Это был поразительный день. С одной стороны, он длился и длился, снова и снова, и ему не видно было конца, столько слов, событий и чувств вместилось в него, сколько порой и месяцы не охватят. С другой — он пролетел, точно его и не было, хотя мы расстались много после захода солнца. Нарви уже хныкал и хотел спать, а очарованные им асы всё просили не уносить ребёнка. Конец этому с характерной жёсткостью и хладнокровием положил Локи. Сына унесли и уложили в постель, повелитель ещё некоторое время беседовал с Одином и Форсети, а я нежилась в объятиях Бальдра и Нанны. Поздним вечером, крайне довольные друг другом, мы расстались.
Прислонившись к дверям столового зала, я рассеянно наблюдала, как супруг провожал гостей, и ощущала, как откуда-то из глубины груди и живота ледяными волнами поднимается тревога, растекается по телу, охватывает всю меня своим липким навязчивым объятием. Я сжала лоб кончиками пальцев и задумалась, стараясь осознать, что же не даёт мне покоя. И я догадалась: Тор. Тор, первенец Всеотца, старший брат Бальдра, спутник, если не друг Локи, отсутствовал в тот вечер. Он не пришёл, хотя находился в Асгарде, хотя знал о рождении Нарви, хотя должен был явиться. Это значило только одно: громовержец не простил Локи, не сумел забыть нанесённый позор. И, думаю, Сив тоже способствовала тому. Бывшая подруга оказалась вовсе не так проста и невинна, как я когда-то наивно полагала. Нет, богиня затаила зло и обиду, я в этом не сомневалась.
— Я вытерпел их всех на протяжении целого дня, а моя госпожа смеет быть несчастной?.. — родной насмешливый тон прозвучал рядом с моей щекой, заставив встрепенуться и поднять подбородок, обратить взор печальных глаз на обаятельного супруга. Локи смотрел на меня с укором, но его губы ухмылялись. Так и не дождавшись от меня реакции, он приподнял и изогнул медную бровь, точно повторяя свой вопрос. Я неловко улыбнулась, но не нашлась, что ответить. Я знала, что он лукавит, знала, что вопреки всему этот вечер доставил ему удовольствие. От меня не укрылась его гордая самодовольная улыбка, когда вежливый и догадливый Форсети во весь голос восхищался совершенным сходством отца и сына.
«Ну что же ты, Сигюн, — смеясь, сказал он мне, коснувшись ладонью щеки, точно в утешение, — в следующий раз постарайся, чтобы младшему сыну досталось что-то и от матери!» Ах, хитрый лис Форсети, как он умело и изящно тешил бескрайнее самолюбие моего супруга, какой тонкой лестью услаждал наш слух. Мало того, что он воспевал лучшие черты бога огня в наследнике, так ещё, ничуть не сомневаясь, прочил ему второго. Однако брата было трудно уличить во лжи. К моему тайному огорчению, рыжеволосый и тёмноглазый Нарви был один в один похож на своего отца, насколько пока можно было судить. И я не сомневалась, что возраст лишь упрочит это сходство. Оставалось надеяться, что от меня сын переймёт хотя бы черты характера — лучшие, что есть во мне. В противном случае, судьба обернётся для меня страшной несправедливостью.
— Значит, ты будешь молчать?.. — мягкий вкрадчивый голос вновь вывел меня из задумчивости, и прежде, чем я сообразила, что могу сказать, Локи ловко подхватил меня и перекинул через плечо. Я взвизгнула от неожиданности, чем вызвала его задорный смех. Господин развернулся, переложил свою добычу поудобнее и широким шагом направился к лестнице. Я рассмеялась в ответ. И хотя мне не слишком хотелось рухнуть головой вниз с высоты его роста и разбиться о каменный пол, я доверяла своему мужу. Он ещё ни разу не уронил меня, даже когда бывал нетрезв. — Я научу тебя, как не отвечать господину, — пригрозил сильный ас, намеренно подкинув меня на плече. Я хмыкнула, угадывая в его тоне запал и сладострастное обещание, а вовсе не предостережение, чувственно провела ладонями по его спине к пояснице. Бог огня вздохнул полной грудью.
Я знала подобный вдох. За ним, как правило, следовали самые желанные перемены: более глубокое звучание чуть охрипшего голоса, острый кончик языка, очерчивающий красивый изгиб губ, особый томный блеск карих глаз — всё это я представляла себе так живо, что сердце пропускало удар. Как и то, что происходило под тканью одежд. Я не сопротивлялась, потому что, хоть желания бога огня и противоречили моим первоначальным замыслам, я не могла противиться искушению. Только не ему. Локи бросил меня спиной в прохладную гладкость постели, лениво стянул рубашку, обнажая крепкий торс, и я на миг забыла, как дышать.
Уголки губ сами сложились в мягкую манящую улыбку, ресницы опустились и взметнулись снова, приковывая его взгляд к моим глазам; не переставая призывно улыбаться, я спустила край платья с плеча, провела по нему кончиками пальцев, спустилась ладонью к груди, где сквозь шелковистую ткань проступали напряжённые соски. Взгляд страстного супруга проскользнул вслед за моими руками, замер, зрачок медленно расширился — я могла лишь угадывать, потому что его было не разглядеть в глубине и без того тёмных глаз. Локи сглотнул, пальцы его дрогнули, выдавая своего обладателя с головой, и уже через мгновение его тяжёлое горячее тело прижало меня к постели. Я вздохнула снова, приоткрыла полные губы, подалась вперёд…
Когда его жаркий настойчивый кончик языка коснулся края моих губ, я уже была готова сдавленно простонать от блаженства. С притягательным повелителем каждый раз был как первый, и я не могла знать, чего ожидать от него каждой новой ночью. Секс с Локи никогда не был одинаковым, даже если случался подряд. Многое зависело от настроения моего переменчивого любовника. Иногда он был властен и эгоистичен, иногда нежен и заботлив, неизменной из раза в раз оставалась только его непоколебимая уверенность в себе и изобретательность, с которой он подходил к процессу. Я даже не знаю, что любила больше.
Когда я была юна и невинна и едва смела задумываться о том, что же представляет собой акт любви, я всегда ограничивалась единением тел, в лучшем случае, скреплённых некой привязанностью. Однако в соитии с богом огня господствовала сумасшедшая энергия, неудержимый темперамент, эмоции настолько сильные, что, казалось, именно они обретали телесное воплощение, становясь ощущениями. Иногда мне представлялось, что для страстного аса секс прежде всего был искусством, особой стихией, в которую он погружался с головой, без остатка. Каким бы он ни был уставшим или злым, если соблазн брал верх над разумом, то мужчина отдавался ему целиком. Он не терпел притворства, полутонов или мысленного отсутствия, если кто-то принадлежал ему в данный момент, то должен был принадлежать полностью. И его невозможно было обмануть: малейшую фальшь чуткий ас ощущал, будто кожей.
Я не знала другой любви, кроме той, которой меня научил темпераментный муж, а потому соответствовала его желаниям почти бессознательно. Я понимала его, как никто другой, по малейшим намёкам могла угадать, должна ли подчиниться или стоит взять инициативу в свои руки. Я упивалась обеими ролями: одна была мне привычна, а вторая являлась единственной возможностью взять верх, подчинить свободолюбивого супруга. И, пожалуй, сексуальная одержимость мной была именно той привязанностью двуликого бога, которой я дорожила больше всего. Я ставила её на одну ступень с любовью, потому что для Локи они были связаны неразрывно. Он всё время должен был быть заинтригован, увлечён. Вместе с угаснувшей страстью, грозила погибнуть и любовь. Слишком уж он был непостоянен и переменчив.
Его длинные нежные пальцы, овладевшие мной, вынудили меня откровенно застонать и откинуться на подушки, в судорожном порыве прикусить его губу, причиняя боль. Мыслям не осталось места в покоях и уж тем более в голове, всё внутри и снаружи меня заполнял пульсирующий жар вожделения, перед помутившимся взором стояли только его губы, которые я пила, словно живительную влагу. Локи поморщился и отстранился, на нижней губе его выступили алые капельки крови. Он с деланным осуждением поглядел на меня и хищно улыбнулся, высвободил пальцы из плена разгорячённой плоти и, не снимая с меня платья, вошёл. Я не сумела сдержать приглушённый стон, задохнувшись от восторга, облизнула губы, затем перевела взгляд. Его одежды красноречивой тропой, ведущей к постели, замерли на полу.
