— Я упала. Я не должна была быть у сарая. Я сказала папе, что не буду лезть на чердак, но хотела посмотреть, что делают коровы.

Поднялась туда, и когда услышала папу, я знала, что буду иметь большие проблемы, а я не хотела снова слить его. Так что я выскочила оттуда, но упала на руку и побежала. Я знала, что он будет сердиться. Он всегда злится.

Я едва сдержала слезы и слегка улыбнулась ей.

— Простите.

— Все в порядке. Я знаю, что он устал.

И мудак. И эгоист. И урод. И злой на весь мир. И срывает все это на мне.

Вместо того, чтобы спросить что чувствует моя единственная подружка, которая никогда не должна была бы слышать домашних ссор, я качаю головой.

— Почему бы тебе не выбежать во двор? Она встала из-за стола и выскользнула на улицу, направляясь к дереву.

Девочка обожает сидеть под ветвями дуба, в тени, пока вокруг нее переливаются маленькие лучики света. Она выглядит там такой спокойной, будто уродливые стороны этого мира еще не запятнали ее детство. Видит Бог, что я пыталась дать ей любовь и спокойную жизнь, но когда дело доходит до Кевина, это удается лишь тогда, когда он считает, что мы это заслужили.

Интересно, как бы все было, если бы я не утонула в горе. Нашла бы я кого-то другого? Может быть, я бы не вышла замуж за Кевина?

Жили бы мы с Хэдли на другой ферме, с другим мужчиной, который носил бы ее на руках, когда она напугана?

Нет, я не могу этого сделать. Я не могу идти дорогой, которая мне не открыта.

Я качаю головой и сосредотачиваюсь на том, чтобы приготовить еду для Кевина, чтобы моя реальность снова не стала кошмаром.

Тщательно убеждаюсь, добавляю ли я правильные вещи, и не кладу слишком много майонеза. Однажды это его разозлило.

— Элли! — крикнул Кевин.

Я закрыла глаза, молясь, чтобы все сделать правильно, а потом схватила бутерброд, чипсы и маринованный огурец, нарезанный на четвертинки, прежде чем вернуться в гостиную. — Вот, дорогой, — говорю я с мягкой легкостью в голосе. Я поняла, что чем слаще я обращаюсь к нему, тем меньше яда он выплевывает в ответ. — Если ты хочешь что-то другое….

— Это подойдет.

Внутри я тяжело вздыхаю, а потом сажусь рядом с ним. Возможно, сегодня будет неплохо, и мы проведем время, как и в большинство дней. Кевин не всегда злой, и поначалу это сбивало меня с толку.

Все началось постепенно, и я думала, все ли это себе не придумываю.

Его гнев похож на снежный ком: набирает силу и увеличивается в размерах, и чем дольше катится, тем становится настолько большим, что сносит всех на своем пути. Прежде всего — меня.

Вот такие дни самые страшные. Когда я не уверена, сегодня со мной мужчина, которого я когда-то хотела, или мужчина, который убил все мои мечты.

Мне разговаривать? Мне ждать? Я хожу по лезвию ножа, боясь выбрать один из вариантов.

Кевин откусывает, и я цепенею, надеясь, что сделала все правильно.

— Я видела, что ты отремонтировал дверь в сарае.

Он что-то пробормотал.

— Выглядят замечательно.

— Мне понадобились часы, чтобы правильно повесить их. Мой дядя был идиотом, у которого руки из жопы росли. Он использовал неправильные петли, поэтому я удивлен, что дверь не упала раньше.

Его дядя и тетя были замечательными людьми, от которых он унаследовал ферму после их смерти. Без них у нас было бы даже меньше, чем сейчас. Хотя это было не то, чего я когда-то хотела. У меня были мечты. У них я жила в северной части штата Нью-Йорк и работала на винограднике. Вот почему я посещала Пенсильванию. Но потом все изменилось.

Моих родителей убили примерно тогда, когда Кевин унаследовал землю и я оказалась здесь.

Я благодарна за ферму, она дает нам доход и стабильность. Не говоря уже о том, что на ней не висит никаких кредитов, поэтому мы не унаследовали никаких долгов. Конечно, я не вижу ни копейки из того, что мы зарабатываем, потому что Кевин просто не позволяет мне совать нос в дела.

Я не знаю, насколько мы богаты или бедны. Это еще один способ для него контролировать меня.

Но сейчас у меня есть собственный доход.

Кевин даже не подозревает, что мне платят как штатному учителю.

Он считает, что я волонтер, и мне нужно, чтобы так оставалось и в дальнейшем. Примерно полгода назад я открыла банковский счет на имя Хэдли.

— Однако я рада, что ты все исправил. Уверена, что это поможет сохранить оборудование.

Кевин кивает.

— Особенно теперь, когда старый Эрроувуд сдох. Я слышал, что его мудацкие сыновья вернулись. Это все, о чем говорят рабочие. Как будто я плачу им за то, чтобы они целый день сплетничали, как те девки.

— Я уверена, что это разочаровывает. Мужчина бросил бутерброд на тарелку и осушил стакан, сидя рядом. Затем он повернулся в мою сторону, его глаза впились в меня, и я увидела, что это не сработало.

— Ты издеваешься надо мной?

— Кевин, остановись. Ты ищешь то, чего нет.

Его челюсть сжалась.

— Я устал от того, что меня все осуждают.

— Я не осуждаю тебя, я делаю тебе комплимент. Есть разница. Я не хочу сегодня ссориться, поэтому, пожалуйста, давай не будем.

Я никогда не была так благодарна, что Хэдли на улице. Если ситуация обострится, по крайней мере, она этого не увидит.

Дело в том, что Кевин всегда следит за тем, куда бьет, не оставляя следов там, где их увидят люди. А следы всегда есть, даже если их не видно снаружи.

Он делает ошибки только тогда, когда слишком пьян, чтобы волноваться о таких вещах, но на этот раз это не так.

Глаза Кевина закрываются, и я снова начинаю говорить.

— Я была доброй и знаю, что ты мне не веришь, но это правда. Ты мой муж, и мне позволено говорить тебе приятные вещи. Ты много работаешь, обеспечиваешь эту семью.

— Я недостаточно хорош для тебя, Элли.

Мы оба знаем, что это правда. — Не говори так. Это я недостаточно хорошая, — вру я. Потому что я хороший человек.

Его веки поднимаются, и под всем этим я вижу грустного и напуганного мужчину.

Это то, что раньше доставалось мне. Он всегда извинялся, был таким униженным, что я ему прощала. Я ничего не понимала, но улыбалась и позволяла ему вести себя со мной ужасно. Кевин — мой муж, он должен был быть моим защитником, моим миром, и я хотела этого больше всего на свете.

Я была настолько наивной, полной надежды и так сильно нуждалась в любви, что приняла даже эту ее извращенную форму.

— Не оставляй меня, детка.

Я захлебнулась всеми слова, которые хочу сказать, гневом, который живет во мне, и просто начала действовать. Не для моей собственной безопасности, а ради маленькой девочки на улице, которая услышит все сквозь сверхтонкие стены, если его голос поднимется хоть на тон.

Мои руки поднялись, я обхватила его щеки, и посмотрела в глаза человека, которого боюсь и ненавижу.

— Никогда.

— Хорошо, потому что я умру, Эллс. Умру, если ты уйдешь и заберешь с собой мою девочку. Я был бы никем без тебя. Я ничто без тебя. Знаю, что я облажался, но это потому, что я тебя очень сильно люблю. Если бы ты не была такой идеальной, я бы так не старался. Боже, ты мой мир.

Его лоб опустился к моему, запах водки наполнил мой нос, когда он выдохнул, и я поблагодарила Бога, что сегодня вечером Кевин грустный и сердобольный, а не ненавистный и яростный.

Я люблю свой класс. Это мое счастливое место. В этом месяце я украсила комнату всеми атрибутами Шекспира. Цитаты, фотографии, фальшивый кинжал, бутылка с водой и другие предметы, которые я пыталась достать, чтобы заинтересовать детей. В этом классе замечательные дети, главным образом потому, что учительница, которую я заменила, была ужасной женщиной. Не думаю, что она любила свою работу, детей, школу, себя, ей все было не так. И поэтому я получила преимущество.

Я сидела за своим столом и просматривала пьесу, которую мы собираемся изучать, когда услышала стук.

— Привет, Элли, ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказала миссис Саймондс, директор школы, стоя у двери.