Уже около полугода Нарви с любопытством и жадностью изучал мир вокруг себя. Сын Локи оказался ребёнком необычайным с многих разных сторон: он отличался поразительным спокойствием, много улыбался, очень быстро подрос и окреп. А ещё требовал много внимания. Сын с самых первых дней не был прихотлив, однако не выносил одиночества. Пока кто-то развлекал его, говорил, пел, смотрел в глаза, Нарви, казалось, был счастлив. Но стоило только предоставить его себе, поднимался страшный шум. Первое время мы с Идой и Лив ни на минуту не могли обрести покоя. Затем стало легче, и всё же время рядом с сыном летело так, словно его и не было вовсе. Прошли, казалось, считанные мгновения, а у маленького господина уже прорезался первый зуб.

Согласно устоям Асгарда, это знаменательное событие было настолько важным, что требовало торжества, и даже скрытный и своенравный бог огня покорился обычаю и был вынужден принять гостей и родственников в своём уединённом чертоге. Я трепетала в предвкушении встречи со своей семьёй, золотой дворец с самого раннего утра гудел, как улей, и всюду кипела и ладилась работа. Палаты сияли ярче самого солнца, повсюду пестрели и благоухали принесённые из сада цветы, сладкоголосые умелицы перебирали струны причудливых инструментов, рождая мелодии, ласкавшие слух, вторили им песнями и сказами о богах и великих воинах. Сердце ликовало, заливалось беззаботной трелью, и, несмотря на утреннюю суету, я была так счастлива, что не могла дышать.

Я пребывала в беспечной растерянности, вовсе несвойственной и недозволенной госпоже богатого многолюдного чертога, но я так редко могла позволить себе расслабиться и упиваться жизнью, текущим мгновением, что отпустила всё вокруг себя. В конце концов, для того я и воспитывала все эти месяцы и годы свою верную, безукоризненно исполнительную свиту, чтобы хоть иногда отдать власть в их цепкие руки. Я наслаждалась каждой минутой, крутилась вокруг Локи — неизменно уверенного и притягательного, разглаживала ладонями драгоценную ткань рубашки на его широких плечах, собирала волосы. Всё это было излишним: одежды и без того были безукоризненно подогнаны Дьярви под их гордого обладателя, шелковистые огненно-рыжие волосы уже были расчёсаны и красивыми мягкими волнами спадали на плечи. Однако я испытывала такую радость, будучи подле него, окружая любимого аса своей заботой, что никто не смел прервать увлечённую госпожу. Повелитель не сопротивлялся, только глядел на меня из-под полуприкрытых век и усмехался, а в золотистых на солнце глазах снова и снова вспыхивали лукавые демонические искорки.

Локи души не чаял в Нарви. Без преувеличения, он обожал своего сына. Каждую свободную минуту он проводил с ним на руках, вызывая во мне чувство ревности, приводившее в совершеннейшее замешательство: я не понимала, ревную ли мужа к сыну или наоборот. К моему большому удивлению, бог обмана оказался очень умелым отцом: он ничуть не боялся, что может навредить своему отпрыску, даже в самые первые дни его жизни, умел с завидной лёгкостью успокоить и убаюкать дитя, выкупать его, переодеть, увлечь. И всё это — с такой непринуждённой ловкостью, что порой я ощущала себя никчёмной матерью подле него. Хитрый ас только смеялся в ответ на подобные сомнения и целовал меня с пылкостью, какую можно ожидать от мальчишки, но никак не от ответственного отца, каким был ещё мгновение назад. И я таяла, забывала все свои горести.

К тому моменту, когда хозяин золотого чертога, наконец, отослал меня за сыном, внизу уже начали собираться гости — их присутствие угадывалось по возросшему шуму и суете, громким сильным голосам, беспечному смеху. Я знала, Локи спустится первым, чтобы поприветствовать их, как подобает повелителю и радушному хозяину, коим он так редко являлся. Я задержалась у Нарви. С рождения ему были отведены собственные покои в пламенном дворце. Небольшая, но уютная и светлая опочивальня прилегала к моей собственной, так сын всегда оставался рядом со мной, чтобы я не волновалась, и в то же время я располагала собственными палатами, как заблагорассудится: могла отдыхать, высыпаться, пока с Нарви оставалась Лив, могла принимать ночных гостей, если так заблагорассудится непредсказуемому господину. В общем, к чести Локи должна признать, что он очень ненавязчиво устроил жизнь самым лучшим образом для нас троих.

Я играла с ребёнком, когда деликатное покашливание за спиной прервало наш беспечный детский смех. Я с улыбкой обернулась, всё ещё держа сына на вытянутых руках над собой. Посмеивающаяся Аста напомнила мне о торжестве и пригласила спуститься к собравшимся асам и асиньям. Покраснев, я удобнее перехватила Нарви, заправила выбившуюся из замысловатой причёски прядь волос за ухо, приподняла подбородок и вышла к лестнице. Пока я миновала её, сердце птицей в клетке билось, желая взвиться ввысь, к горлу, одновременно от радости и от волнения.

Все дорогие ему лица были здесь: Один и Фригг, Бальдр и Нанна; когда нас с ними разделяло не более пяти ступенек, я подняла взор и увидела, как Локи приветствовал Форсети. К немалому моему удивлению, они глядели друг на друга, точно старые друзья, обменялись искренними, открытыми улыбками, затем скрепили своё взаимопонимание рукопожатием. Я могла ожидать подобной доброжелательности от брата, но никак не от своенравного супруга. По причине, ведомой исключительно Локи, Форсети был единственным из моей семьи, кого переменчивый бог огня принимал с благосклонностью.

Старший брат вырос, возмужал и внешностью стал ещё сильнее походить на нашего отца Бальдра. Пышные золотые локоны развевались на тёплом ветру, правильный мужественный подбородок покрыла роскошная борода — вот уж никогда бы не подумала, что моему братцу она будет так к лицу! Только яркие голубые глаза всё так же смотрели на меня, точь-в-точь как в детстве, с доброй усмешкой и ласковым укором. Я тотчас ощутила, словно что-то натворила, провинилась, и он знает обо всём на свете и с игривым притворством сокрушается, что снова ему выгораживать меня перед родителями. Я усмехнулась. Теперь и я выросла. Отныне я сама несла ответственность за свои поступки, более того, стала матерью. И всё-таки мне становилось тепло при мысли, что всегда будет рядом тот, кто готов защитить меня ото всего на свете. Пусть даже это больше не Форсети.

Локи забрал у меня сына, чтобы дать госпоже возможность поприветствовать своих долгожданных гостей: броситься в объятия родителей, повиснуть на шее старшего брата, опомнившись, склонить голову перед смеющимися прародителями. Он знал, как сильно я по ним скучала, как бредила этой встречей, как долго ждала подобного дня. Как ас, никогда прежде не ведавший семьи, не знавший родительской любви, бог обмана относился к семейным узам с почтением, со скрытым трепетом. Он всё так же не выносил Бальдра и пренебрегал Нанной, однако рождение сына, которого он больше всего хотел уберечь от собственной боли и слабостей — безродности, отверженности, одиночества, заставляло его мириться с их обществом. Теперь нас всех объединяла общая кровь. И даже если мой отец так никогда и не сумеет принять Локи частью нашей большой семьи, лукавый ас вынужден был ею стать независимо от его и собственного желания.

В тот чудный, солнечный, счастливый день было много смеха, много объятий и разговоров, его переполняла нежность и понимание, а также — несмотря ни на что! — единение. Не было ни ссор, ни сарказма, ни фальши, только любовь. Всеобщая любовь к невинному ребёнку, этой любовью рождённому. Асы принесли в наш чертог свет, восторг, радость, преподнесли продолжателю рода бесценные дары: лучших слуг, коней, наделённое необычной силой и свойствами оружие, магические перстни, меха… Всего не перечесть! Но главным было их благословение, мир. О переменчивое провидение, если бы каждый наш день мог быть таким! Если бы каждый наш день был полон уважением и взаимопониманием, никогда не пришёл бы конец дивному цветущему Асгарду, краю, которому никогда не было и никогда не будет равных среди девяти миров!