— Ну, тогда мы должны сделать следующие несколько месяцев чрезвычайно особенными. Давай, идем дальше.

Мы пробираемся через поле, пока она рассказывает мне о своем дне. Она немного тише, чем обычно, менее оживленная, и я ненавижу, что этот разговор притупил ее настроение. Я знаю, что если я не встану сейчас, то никогда не поднимусь с земли.

Когда дом появляется в поле зрения, волна тошноты ударяет меня, как кирпич. Все это возвращается ко мне, и я слышу звуки в своих ушах, прилив дыхания, вырывающийся из моих легких, когда он сильно толкнул меня.

Все это происходило именно здесь — у меня дома.

У Хэдли ускоряется дыхание, и я крепко сжимаю ее руку.

— Ничего страшного, мы возьмем свои вещи, а потом вернемся, но никто не сможет сделать нам больно, хорошо?

Я не уверена, пытаюсь ли я сейчас успокоить ее или себя.

Возможно, нам обоим нужно было это услышать.

— Его здесь нет?

— Нет, детка, его здесь нет.

Я ненавижу, что мой ребенок так боится, поэтому говорю себе быть той силой, которая ей нужна, чтобы дать пример и сделать шаг вперед. Используя свою решимость, я подталкиваю себя ближе к дому, в котором случился ужас всего неделю назад, и держусь за необходимость защитить Хэдли. Каждый раз я вспоминаю, что Кевин что-то у меня взял, и отказываюсь давать ему что-то другое.

Я крепче сжимаю ее маленькую руку, показывая ей, что даже если мы достигнем дна, единственный путь дальше — это вверх.

Когда мы подходим к входной двери, меня охватывает еще одно чувство страха. Я не знаю, как выглядит дом. Все, что когда-либо знала Хэдли, это идеальный дом. Я тщательно следила, чтобы все было чисто и на своих местах, чтобы Кевин не мог использовать это как повод меня ударить.

Когда я ушла той ночью, там точно были перевернутые вещи.

Черт возьми.

Я открываю дверь, которую кто-то явно заменил, и надеюсь, что все не так плохо, как я боюсь.

Тогда останавливаюсь, ошеломленная увиденным.

Все лежит на своих местах.

Фотография, которую бросили через комнату, лежит на диванном столике, как будто ее никто не трогал. Лампы, которой Кевин угрожал разбить мою голову, нет на полу, в том месте, где он ее уронил. Она стоит на крайнем столе.

Я не понимаю как? Кто заходил сюда и убирал?

Хэдли отпустила мою руку, когда заметила свою любимую куклу в углу.

— Фиби! — Она побежала на полной скорости, поднимая ее на руки и крепко обнимая. — Я могу взять ее к Коннору?

— Уверена, что он не будет против. — Я тихо улыбаюсь, чувствуя облегчение, что она преодолела свои страхи, и благодарна, что кто-то вошел и убрал беспорядок, чтобы Хэдли не пришлось видеть разрушенный дом.

Глава 18 Элли

Когда мы вернулись к дому Коннора с сумкой одежды для каждой, рядом с домом был припаркован очень дорогой внедорожник.

— Кто это, мама? — спросила Хэдли.

— Не знаю.

Мы подошли к машине, дверь водителя открылась, пара красных туфель на каблуках ударились о землю, и я улыбнулась.

— Привет, Сидни, — сказала я, подходя.

— Я надеялась, что найду тебя здесь.

— Хэдли, это мисс Сидни.

Сидни протягивает руку.

— Приятно познакомиться.

Они пожимают друг другу руки, и Хэдли смотрит на дом.

— Мне тоже приятно познакомиться с тобой. У тебя действительно красивая обувь.

— Спасибо тебе. — Голос Сидни пронизан улыбкой. — У тебя очень красивые глаза.

У меня сердце замирает, когда я думаю, видит ли она это. Если Сидни знает братьев так хорошо, как говорит, будет ли она достаточно наблюдательна, чтобы понять?

— Спасибо, мисс Сидни. Мам, я могу пойти найти Коннора?

— Я не думаю.

— Пожалуйста! Я должна помочь с сараем. Уверена, что он там. Он сказал, что как только я приду из школы, я могу помочь ему, потому что ему нужна еще одна пара рук. Вчера он выпустил кур не из той двери, и мне пришлось гоняться за ними, чтобы они зашли обратно. Нельзя позволять курам бегать, когда там пасутся коровы, — рассказывает Хэдли, как будто это общеизвестно, — Я рассказала ему это, но он сказал, что пытается переделать другие вещи, чтобы вернуться к ремонту дома. Потом мы обнаружили другую проблему с забором, поэтому он был расстроен.

— И ты не думаешь, что у него слишком много дел и ты будешь мешать? — спросила я, надеясь, что она оставит его в покое.

Сидни засмеялась.

— Я думаю, тебе следует пойти найти его и сообщить ему обо всех остальных вещах, которые сломаны.

— Ты знаешь Коннора? — В ее голосе отчетливо звучит подозрение.

— Да. Я знаю его с тех пор, как он был маленьким мальчиком, который ходил за мной, умоляя покататься на моих лошадях.

— Правда?

— Да.

Хэдли нахмуривает лоб, глядя на Сидни с ног до головы.

— Знаешь ли ты, что он мой лучший друг и считает меня своей лучшей подругой?

— Правда? Ну, ему повезло, — голос Сидни легкий и игривый, — я бы хотела иметь такую лучшую подружку, как ты, но… он встретил тебя первым.

Она кивнула один раз.

— Это правда. И он называет меня малышкой. Улыбка Сидни выросла.

— Он дал тебе прозвище?

— Да.

— Вау. Знаешь, Коннор обожает прозвища. Когда мы были маленькими, я придумала ему лучшее, и поскольку ты его лучшая подруга, я думаю, что ты должна также дать его ему.

Хэдли захлопала в ладоши и запищала.

— Правда?

— Абсолютно! Ты должна назвать его Качур. Он любил это и так бы смеялся, услышав прозвище снова! — Улыбка Сидни сказала мне, что он будет совсем не рад.

— Ладно! Можно мне уйти, мамочка?

— Кажется, да, но если ты не найдешь его в сарае, немедленно возвращайся.

— Хорошо! — кричит Хэдли через плечо, поскольку уже бежит от нас.

Сидни тихо смеется.

— Она сама очарование.

Я наблюдаю, как она бежит на полной скорости, волосы качаются из стороны в сторону, и моя грудь облегчается. Она выглядит такой беззаботной, как и должна быть. Я пытаюсь вспомнить, как давно я видела ее такой, и мне это не удается.

Конечно, она была счастлива в течение последних семи лет, но это другое. Сейчас я не вижу колебаний быть просто ребенком. Как будто она действительно нашла чувство безопасности, которое позволяет ей… быть свободной.

— Она единственное, что имеет значение для меня.

— И, кажется, она влюблена в Коннора.

Я киваю.

— У них двоих мгновенно появилась связь.

Плечи Сидни возвращаются назад, и она немного суетится. Я знаю, о чем она думает, исходя из ее комментария о глазах дочери. Если Сидни встречалась с его старшим братом, она, конечно, увидела сходство.

— Коннор хороший человек.

— Так и есть.

— Он много чего пережил. Все они, и… Вы с Коннором знали друг друга раньше?

Я сразу же ее остановила.

— Мы с Коннором спали вместе восемь лет назад, и да, я знаю, что у Хэдли его глаза… и его улыбка.

Она выдохнула.

— Я не хотела докапываться, но это было… невозможно не увидеть.

По крайней мере, для меня, потому что я влюбилась в эти глаза еще с тех пор, когда была маленькой девочкой.

Если Сидни это было так легко увидеть, я не могу не задаться вопросом, замечал ли когда-нибудь отец Коннора. Раньше он смотрел на Хэдли с легкой растерянностью, но никогда ничего не говорил и даже не намекал на это. Возможно, он знал? Возможно, поэтому он всегда был так добр к нам. Я думала, что это потому, что он одинок, но что, если он увидел сходство?

— Хочешь присесть? — предложила я. — Это долгая история.

Мы с Сидни подошли к крыльцу, и я увидела в ней тревогу.

— Этот дом хранит для меня много воспоминаний. Я не была здесь с той ночи, когда Деклан уехал. — Она полуулыбнулась. — Я думала, что если смогу избегать его достаточно долго, то это не навредит, но….

— В домах живет правда, которая никогда не умирает.

Она посмотрела на меня и пожала плечами.

— Видимо да, но любовь несомненно не умирает.

Разве это не правда?

Мы сели, и я рассказала историю о том, как мы с Коннором познакомились, и все, что произошло после этого. В этот раз мне легче рассказывать все Сидни. Я могу выговориться, а она просто слушает.