Поскольку высадка идет по алфавиту, я буду одним из первых, но наша команда наполнена ребятами у которых есть дети. Я подожду, пока они уйдут, получу выговор от командира Хансена, и пойду своим веселым путем, как это делают другие неженатые ребята.

Командир назвал мое имя, но я остался на месте. Его голос снова повысился.

— Эрроувуд! — Он посмотрел на меня, но я пожал плечами. — Господи, каждое чертово задание вы, дебилы, делаете тоже самое.

Хорошо, я назову твое имя дважды, и если ты не встанешь, то переместишься в конец очереди. Идиоты. Я окружен идиотами.

— Увидимся через несколько недель, — говорит Лиам, когда называют его фамилию.

— Я обязательно попрощаюсь.

Он бьет меня по груди.

— Попробуй этого не сделать.

После того, как названы остальные имена, я снова слышу свое.

Командор совсем не выглядит счастливым, но я вижу оттенок гордости, скрытый за его мрачным взглядом.

— Ты хороший человек.

— Эти дети хотят увидеть своих родителей.

Он кивает. — Вот твои документы. Увидимся через четырнадцать дней.

Я также киваю, беру бумаги и ухожу. Солнце ярко светит, а воздух пахнет чистотой. Когда я спускаюсь по лестнице, к моей коже не прилипает ни пыль ни грязь.

— Эй, придурок. — Я замираю на секунду, прежде чем повернуться лицом к своему брату — которого здесь быть не должно.

— Шон? — Он идет ко мне с раскрытыми руками и широкой улыбкой на губах.

— Рад видеть твою задницу целой и невредимой.

Мы обняли друг друга, стуча руками по спине.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

— Я подумал, что кто-то должен завести тебя домой после твоего последнего задания.

— Что ж, рад тебя видеть, — говорю я с улыбкой.

— Я тоже рад тебя видеть, братишка.

Я, может, и самый младший, но не маленький. Шон самый низкий из нас, но у него самое большое сердце. Иногда мне хочется быть более похожим на него.

— Знаешь, я могу разрезать тебя от задницы до шеи примерно за десять секунд, ты действительно хочешь подраться?

Он хлопает меня по плечу.

— Не сегодня, я здесь для чего-то другого.

— Да?

— Да, мы должны встретиться с Декланом и Джейкобом.

Меня наполнила щепотка волнения. Семейные встречи не для нас.

Фактически, последний раз мы вчетвером собирались вместе в день, когда я прошел учебный лагерь. У нас с братьями разница в год. Моя бедная мать родила четырех детей за четыре года, а затем потратила следующие семь, воспитывая четырех мальчишек, которые были известны своим нелегким нравом. Мы объединились и были лучшими друзьями во всяких шалостях.

Но теперь мы все развеялись по миру, и по большей части виделись порознь.

— Где мы встретимся с ними?

Шон сжимает челюсть, а потом тяжело вздыхает.

— В Шугарлоуф. Наш отец умер. Пора возвращаться домой.

Глава 2

Коннор

— И на этом — конец, — говорит Деклан, глядя на дыру в земле, где лежит гроб. Мы стоим на старом кладбище с несколькими разбитыми надгробиями, которые остались стоять после всех тех ночей с костром, когда мы вели себя как идиоты.

Здесь тихо, и воздух наполнен запахом земледелия. Пахнет немного навозом, немного дымом и большим количеством жалости. Я думал, что теперь, когда он умер, мне станет лучше, но я чувствую только гнев.

— Не полностью, — напоминает нам Шон, — Нам еще нужно понять, что делать с фермой и землей.

— Можно сжечь все до тла, — говорю я без эмоций. Из-за возвращения сюда, у меня чешется кожа. Даже когда он мертв, я все еще чувствую, будто он наблюдает, судит и готовится поднять кулаки. Блядь, я все еще чувствую, что тайны, которые мы хранили из-за него, пытаются меня задушить.

— Коннор прав. Хотя мне было бы легче, если бы старик все еще был в доме, когда бы мы его подожгли, — добавляет Джейкоб.

Я согласен. Когда-то мой отец был хорошим человеком. Он любил своих детей, свою жену и свою ферму, отдавая всем нам каждую частичку себя. А потом мама умерла, и мы потеряли обоих родителей.

Тот добрый, веселый и трудолюбивый человек, который научил меня ездить на велосипеде и рыбачить, куда-то делся. Вместо этого он стал пустым пьяницей, который использовал кулаки, чтобы выразить свою ярость.

А муж постоянно злился. На всех. На все. В основном на меня и моих братьев, за то, что мы напоминали ему о женщине, которую он любил, а Бог слишком рано забрал ее. Будто мы не скорбели о потере самой прекрасной матери, которая когда-либо у нас была.

Дек качает головой.

— Это единственное, что оставил нам этот мерзавец, а это место стоит миллионы. Здесь также развеян прах мамы. Мы будем терпеливы и продадим его. Если только кто-то из вас не захочет это ранчо.

Черт возьми.

Я не хочу ничего с ним делать. Я хочу, чтобы ранчо ушло из моей жизни, чтобы у меня больше не было причин возвращаться в Шугарлоуф.

Все остальные ворчат в знак согласия.

— Ну, нам всем придется встретиться с адвокатом где-то на неделе, а потом мы продадим эту чертову землю.

Я не сомневаюсь, что Дек уже потянул за ниточки, чтобы вытащить нас отсюда как можно скорее. Как и у всех нас, у него есть много вещей, которые он не хочет видеть в этом городе, а это станет проблематичным, если мы пробудем здесь больше дня.

Мы вчетвером садимся в машину Шона и возвращаемся к дому, но как только подъезжаем ко входу, двигатель глохнет.

Деревянные столбы, с табличкой над головой с нашей фамилией вырезанной в дереве, постарели, но все еще крепкие. Я стараюсь не вспоминать мамин голос, но воспоминание слишком сильное и слишком быстрое, и мне снова восемь лет.

— Расскажи мне притчу о стреле. Я стону, когда ее бровь поднимается, и она ждет ответа.

— Мама, пришла моя новая игра, и я хочу поиграть.

— Тогда тебе лучше ответить мне, Коннор. Так что там со стрелой?

Я сэкономил деньги со своего прошлого дня рождения, но этого было недостаточно, поэтому мне пришлось одолжить деньги на игру у Джейкоба. Он такой злюка, потому что заставлял меня выполнять его работу в течение шести месяцев, но теперь у меня есть новый "Марио". И все, что я хочу сейчас делать, это играть.

Мне неинтересна байка про стрелу.

Она останавливает машину и скрещивает руки на груди. Мама была моим любимым человеком в мире.

— Почему мы должны повторять это раз за разом? — спрашиваю я.

— Потому что это важно. Семья — это то, что имеет значение в этой жизни, без нее у тебя ничего нет. Когда переступим порог, мы вернемся домой. Мы будем с теми, кто любит нас, и это то место, мой милый мальчик, которому ты всегда будешь принадлежать.

Моя мама — лучший человек, которого я знал, и как бы я ни хотел играть в свою игру "Нинтендо" — а я действительно хочу играть — я хочу сделать ее счастливой. Мне нравится делать маму счастливой.

— Ты не сможешь выстрелить, пока не натянешь тетиву, — ворчу я, ненавидя фразу, которую она заставляет меня повторять.

Она улыбается.

— Это верно. И почему это важно?

— Мааам, — скулил я, потому что меня ждала игра.

— Не мамкай тут мне, — говорит она. — Так почему это важно?

— Потому что если ты не натянешь тетиву, ты никогда не будешь двигаться вперед, а стрела должна мчаться изо всех сил.

Ее глаза наполняются любовью и счастьем, когда она смотрит на меня.

— Верно. И тебе тоже суждено добиться успеха. А теперь пойдем в дом, чтобы проверить, не сожгли ли твои братья его.

— И я смогу поиграть в свою игру.

Мама смеется.

— Да, сможешь, но после того, как закончишь дела.

— Я не могу этого сделать, — признался Шон, глядя на грунтовую дорогу.

Один за другим мои братья покидали это место, и каждый из них снова возвращался пока я не вырос, чтобы присмотреть за мной.

Они защищали меня, но тогда я не мог этого оценить. Джейкоб отложил поступление в колледж на год, чтобы убедиться, что Шон мог играть в футбол, а я не оставался наедине с папой. Шон брал меня на игры, следил за тем, чтобы время от времени я выходил проветриться после того, как съехал Джейкоб. Деклан учился в колледже, но лето проводил на ферме, защищая меня от папиных кулаков, если это было возможно.