— Даже Сид это заметила, — сказал я ему.

Шон взорвался смехом.

— Сидни… Как там Сидни Деклан?

— Точно так же.

— Как, блядь, ты справляешься со всем этим в одиночку, Коннор?

Ты вернулся в Шугарлоуф, что и так довольно плохо, но теперь в букете появилась девушка, возможная дочь и Сидни. Черт возьми, ты скажешь мне, что Дэвни и ее парень придут на ужин?

Я улыбнулся.

— Это персонажи из твоей оперы, брат.

— Да, ну, наверное, нам всем приходится иметь дело с дерьмом, а?

— Кому-то больше, кому-то меньше.

Я не уверен, что чувствую в этот момент. Больше всего я хочу знать, моя ли Хэдли, но есть много вещей, которые могут случиться, когда этот секрет будет раскрыт. Сейчас я не ее отец.

Мне не нужно воспитывать ее. Мне нравится проводить с ней время. Кроме того, у меня есть чувства к Элли, которые невозможно объяснить.

Я люблю ее.

Я знаю это. Но понимаю, что это последнее, что ей нужно от меня услышать.

Ей не нужно слышать, что она единственная женщина, которую я хочу, и я буду ждать вечность, если это то, что нужно, чтобы заслужить ее.

Ад, через который она прошла, может занять много времени, чтобы преодолеть его. Но если я узнаю, что Хэдли моя, я не уверен, что смогу сдержаться.

Я хочу, чтобы они обе были моими.

— Я чувствую, что ублюдок знал все это… — Я признаю то, что было у меня на уме.

— Отец?

Мой отец был ублюдком, но он бы не ставил дурацкие условия в завещании. Почему он позаботился о том, чтобы мы пожили здесь?

Какое, черт возьми, это имело значение, будем мы здесь еще два года или нет? Разве что он тоже подозревал. Есть причина, почему он хотел, чтобы мы все вернулись сюда, и не просто из-за какой-то ностальгической фигни.

— Почему еще он хотел, чтобы мы жили здесь?

Шон замолкает на секунду, а потом фыркает.

— Знаешь, я в этом не сомневаюсь.

— У Деклана есть нерешенные проблемы с Сид. Ты любишь Дэвни и никогда не мог взять себя за яйца, чтобы сказать ей об этом.

Возможно, у меня есть дочь, и кто знает, какой ящик Пандоры мы собираемся открыть с Джейкобом.

— Я не люблю Дэвни. — Он пытается быть убедительным.

— Ну да, конечно.

— Она выходит замуж.

— Она бы не вышла замуж за этого идиота, если бы знала, что у нее есть шанс быть с тобой. Мы оба это знаем.

Голос Шона стал низким и полным разочарования.

— Мы дали обет.

Это правда, но тогда мы были детьми. Очевидно, дела изменились.

— Ну, у меня может быть ребенок, и если это так, обет больше не действителен.

Это еще одна вещь, с которой я борюсь. Мое слово братьям важно, но я готов вытерпеть их гнев, если это означает, что я смогу иметь ее.

Глава 20

Элли

Уже поздно, но я не могу заснуть. Я кручусь в большой пустой кровати, мой разум вращается в миллионах направлений. Я лежу в одной из старых комнат его брата, а Коннор по другую сторону стены. За последние три недели мы втроем создали странную рутину.

Каждый день я возвращаю Хэдли в наш дом, делаю что-то мелкое и пытаюсь провести там немного дольше, чем мы потратили накануне.

Сегодня она боролась больше, чем обычно. Дочь нервничала и продолжала оглядываться. Из моей сумки выпала книга, создав громкий звук, заставив ее выбежать из дома. Я не знаю, как мы вернемся жить сюда, если ей так страшно.

Тогда мои мысли начали двигаться к тому, что я, кажется, тоже не спешу возвращаться домой. Коннор был милым и вдумчивым. Он всегда играет с Хэдли и следит, чтобы со мной было все в порядке.

Кроме того, он смотрит на меня с жаром и желанием в глазах, которые посылают ток через мое тело. Как и в ту ночь, когда мы встретились, между нами есть химия, которая не утихла.

Я думаю о том, как он спит по ту сторону стены. Как это было бы, войти в его дверь вместо моей в конце дня?

Это мысль, которая меня вообще не должна меня смущать.

Я фыркаю, встаю с кровати, надеваю свитшот с открытыми плечами и направляюсь на кухню. Возможно, несколько минут прогулки помогут мне успокоиться и уснуть.

Подхожу к холодильнику, беру молоко и наливаю стакан. Я стою, положив руки на прилавок, удивляясь, когда моя жизнь стала такой.

Когда оборачиваюсь, то едва не роняю молоко, потому что вижу в темноте профиль человека, стоящего в дверях. Страх сжимает меня так крепко, что я не могу вдохнуть. Я открываю рот, чтобы закричать, но голос останавливает меня.

— Это всего лишь я, — быстро говорит Коннор, поднимая руки вверх, — Ты в порядке.

— Боже мой, у меня чуть не случился сердечный приступ.

Я подумала, что это Кевин, который ждет меня, наблюдает за мной, готовый затащить меня обратно в мой дом и закончить то, что начал.

Возможно, Хэдли не единственная, кто все еще не в порядке.

— Прости, я что-то услышал и пришел проверить. — Он зашел в комнату.

Мое сердце забилось так быстро, что я ухватилась за кувшин с молоком, пытаясь перевести дыхание.

— Меня мучила жажда, и я думала, что веду себя тихо.

Он медленно двигался, пока не стал передо мной, а потом осторожно вытащил молоко из моих тисков.

— Я все слышу. Списываю это на годы службы в армии и на привычку спать с одним открытым глазом. Я не хотел тебя напугать.

Мне бы хотелось сказать, что он меня не пугает, но во многих отношениях он меня беспокоит. Это тот человек, о котором я думаю в течение дня. Мужчина, с которым моя дочь хочет быть рядом. И если я действительно честна сама с собой, то я тоже хочу быть с ним.

Я никогда не чувствовала такой связи с кем-то, только с ним. Все чувствуется так, будто время, которое мы провели отдельно, только сблизило нас.

Это безумие.

Могут ли два человека принадлежать друг другу, даже не будучи вместе? Можно ли любить кого-то, не зная его? Я всегда верила в родственные души, и, стоя здесь перед ним, я не могу отрицать, что мы… Что-то большее.

— Я не могла заснуть, — сказала я вместо ответа на его заявление.

— Почему?

Потому что я лежала в постели, мечтая о тебе.

— Много размышлений.

В основном, из-за него, но также много мыслей было и о Кевине.

Нам назначили дату суда, и я борюсь с этим. Я не готова снова говорить о том, что произошло. Я чувствую, что наконец-то дошла до той точки, когда не проживаю каждый день то утро, поэтому испытывать все эти эмоции перед судом страшно. Не потому, что я не хочу, чтобы Кевин попал в тюрьму за то, что он сделал, а потому, что я не хочу возвращаться к тому, что чувствовала в дни после его ареста.

— Потому что мы уже знаем, когда мы туда пойдем?

Туда пойдем? Он говорит свидание? Моя грудь сжимается, и я пытаюсь понять, когда я на это согласилась.

— Пойдем?

— В суд.

Я мысленно шлепнула ладонью по лбу. Конечно, он имел в виду проклятый суд, а не нас. Мы не встречаемся, мы… избегаем наших чувств.

Сейчас я прямо таки символ психического здоровья.

— Да, я поняла, что ты имел в виду. Просто уже поздно, и я устала, но да, дата суда назначена. Я имею в виду, что у меня еще пять месяцев впереди. Постановление уже вроде готово и….

И твои губы так близко.

Я чувствую тепло твоего тела, когда ты стоишь так близко ко мне.

Одеколон Коннора наполняет воздух вокруг нас, и я вдыхаю, позволяя ему пленить себя.

— Элли?

— Что? — Я продолжаю смотреть на его губы и запоминать, как они двигаются, когда он произносит мое имя.

Медленно мой взгляд поднимается к его. Я вижу голод в его глазах, когда он смотрит на меня. Я так сильно хочу его. Не знаю, потому ли это, что мы стоим в темноте, и только серебряные лучи луны освещают пространство вокруг нас. Может быть, дело в том, что он так чудесно пахнет. А может, это потому, что я чувствую себя одинокой, когда не рядом с ним.

— Коннор? — Его имя — шепот ветра.

— Да?

Мое сердце бьется, когда я борюсь с тем, что хочу сделать, и каждую секунду мне кажется, что прошли годы, но я запрещаю себе думать. Я так много думала, и это никогда не оборачивалось чем-то хорошим для меня.