— Это было до того дня, как ты появилась в моей жизни, конечно, — невозмутимо добавил он, наконец, всласть измучив меня. Я знала, что ревность льстит самолюбию — помнила и свои чувства, и его. Однако это ощущение было слишком разрушительным, чтобы испытывать его снова только ради тщеславия супруга.

— Не хочу этого слышать, — оборвав его, я сделала ещё один шаг назад, ощущая, как кровь неистово бьётся в висках, а сердце — где-то в горле. При мысли о том, что Локи принадлежал или мог принадлежать другой, я начинала задыхаться, теряла над собой власть. Голова закружилась, и я поспешила сесть на край его постели, коснулась холодной ладонью лба. — Как бы там ни было, ты не в праве судить. И ты не в праве так поступать с женой верховного бога. Тор будет в ярости, как только он узнает о случившемся, сразу же явится за твоей головой. Чем ты ответишь ему?

— Улыбкой, — с бесстрастной уверенностью парировал Локи, сделав ко мне ленивый грациозный шаг и коснувшись ладонью волос. — Этот вопрос не должен занимать твои мысли, уж ты мне поверь. Тор также заслужил этот позор, и мне безразличен его гнев. Ты ведь знаешь, мне весь Асгард безразличен: их малодушные толки и пересуды, переменчивость нравов и мнений, их тинг и лживое понятие справедливости. Я вижу всё это наперёд, и я явлюсь к собранию богов, выслушаю их крики и порицание, покорюсь слову Одина и, в конце концов, верну Сив её красоту. Я даже знаю как. Всё станет по-прежнему, но этот страх, что я зароню в её сердце и мысли, это унижение, что я нанесу Тору, — они останутся и заставят обоих молчать, быть осторожнее и умнее.

— Ты головы лишишься раньше, чем твой ребёнок увидит свет, — вздохнув, прошептала я в ответ, снова обращая взгляд печальных глаз к мужу. — Сколько ещё ты будешь искушать судьбу, сколько ещё хочешь нажить могущественных врагов? И ради чего? Ты не сумеешь изменить их, не сумеешь что-либо асам доказать. Никто не сумеет. Ты только лишишься единственного друга, а затем и покровителя.

— Что с того? — отмахнулся Локи. — Помнил ли Тор о нашей «дружбе», — тут ас презрительно скривил выразительные губы, — когда едва не проломил мне череп молотом? А где был мой покровитель, пока я медленно умирал? Что сказал, когда изобличили убийцу?.. — голос повелителя дрогнул от ненависти, подвижные тонкие пальцы сжались в кулаки. Я только склонила голову в ответ. Что я могла ответить ему, чем возразить, разубедить разгневанного мужа? Ведь, к моему прискорбию, всё так и было. Асгард давно отвернулся от нас, я лишь тешила себя иллюзиями. Я жалела Тора и ещё больше жалела Сив, но в момент отчаяния, слабости, горя нас никто не пожалел. Доверь я свои печали кому бы то ни было, стало бы только хуже. Поступок прежней подруги являлся тому подтверждением.

Я не знала, как должна была воспринимать слова и решение Локи. Казалось, слишком много его было теперь во мне: его мысли и его взгляды, его чувства и его отношения. Я всё больше становилась отражением своего супруга, и тем труднее было сохранять здравомыслие, быть голосом его совести. Я начинала задумываться: что, если Один одобрил наш союз вовсе не из благих побуждений? Что, если он желал моими руками покорить своенравного и сумасбродного бога обмана воле Асгарда? Ведь недаром он так гневался, когда я допускала ошибки, не просто же так его выводило из равновесия моё неподчинение, моё возраставшее сходство с мужем? На чьей отныне я была стороне, кому служила?

Я не знала. Я разрывалась между двумя разными противоборствующими мирами и больше не могла примирить их. Я не могла примирить их даже внутри себя самой. Может, Бальдр был прав, и я попала под непреодолимое влияние своего вспыльчивого мужа. Может, прав был Локи, и Асгард не заслуживал ни жалости, ни снисхождения. В тот вечер отличить свет от тьмы, разделить правду и ложь я была не способна. У меня оставалась только одна непререкаемая правда: я люблю никому непокорного аса и сделаю всё, что в моих силах, чтобы сохранить свою семью.

Утро нового дня оказалось на редкость ненастным. Я стояла на веранде, примыкавшей к покоям Локи, и с тяжестью на сердце наблюдала за хмурым, затянутым серыми облаками небом. Пронзительный и безжалостный холодный ветер гнал их с севера, приносил сырость и сумрак. Казалось, всё вокруг замерло в ожидании дождя и было неживым, ненастоящим. Птицы не пели, где-то сокрывшись, пышная зелень сада не шумела, стыдливо свернув лепестки и листья. Воздух гудел от напряжения. А может, это был не воздух вовсе, а моя натянутая в струну душа. Сжавшись и склонив голову, я согревала едва тёплым дыханием озябшие ладони. Наступивший день не принёс мне ясности или облегчения. Чуткое сердце болело и за свою семью, и за чужую.

Мягкий густой мех лёг на плечи, заставив меня чуть вздрогнуть от неожиданности и растерянно обернуться. Ловкий лукавый ас стоял за моим плечом и улыбался, не произнося ни слова. Погружённая в свои мысли, я не расслышала звука его шагов, а потому неожиданное появление бога огня напугало меня, заставило всё внутри встрепенуться. Подбитый мехами шерстяной плащ оказался очень уместен: только когда предусмотрительный супруг заботливо укутал меня в него, я осознала, как продрогла. А я не могла позволить себе столь безответственное поведение в моём положении. Однако возвращаться в покои не хотелось: мне было невыносимо душно, и, казалось, я не могла дышать от непреодолимого беспокойства и смутных предчувствий.

— Ты совсем замёрзла, — ласково обратился ко мне Локи, так и оставшись позади и обнимая меня за плечи. Неизменное тепло бога огня согревало едва ли не сильнее плотных одежд. Эта мысль преисполнила меня нежностью и в то же время заставила задуматься и опечалиться. Как он успевал быть таким двуликим: то внимательным, чутким и обаятельным, то непримиримым, жестоким и резким. Насколько другим мог бы стать каверзный ас, если бы все в обители богов принимали его подобно Одину или мне, какие из своих лучших качеств мог бы проявить, а из худших — сдержать или преодолеть.

— Знаешь, откуда дует этот ледяной ветер? — невпопад поинтересовалась я у своего желанного спутника, глядя вдаль. Бог обмана лишь обнял меня за талию и плотнее прижал к себе. Я не сопротивлялась.

— Лучше, чем кто-либо, — с тайной тоской отозвался Локи. Его щека коснулась моей макушки, а распущенные огненно-рыжие пряди легли на плечо. Я догадывалась, что бог огня не слишком любил Йотунхейм и всё, что напоминало о нём. В противном случае, едва ли что-то помешало бы ему покинуть крепость асов, которых он искренне презирал, и вернуться на свою родину. Разве что высокомерие и гордость. И всё же мне хотелось тешить себя мыслью, что теперь не только ненависть к ледяному краю турсов держит переменчивого повелителя в Асгарде. — Вернёмся в чертог, Сигюн. Мы оба знаем, что затянутое тёмными тучами небо не к добру.

— Локи, — прежде чем властный господин успел утянуть меня за собой, я повернулась, устремила на него умоляющий ищущий взгляд тревожных глаз, — я прошу тебя, не совершай неосмотрительных поступков, когда Тор вернётся в Асгард, не провоцируй его. Ты причинил ему достаточную боль, чтобы проучить легкомысленного аса. Не надо усугублять это дело, разжигать в сыне Одина разрушительный гнев. Помни, что теперь уже два верных сердца бьются только ради тебя, — коснувшись холодными руками его широких длинных ладоней, я опустила их себе на живот, накрыла своими. — Помни моё обещание: позволь мне подарить тебе семью.

— Не огорчай себя напрасно, моя светлая госпожа, — с непривычной сдержанностью ответил он и снисходительно коснулся поцелуем моего лба. Его ладони замерли у меня под грудью, затем проскользнули по животу и поймали мои руки. Склонившись, бог огня поцеловал их тыльную сторону, прижался к прохладной коже щекой. Я смотрела на него с непередаваемой нежностью и потерянной полуулыбкой печальных губ. Если бы не очередная угроза, нависшая над нами острым мечом, я была бы счастлива. — Я выйду в сад, а тебе стоит вернуться в чертог и отогреться у огня. Будь благоразумна и береги себя.