Он выглядит самым неуверенным, но этот парень самый сильный из всех нас.

— Расскажи притчу про стрелу. — Дек подавляет слова, и я закрываю глаза.

Мама. Что бы она сейчас думала о нас? Поняла бы она, почему мы все покинули это место? Видела ли она, в какой ад он нас загнал и кем мы стали благодаря его выбору?

Джейкоб отвечает.

— Если забрать слишком много пера, это приведет к тому, что стрела искривится и изменит курс, поэтому важно держаться вместе.

— Мама бы разочаровалась в нас, — говорит Деклан. — Ни жен, ни детей. Ничего, кроме работы.

— Мы есть друг у друга, — воскликнул я. — Мы всегда держались вместе, и именно этого она хотела.

Деклан смотрит в окно.

— Она хотела бы, чтобы у нас было больше, чем это…

— Да, но трудно иметь больше, когда вырастаешь в такой среде, как мы.

Голос Джейкоба тихий и полный грусти. — Мы заключили договор.

Никаких браков, никаких детей и никогда не поднимать кулаки в гневе. Она бы поняла. Она бы хотела, чтобы мы стояли друг за друга и не были такими, как он, в конце.

Может быть, так и есть. Бог его знает, на что мы надеялись. Мне хочется верить, что если она смотрит, то видит все и понимает, что ее ребята сделали этот выбор не зря. Я провел с ней меньше всего времени, но думаю, что она бы уважала мое желание защищать других.

Если мы родились от такого человека, наверное, эта тьма скрывается внутри нас.

Деклан посмотрел на Шона, брата, который был ей самым близким.

Он так и не простил себе ту ночь, когда она умерла.

— Поехали, брат. Пора поскорее лететь вперед.

Шон стукнул рукой по рулю, прежде чем пустить машину в движение и медленно умчаться по тропинке в ад.

Никто из нас не говорил. Я понимал, что не могу собраться с мыслями достаточно долго, чтобы сказать хоть слово. Везде воспоминания.

Вот забор вдоль подъездной дороги, где мы с братьями сидели и наблюдали за коровами, мечтая сбежать. Я заметил дерево с левой стороны территории, где мы сделали лестницу из обрезков древесины, чтобы могли залезть на ветки, и делать вид, что там мы в безопасности.

Отец никогда не мог туда добраться. Он всегда был слишком пьян, чтобы подняться более чем на две ступеньки.

Справа — поле для стрельбы из лука, где мы с братьями часами представляли себя Робин Гудом или другими великими людьми, которые делали правильные вещи.

Я будто услышал, как мы вчетвером спорим, кто из нас стреляет лучше, все равно зная, что это Шон. Ублюдок всегда имел лучшую форму лука и хороший прицел.

И тогда перед глазами появляется то, что когда-то называлось моим домом.

— Это как долбаная деформация времени, — комментирует Дек. — Ничего не изменилось.

Он прав. Дом точно такой же, как и когда я ушел. У него два этажа и большое крыльцо, огибающее дом вокруг, со старыми качелями спереди. Белая краска выцвела и потрескалась, а черные ставни отсутствуют на одном из окон и свисают с другого. Несмотря на то, что он выглядит так же как и тогда, это уже не тот дом, который мы четверо помним.

Я прочистил горло.

— Только сейчас это чертов беспорядок.

— Я думаю, что Старик палец о палец не ударил после того, как мы ушли. — Говорит один из братьев позади меня.

Нет шансов, чтобы мы продали этот дом за то, чего он стоит. Хотя дом никогда не был наградой, земля — вот что имеет значение.

Более трехсот акров одного из лучших угодий для скота в Пенсильвании. Здесь протекает извилистый ручей, трава для коров только премиум-класса и живописная местность.

— Как он мог? — фырчит Деклан. — У него что, не было рабочей силы, чтобы присматривать за вещами, пока он был в отключке? Я кивнул, чувствуя к нему новый тип злости. Он мог позаботиться хотя бы о ферме.

— А как насчет животных? — спрашивает Шон.

— Нам нужно будет провести полную инвентаризацию и увидеть, в какое дерьмо вляпываемся, — говорю я.

Мои братья согласились, поэтому мы распределили задачи. Время посмотреть, что еще он уничтожил.

На ферме беспорядок, это все, что я могу сказать. Это ужас. Он ничем не занимался, кроме молочного оборудования, которое ему пришлось поддерживать в надлежащем состоянии, если он хотел заработать достаточно денег, чтобы купить себе бутылку.

Но то, что он так запустил землю, в голове не укладывается. То, что могло быть наследием в десять миллионов, в лучшем случае стоит вдвое меньше. Придется очень много работать, чтобы приблизить ранчо к тому виду, чтобы хорошо его продать.

Я иду по полю слева от ручья, туда, куда приходил прятаться.

Когда мой отец впервые напился до беспамятства, мне было десять лет, и Деклан взял удар на себя и защитил всех нас, приказывая бежать и прятаться.

Я не до конца понимал, что произошло — просто мой брат, которого я любил, начал кричать, чтобы я убегал.

Так что я так и сделал.

Я побежал. Я побежал так сильно, что не был уверен, что когда-нибудь остановлюсь. Я бежал, пока в моих легких не закончился воздух. Я не останавливался, пока не оказался там, где, как думал, меня никто никогда не найдет, потому что в глазах Деклана было что-то такое, чего я никогда раньше не видел — дикий страх. Я остановился здесь, на берегу ручья, и посмотрел на домик, который построил на дереве, и где провел много дней и ночей, прячась от ада, который бушевал в моем доме.

Что за сраный беспорядок.

Это последнее место, где я хочу быть, но мне больше не от чего прятаться. Я уже не тот напуганный маленький мальчик, и в доме больше не прячутся монстры. Но я все равно чувствую пустоту в животе.

Тишина стала почти громкая, когда я стоял здесь и слушал ручей, который когда-то меня убаюкивал. Сельскохозяйственная земля красива. Я вижу сочную зелень и темно-розовый оттенок заката на небе, который освещает облака и делает их похожими на сладкую вату.

Я закрыл глаза, поднимая лицо к небу, и стал слушать звук своего дыхания.

А потом меня заставил насторожиться стук сверху.

Я оглянулся вокруг, пытаясь увидеть, что это было.

Потом принюхался.

— Есть здесь кто? — крикнул я, поворачиваясь к дереву с домиком, который спрятан высоко в ветвях.

Послышалась толкотня и стук ног по дереву. Кто-то есть там наверху. Наверное, это ребенок, потому что взрослый человек не сможет спрятаться на этой площадке. Однако, кто бы это ни был, он не отвечает.

— Эй? Я знаю, что ты там, — говорю я немного тише, стараясь звучать менее устрашающе. — Тебе не нужно бояться. Еще одно движение, а затем раздался крик, и я понял, что этот звук боли.

Я не ждал и поднялся на дерево, используя деревянную лестницу, которую мне помогли построить мои братья, чтобы я всегда мог сюда залезть.

— Я иду. Не бойся, — приказываю, не желая, чтобы тот, кто там наверху, упал с вершины дерева.

Я приблизился к домику, и увидел маленькую девочку, которая сгорбилась в углу площадки. Ее глаза широко раскрыты и полны страха. Она кажется не намного старше меня, когда я впервые спрятался здесь, но на самом деле я не так много времени проводил среди детей, поэтому не знаю, сколько ей лет на самом деле. Я знаю все о страхе и слезах, которые текли по ее лицу. Раньше я часто так себя чувствовал.

— Я не сделаю тебе больно. Ты в порядке? Я слышал, как ты плакала.

Она быстро кивнула.

— Хорошо, ты ранена?

Слеза потекла по ее щеке, и она снова кивнула, хватаясь за руку.

— Ты поранила руку? — спросил я, зная, что это так. Когда она все еще молчит, я пытаюсь вспомнить, каково это, когда тебе больно и одиноко, пока ты в одиночестве прячешься на дереве. — Я Коннор, жил здесь. Это было моим любимым местом на всей ферме. Как тебя зовут? Ее губы дрожали, и она, кажется, боролась с ответом. В конце концов ее зеленые глаза посмотрели на меня, словно ястребиные, когда девочка крепко сжала губы, давая мне понять, что не намерена со мной разговаривать.

Я сделал еще один шаг по лестнице и оперся на площадку.

— Ничего страшного, тебе не нужно мне рассказывать.