне показалось, он заснул в моих руках. Не сумев сдержать тихого смеха, я наклонилась и поцеловала его за ухом, провела ладонью по потемневшим от воды густым волосам и намылила их. Ладони скользили по сильному притягательному телу мужа, большей частью скрытому под гладью воды, и, несмотря на обстоятельства, в этом незамысловатом действе было столько соблазна, столько скрытого напряжения, что меня бросило в жар. Хотя я понимала, что мои мысли должны течь в совершенно другом направлении, я ничего не могла поделать с собой. Руки дрожали. Дыхание пропадало. Губы трепетали. Рассердившись на саму себя и неподвластную разуму плоть, я встряхнула волосами, подняв ворох брызг, но руки, тем не менее, лишь чувственнее гладили привлекательного аса, который… Никак не реагировал на искушающие прикосновения.
В мыслях я усмехнулась: чего, впрочем, я могла ожидать? Даже несмотря на его ненасытный сексуальный темперамент, Локи был ранен и истощён. Его скверное состояние и ещё более скверное настроение обольщению не способствовали, что являлось вполне здоровой реакцией на происходящее. Нездоровым, скорее, было моё отношение к действительности: несмотря на изуродованное лицо мужа, я не только ничуть его не боялась и не смущалась, но и испытывала к нему невыносимое влечение. Не знаю, были ли тому виной изменения, которые его ребёнок вызывал во мне, или сильное волнение, что мне довелось пережить, но я ничего не могла поделать с собой. Может, это было и к лучшему: несмотря на то, что я не могла получить желаемое, мои полные чувства и страсти прикосновения определённо возвращали повелителя к жизни.
Некоторое время спустя, когда мы покинули зал купален и поднимались в покои, я обратила внимание, что Локи начал обретать своё привычное хладнокровие. Гордый бог огня расправил плечи, поднял голову, зачесал назад огненно-рыжие непослушные волосы, и к его красноречивому взору наконец вернулось осознанное выражение. Глядя на него, я с радостью и облегчением понимала, что самая страшная минута миновала, разрушительная слабость, на миг сломившая лукавого аса, отступила. Значит, мои усилия были не напрасны. Значит, не зря всё же я являлась госпожой золотого чертога. От сердца у меня наконец отлегло, и я сумела вздохнуть полной грудью впервые за этот злополучный вечер.
Я направлялась в покои повелителя, но двуликий бог остановил меня, удержав за запястье, плавным кивком головы указал на двери, ведущие в мою опочивальню. Я удивилась, но не стала спорить. В первое мгновение я испугалась, что Локи решил проводить меня и уйти, чтобы остаться в одиночестве, и от этой тревожной мысли, моё едва затихшее сердце защемило, но, к счастью, непредсказуемый супруг обнял меня за талию и вошёл в покои вместе со мной. Я запоздало догадалась, что хитроумный мужчина, должно быть, пожелал скрыться от назойливой прислуги ярусом ниже — слишком уж заговорщицким был его вид, когда господин прикрыл за собой деревянные двери, опередив зазевавшуюся стражу. Думаю, молодые воины остались под впечатлением нового образа и без того сурового хозяина.
Покои оказались убраны, опрятны и пусты. Час уже был поздний, и верные служанки разошлись по постелям, предоставив меня воле супруга и надёжному взору бдительных стражников. Свечи колыхались, наполняя небольшое пространство уютом, очаг едва тлел. Было на удивление тепло, так что Локи позволил пламени в камине затихнуть совсем и, сделав несколько шагов в сторону, решительно распахнул двери на веранду. Свежий ночной воздух ворвался в опочивальню, и дышать стало легче. Постояв у входа на террасу и размышляя о чём-то своём, бог обмана, наконец, вернулся к постели и тяжело опустился на неё. Усталые тёмные глаза слипались. Я к тому времени успела сменить расшитый дневной наряд на просторное и простое ночное платье, расплести косы, державшие распущенные волосы за ушами.
Неторопливо и грациозно приблизившись к утомлённому супругу, я с невыразимой нежностью коснулась его плеч, второй раз за вечер стянула с них рубашку из тонкой ткани, освободила от пояса, обуви, нижних одежд и завалила аса в манящую мягкость своего ложа. Свечи плавились и догорали. Я лежала на боку, с бережным трепетом прижимая к груди голову любимого мужа, очень скоро провалившегося в сон. Я была этому рада, потому что если что-то и могло исцелить его, вернуть гордому богу огня силы, так это крепкий здоровый сон. Некоторое время я бодрствовала, охраняя его покой, затем начали тяжелеть и мои собственные веки. День выдался таким трудным, волнительным, страшным. Какое счастье, что он, наконец, закончился. После всего пережитого засыпать рядом с Локи в одной постели было пределом моих незамысловатых мечтаний.
К моему большому удивлению, весь следующий день своевольный господин не отпускал меня от себя ни на шаг. Не то чтобы двуликий бог испытывал недостаток самостоятельности или уверенности в себе — более самодостаточного аса я не знала — скорее мне пришлось на время стать его речью и устами. Дело в том, что если я могла угадывать желания Локи по мимолётному рассерженно сверкнувшему взгляду, презрительному движению уголка губ или выразительному изгибу бровей, то слуги понимали бессловесного повелителя далеко не сразу, что выводило несдержанного полувеликана из себя. Как и накануне вечером, я старалась утешить и отвлечь любимого супруга, и поначалу мне это даже удавалось.
Поздним утром зашла Хельга, и, поддавшись нашим ласковым уговорам, Локи позволил лекарю ещё раз осмотреть и обработать раны на лице. Однако поговорить нам не удалось — беспрекословным жестом хозяин выставил служанку за дверь. Я вздохнула со скрытой досадой, потому что мне хотелось очень о многом расспросить мудрую женщину. Ведь беда не ограничивалась молчанием и изуродованными губами: зашитый рот не позволял богу лукавства ни есть, ни пить, и, если с голодом выносливому асу доводилось сталкиваться не впервые, то мучимый жаждой он мог ослабеть значительно быстрее. Всё это грозило привести к непредсказуемым и страшным последствиям. Я так переживала за него, что и сама забывала о воде и еде.
Мне пришлось опомниться, только когда в покои решилась подняться Аста. Среди моих приближенных именно весёлая рыжеволосая служанка отличалась безрассудной смелостью и не робела перед повелителем в отличие от Иды и даже в редких случаях Рагны. С достоинством поклонившись и обратив взор сверкающих уверенных глаз на бога огня, девушка вежливо, но настойчиво попросила отпустить госпожу хотя бы к дневной трапезе, раз уж утренняя была упущена, с самым серьёзным видом напомнив нам обоим о моём положении. Аста была права: я не должна была забывать о ребёнке ни на минуту, даже если моё благополучное состояние и самочувствие и позволяли мне отвлечься. Голодное и жалобное урчание моего живота, вторившее тактичному напоминанию спутницы, решило исход. Локи нехотя отпустил меня с Астой.
Ещё на лестнице я отправила сообразительную служанку за Хельгой и Варди, оставшись в сопровождении Иды, ожидавшей нас за дверью. За время недолгой трапезы (я ничуть не сомневалась, что нетерпение и упрямство супруга обязательно сделают её таковой) я должна была многое успеть. Но, пока я не выяснила, какие события привели к столь злополучному для меня происшествию, я не могла понять и решить, что же предпринять. Первой в столовый зал явилась лекарь, точно она и сама только искала удобного случая, чтобы переговорить с госпожой. Ида и Аста с Варди остались ждать снаружи — я не желала, чтобы кто-то услышал и узнал то, что мне поведает собеседница, потому что не ожидала от неё добрых вестей.
