— Можно ли было бы попросить ее дать вам показания там, где они оба в безопасности? — спросил я.

Мендоса посмотрел на нее, а затем кивнул.

— Конечно. Я попрошу заместителя Маккейба отвезти Кевина на станцию, а я подвезу вас обоих.

Элли выглядит так, будто она готова сломаться. Ее руки дрожат, и она продолжает втягивать воздух, когда двигается.

— Ты можешь стоять? — тихо спросил ее.

— Поможешь мне? — Я протянул ладони, не зная, куда прикоснуться, но она едва пошевелилась, чтобы принять предложенную помощь.

К черту это. Я наклонился и так осторожно, как только смог, взял ее на руки.

— Извини, — сказал я, когда услышал ее писк.

— Не извиняйся, спасибо. Я не думаю, что смогла бы ходить.

Я поднимаю ее, как можно нежнее прижимая к своей груди.

— Я не дам тебе упасть.

И, помоги мне Бог, я больше не позволю ему сделать ей больно.

Глава 10

Элли

Уже восходит солнце, когда я сижу на качелях Коннора на крыльце с одеялом на плечах и с чашкой чая в руках. Я онемела, это все, что могу обработать. Ничего не кажется настоящим. Это почти так, будто я оказалась в состоянии, похожем на сон, и наблюдаю за всем, что произошло, а не живу этим.

Хотя я знаю, что это неправда. Боль, которую я чувствую, пронизывающая мою грудь каждый раз, когда я делаю вдох, является доказательством.

Другая вещь, которую я чувствую, — это безопасность, или, по крайней мере, самая большая безопасность, в которой я могу быть.

Коннор был рядом со мной или в пределах видимости каждое мгновение, убеждая меня, что я знаю, что я защищена, и моя дочь тоже. Он был рядом, когда я отказалась от скорой помощи, зная, что не могу оставить Хэдли и не позволю ей видеть меня в больнице.

Он сидел на заднем сиденье полицейской машины со мной, а слезы молча текли по моему лицу. Мне было больно, да, но я чувствовала себя сломанной. Когда мы дошли до подъезда, он нежно сжал мою руку, чтобы успокоить. Я вытерла глаза и сдержала свою грусть, потому что мне нужно было снова быть сильной. Хэдли это было нужно.

Ничто не могло помешать мне подойти к ней, поэтому он убедился, что я вышла из машины и встала, прежде чем пошел и открыл дверь. Она бросилась с ужасом на лице, а затем с облегчением.

Все, что я могла сделать, это прикоснуться к ее лицу и заверить, что со мной все в порядке. Знает она об этом или нет, но она самый смелый человек, которого я когда-либо знала. Моя дочь спасла мне жизнь, и я никогда не смогу себе этого простить.

Я утешала Хэдли, как могла, прежде чем дать свои показания и позволить полиции сфотографировать мои травмы. Когда Коннор перевязывал мне ребра, он объяснил, что они понадобятся для судебного дела. Пока муж работал, я узнала, что он был медиком на флоте, поэтому не позволил медицинской помощи в Сиднее прикасаться ко мне.

Это совсем другой уровень унижения, но я была благодарна за мою способность замкнуться в себе и оцепенеть от всего этого. Я позволила Коннору делать все, что он мог, и делала вид, что я на пляже, подальше от всего этого. Я просто держала свою дочь, забыв о боли, пока она отрывалась.

Дверь открылась, и я вздрогнула, но Коннор немедленно поднял руки.

— Это только я. Пришел проверить тебя.

Я сделала все возможное, чтобы снова расслабиться на качелях.

— Я… здесь.

— Ты держишься?

Я пожала плечами.

— Не очень уверена. Я еще это все обрабатываю.

— Ты отлично справилась с шерифом Мендозой.

Я внутренне засмеялась. У меня ничего не получилось. Вся моя жизнь была серией ошибок, самой большой была попытка сбежать от прошлой ночи. Прошлым вечером я сидела там, рассказывала ему и шерифу историю, ненавидела и ругала себя, а слезы текли по моему лицу.

В этом нет ничего хорошего.

— Я не очень в этом уверена. Я была в беспорядке.

— Ты не лгала и рассказала ему все, когда тебе не нужно было. Я видел… Есть люди, которые скрывают злоупотребления, потому что так легче. Ты была храброй. Возможно, ты не чувствуешь себя так, и я уверен, что у тебя были причины не уходить раньше, но ты сильная, и Хэдли воспримет это именно так.

Я посмотрела на восход солнца, желая найти утешение в осознании того, что я дожила до него снова, но не смогла. Меня переполняет сожаление, и здесь нет ни малейшей доли храбрости.

— Если бы я была храброй, то бы никогда не позволила этому зайти так далеко. Я бы ушла после того, как он впервые заставил меня почувствовать себя слабой и маленькой. Если бы столько вещей не произошло… если бы я убежала, когда он поднял на меня руку в тот первый раз, моя дочь никогда бы не увидела синяка на своей матери или слезы, потому что он сделал мне больно.

— Легко смотреть на это с такой точки зрения, брать на себя вину или играть в игру "что будет, если", но мы делаем выбор, который считаем лучшим в данный момент. Мы все сожалеем.

Он не может это иметь в виду. Люди, которые не были в этой ситуации, смотрят на это иначе. Я слышала, как люди говорят о людях в плохих отношениях и о том, что они бы не делали этого.

Если кто-то не побывал в этой шкуре, он не может сказать, что бы делал.

Я никогда не думала, что буду иметь абьюзивные отношения, но вот я здесь.

Когда я росла, то была той умной девочкой, которая думала, что найдет мужчину, который будет к ней хорошо относиться, а если нет, то его не будет. Потом я встретила Кевина и оказалась в этих бурных отношениях, где он стал моим миром, а я стала аутсайдером в собственной истории.

Я сама виновата.

— Хотя я ценю это, но я не согласна. Я знала, что мне нужно уйти, но решила остаться и надеяться, что он изменится. Это навсегда будет за мной, потому что я очень боялась осознать, что он никогда этого не сделает".

Коннор сделал глоток кофе и грустно улыбнулся мне.

— Я не согласен с твоим несогласием. — Я тихонько рассмеялась и вздрогнула. — С тобой все в порядке? Мне бы очень хотелось, чтобы ты обратилась к врачу.

Меня проверила врач скорой помощи по имени Сидни, и я позволила это лишь для того, чтобы убедить ее, что мне не угрожает серьезная опасность. Но мой бок испытывает такую сильную боль, что я бы не удивилась, если бы у меня было треснувшее ребро.

— Я пойду завтра, когда она будет в школе.

— Мне нужно хотя бы очистить порез под твоим глазом.

— Я ценю, что ты хочешь помочь, — тихо сказала я. — Но уверена, что смогу справиться сама.

Коннор начал двигаться, чтобы упереться в перила, скрестив большие руки на груди, будто он мог бы отбить мир, если бы тот пошел на него.

— Я понимаю, что ты предпочитаешь это, но позволь хотя бы проверить твои ребра. Я уверен, что они сломаны, и хочу убедиться, что нет признаков чего-то более серьезного, особенно если ты откладываешь поход к врачу.

— Хорошо, — согласилась я, зная, что не смогу на него посмотреть или чего-то там потрогать. Черт, я едва дышу, но хочу плакать. — Я до сих пор не могу поверить, как прошла ночь. Я так… устала, но не думаю, что смогу заснуть. Все, что я постоянно вижу, это его лицо и чувствую боль, когда он ударил меня ногой".

Мы оба замолчали. Я не знаю, почему ему в этом призналась.

После нескольких минут комфортной тишины Коннор прочистил горло.

— Элли, бил ли когда-нибудь твой муж Хэдли? — спросил он без признаков осуждения, только с любопытством.

— Насколько я знаю, нет. Он угрожал… Ну, вот почему я наконец-то ушла прошлой ночью. Муж сказал, что если я попытаюсь уйти, он убьет нас обоих, и я ему поверила. Я знала, что должна была уйти.

Я знала, что еще одна ночь — это слишком много, и меня не волновало, что все идет не по плану, или что у нас нет денег или некуда идти. Я не смогла остаться больше ни на минуту. Думаю, он действительно убил бы меня, если бы ты не появился.

— Ты все сделала правильно. Жестокое обращение никогда не заканчивается. Блядь, даже если обидчик умрет, ты все равно будешь чувствовать последствия.